После Нуля

– Откуда ты знаешь?
– спросила она.

– Не твоё дело.
– спокойно ответил я.
– Где?

Она молчала. Я надел перчатки, одной рукой схватил её за сосок, а второй достал кинжал.

– Где?
– снова задал я вопрос.

– Не скажу.
– словно отбросив страх, ответила мне жрица.
– Лучше я буду терпеть пытки, чем предам Госпожу.

Я медленно прислонил лезвие кинжала к её груди, и так же, медленно, отрезал сосок. Она кричала, визжала, дёргалась, пытаясь вырваться, но ей это не помогало. Ухватившись пальцами за второй сосок, я переспросил её:

– Где он?

– Не скажу!

– заорала она и тут же лишилась соска второй груди.

– Где он, сука?! Где?!
– закричал я, схватив её за окровавленную грудь.
– Я отрежу их полностью! Срежу по самые рёбра! Где?!

– Там!
– прокричала она в ответ.

– Где там?!
– переспросил я, надрезая плоть у основания её груди.

– Там!
– кричала она, показывая головой вниз.
– Там, внизу!

Я убрал нож и отошёл от неё на шаг, уже понимая, куда она указывает, но всё ещё надеясь на то, что я ошибаюсь.

– Там?
– указал я ножом в сторону её промежности.

– Ты дурак, что ли?
– на мгновение, успокоившись, ответила Мизумена.
– выше, в животе.

Полностью распахнув её гимнастёрку, я увидел противное зрелище. Восемь неровных, покрытых гноем, не заросших шрама, которые были похожи на паучьи лапки, сходились к пупку, в котором было, золотое кольцо, больше похожее на браслет. Кольцо уходило глубоко в плоть, словно оно было продето сквозь мышцы живота.

– Или говори для чего он, или я вырву его из тебя.
– спокойно сказал я жрице.

– Я не знаю.
– заплакала она.
– Честно. Всё, что мы можем, всё, что умеем, мы способны делать и без него. Их вставляют нам на посвящение, но после этого ничего не меняется, хотя Госпожа говорила, что их нужно оберегать от тебя.

– Ну раз так, то я разберусь в этом сам.
– сказал я ей просовывая пальцы в кольцо.
– После того, как достану его из тебя.

– Нет, пожалуйста, не надо. Прошу тебя.
– взмолилась Мизумена, но мне были безразличны её слова.

Я упёрся ногой в её живот и дёрнул кольцо на себя. Плоть жрицы сильно оттянулась, подавшись за кольцом, но вырвать его я не смог. Из тех мест, где кольцо углублялось в живот Мизумены, потекли кровавые ручейки, перемешанные со светло-зелёным, а иногда жёлтым гноем. Я ещё дважды рванул кольцо на себя, заставляя жрицу, с каждым рывком, кричать всё сильнее.

– Ну а что, - пожав плечами, произнёс я, попробовать стоило.

Ручейки крови стали намного сильнее, а я, так и не вырвав из её тела это золотое украшение, взял кинжал и начал разрезать плоть Мизумены с внутренней стороны кольца. Когда этот главный амулет жриц Арахны, оказался у меня в руке, я, просунул в него три пальца, взяв его как кастет, и несколько раз ударил им по зубам орущей твари.

Её губы, свисая рваными лоскутами, превратились в кровавое месиво. Некогда, неестественно белые зубы, вывалились из её рта и упали на пыльную землю. Она больше не кричала. Голова Мизумены легла подбородком на грудь, а из её рта текла ярко-алая кровь, перемешанная со слюной, кусочками разодранных губ и осколков зубов.

Я подошёл к ней вплотную, вдохнув запах её крови, перемешанный с ароматом смерти, и тихонько произнёс:

– Ты спрашивала, откуда я знаю и нём?
– спросил я жрицу, вертя золотое кольцо перед её глазами.

– Мне об этом рассказал один человек, который сейчас направляется в гнездо твоей ебаной хозяйки. Он идёт туда вместе с нашей общей знакомой - Поршей, которая была дочерью моего друга. Думаешь, они везут твоей госпоже подарок, в виде крови Казимира, который был носителем Подачки? Нет. Они везут в ваше логово погибель.

Мизумена попыталась что-то сказать, но у неё не получилось.

– Не утруждай себя лишними движениями.
– сказал я ей, медленно вонзая кинжал в рану на её животе.
– Просто послушай. Отправляйся в Преисподнюю, и подготовь там местечко для своей госпожи.

Кинжал медленно полз вверх, глубоко вспарывая брюхо жрицы, а когда, наконец, лезвие упёрлось в рёбра, жизнь навсегда покинула её. После этого, я разодрал одежду с Вицирии, у которой в животе был такой же золотой браслет.

– Закончил с ними?
– спросил у меня Кривой.
– Если да, то пошли с Костей поможешь.

Я убрал, уже обтёртые от крови, золотые кольца в мошну и пошёл за Юркой. Помог ему донести тело Кости до места, где они разложили дрова для погребального костра, а потом молча стоял, глядя как язычки пламени расползаются по сухим дровам.

– А наш дом в той стороне?
– встревоженно спросил меня сын, верно указывая направление.

– Да там, а что?
– спросил я его.

Мне не было видно ту сторону, так как между мной и тем направлением, куда показывал Слава, горел высокий костёр.

– Там дым. Много дыма.
– ответил сын.

Я отбежал в сторону и взглянул вдаль, туда, где к небу поднимались клубы серого дыма. Сердце, мгновенно ускорившись, начало с бешеной скоростью разгонять кровь по моему телу, а в глазах потемнело. Я не мог видеть, откуда поднимается этот дым, но я был уверен, что это горит моя община, и как только зрение прояснилось, я побежал. Побежал быстро, так, как никогда раньше не бегал. Даже тогда, когда мы убегали от псов Тормунда, которых он спустил на нас, я не бежал с той скоростью, с которой мои ноги, несли меня сейчас. Сзади, отставая от меня всё сильнее, бежали Слава и Юрка.

Прямая - кротчайший путь. Но пролегал этот путь через несколько оврагов, мелкую речушку, а потом через две улицы частного сектора. Я перепрыгивал через заборы огородов, отшвыривал от себя хозяев домов, через ограды которых я пробегал, ломая калитки и выбивая собой двери ограды, цепляясь и раздирая одежду в клочья.

Все четыре дома нашего Лукоморья горели, обдавая меня невыносимым для человека жаром. Но в тот момент я не был человеком. Я был сгустком ненависти, сосудом, доверху наполненным желанием убивать всех, кто окажется рядом!

По обеим сторонам от меня горел огонь, но до общей ограды - бывшей дороги между нашими домами, в центре которой я сейчас стоял, огонь не доставал. Я стоял и смотрел на почти два десятка изрубленных тел жителей нашей общины, среди которых я не мог не увидеть свою жену.

Упав на землю, рядом с женой, я начал тормошить её, словно пытаясь разбудить ото сна, но у меня ничего не выходило. Я положил голову ей на грудь и заплакал. Рыдая и всхлипывая, я просил у неё прощение за то, что она погибла из-за меня.