После развода. Другая дверь
Шрифт:
– Я… кхмм, - горло стягивало как удавкой, прошлось глубоко вдохнуть, прежде чем он смог это из себя выдавить. – Прошу тебя не выставлять ту картину.
– Какую, о чем ты? – в прохладном голосе бывшей жены угадывалось удивление.
– Ту. Коробку.
Молчание. Захар не выдержал.
– Ну хочешь, я куплю ее у тебя?!
Его просто сорвало в крик. Выбесила его Наталья, выбесила! Не битьем так катаньем вынудила его влезть во все это. Признать за ней это право.
Пляяя… Как его вымораживало.
А Ксению хотелось взять за ее красивую шейку и хорошенько встряхнуть.
– За сколько ты там продаешь свои картины? Я заплачу, - сейчас он снова был самим собой и полностью контролировал ситуацию.
– Не надо, - сухо ответила Наталья. – Я пришлю ее тебе в подарок.
И сбросила вызов.
Смотрел на себя в зеркало и дышал, глубоко и шумно. Чувство, как будто дерьма наелся.
Он же знал. Знал, бл***, свою бывшую жену! Но тем лучше.
Под дверью ванной шаги.
– Захар? Кому ты звонил?
Он резко развернулся и вышел.
– Никому.
– Захар, – Ксения нахмурилась и закусила внутреннюю сторону губы. – Ты ужинать будешь?
Он не ответил, прошел мимо жены в кабинет.
И там, усевшись в кресло, вызвал Дениса. Тот ответил сразу:
– Да, папа.
– Съезди к матери и забери у нее кое-что. Прямо сейчас.
– Х-хорошо.
– Сюда привезешь.
– Я понял, - ответил сын.
А он сбросил вызов. Откинулся головой на спинку кресла и закрыл глаза.
И да, бл***. Когда Денис привез картину, он повесил в кухне. Ксения, увидев коробку с червем, пошла пятнами от злости. Но в тот момент Захару было плевать на все.
***
Теперь у Натальи было на одну картину меньше.
Но даже так, без этой, набиралось пятнадцать холстов. Да еще с Прошиными, получалось нормально. Поэтому к Миньковскому за теми своими пятью картинами она не поехала. Одной не хотелось, а Глеб все это время мотался где-то стране.
Она даже не пыталась угадать, что у него за бизнес, если требует стольких перемещений. И для кого он планировал реабилитационный центр. Кое-какие мысли были, но она молчала, расскажет сам, если сочтет нужным.
Главное, что он звонил и обещал на выставку успеть.
глава 20
Картина так и осталась висеть в кухне. Ксения ее игнорировала и после того случая с мужем на эту тему не заговаривала. Но она была в ярости.
Так извратить ее доброе намерение. Недооценила она его бывшую жену, здорово недооценила. Казалось бы, невзрачная климактеричка, тихоня с закосом под интеллигентность. Настоящая тупая овца с овечьим взглядом. А нет! Холодная рафинированная стерва, расчетливая и корыстная.
Она еще удивлялась, как это ей удавалось столько лет удерживать при себе такого мужика?! Это притом, что ничего из себя Наташенька не представляла - ни кожи ни рожи ни умения себя подать, пресная мороженая рыба.
Да очень просто. Бывшая жена всю жизнь им манипулировала!
И продолжала делать это и сейчас. Подумать только, стоит ей чихнуть, он тут же бежит ей звонить, запирается в ванной, из постели готов выпрыгнуть. Заботится, пылинки готов с нее сдувать.
Это раздражало безумно, так что
комок к горлу подкатывал.Ее и без того достало, что он срывался на ней из-за проигранного тендера. Хотелось сказать: «Какого хера? Это твои мужские проблемы, как вести дела и деньги зарабатывать. Мне плевать, что у тебя трудности. Мое дело твои бабки тратить». А тут еще и это. Теперь Захар Проничев уже не казался таким уж ценным приобретением. Но это не слишком смущало Ксению Иварцеву, она хорошо знала мужчин, и для таких случаев у нее всегда готов был план «Б».
С Захаром контактировала меньше, но наконец-то вплотную занялась его детьми. Вот где было поле непаханое. Просто удивительно, в каких питомниках выращивают таких непуганых идиотов. Однако она не спешила, действовала по отлаженной схеме, исподволь и осторожно.
А вот с Натальей, его драгоценной бывшей, она планировала разобраться всерьез. И если раньше, может быть, пожалела бы ее, то теперь собиралась в порошок стереть. Отныне только война, беспощадная и на уничтожение. Но она уже поняла, что на Миньковского в этом деле не приходится рассчитывать. Она ему прямым текстом предложила сотрудничество, а тот до сих пор никак не ответил. Трусоват, инертен, конъюнктурщик, будет выжидать.
Это тоже не слишком расстроило, Миньковский еще пожалеет. А возможностей у Ксении Иварцевой хватало. Достаточно просто пойти другим путем и задействовать другие фигуры. Так получалось даже лучше. В этом случае произошедшее нельзя будет связать с ней.
Между тем время шло, оставалась неделя до открытия выставки. Она выждала четыре дня, потом вылетела в Питер.
***
Сколько бы ни было времени на подготовку, оно всегда заканчивается. Хуже того, его катастрофически не хватает.
Вроде бы все закончили, успели. Даже Проша успел закончить свою обнаженку. Но все же надо еще оформить, чтобы было в едином стиле. Прохор просто метался в панике, на него накатывал мандраж. Застывал посреди суеты, глядя не нее и нервно сглатывая:
– Натка… вдруг провалимся?.. Вдруг не примут?
В общем, теперь еще приходилось утешать Прошу. И оформлением и упаковкой всей экспозиции тоже пришлось заниматься ей.
Наконец, за четыре дня до открытия все было готово. Вечером звонил Глеб, а на следующее утро они с Прохором выехали.
Надо представлять себе, что это было такое. Они же отправлялись целым обозом. Чемоданы, тщательно упакованные картины, над которыми надо было трястись, да еще нервный Прохор, над которым приходилось трястись еще больше.
Кое-как добрались.
Но мало было добраться, надо же было еще отвезти все холсты по адресу, где будет проходить выставка. А в Питер приехали они уже вечером, по темноте. Пока нашли, где это, пока договаривались с персоналом, что временно оставят это на ночь, а завтра придут и заберут. Потом уже без задних ног от усталости ехать в гостиницу, заселяться, пытаться ужинать, спать.
Потом утром, едва продрав глаза, снова ехать в галерею, размещать экспозицию. А там уже столпотворение, работников галереи на всех не хватает. Прохора моментами накрывает ступор. Тогда Наталья отправила его в кафетерий, устроенный там же в закутке, и занялась всем сама.