Последнее лето

– Сто тридцать.

– Ну, сто тридцать я, пожалуй, не смогу. А рублей сто - сто десять...

– Да это не важно!
– горячо запротестовала Ольга.

– Почему не важно? И это будет важно.
– Тарас Константинович поднялся.
– Значит, договорились и пока, значит, молчок. Так?

Полная смущения, с благодарно сияющими глазами, девушка кивнула.

– Ну и отлично. Заключим, так сказать, двойственный союз честным рукопожатием.
– Тарас Константинович бережно пожал Ольге руку и уже в дверях вспомнил: - За Андрея Семеновича не тревожьтесь. У него сейчас работенки - по маковку.

– Он мне говорил.
– Девушка снова смущенно зарумянилась.
– Вчера был.

Теперь настала очередь удивляться Тарасу Константиновичу.

– Это когда ж он успел?

– Да чуть ли не светать начало.
– Ольга счастливо засмеялась.
– Я с подружкой живу - так перепугал нас.

Выскочили, думали - случилось что. А это - он. Приехал, говорит, сказать, что занят очень. Тут же и умчался.

– Силен!
– Тарас Константинович одобрительно качнул головой и заговорщически подмигнул: - Председателю, если спросит, скажете - срочно, мол, вызвали.

Негоже к знакомому человеку с кукишем в кармане являться.

Из конторы он вышел с эдаким плутовским выражением на лице, легко вскочил в машину.

– По домам, Петро! Погостевали, хватит. По домам, по морям. Знаешь такую песню?

По морям, морям, морям - Нынче здесь, а завтра там.

– Знаю, что ее никто не поет, - ухмыльнулся Петр, поворачивая на людную магистраль.

– Никто не поет, а я вот пою.

– То-то и странно. Час назад рычали на меня. А теперь поете.

– Прямо уж рычал?
– засмеялся Тарас Константинович.

– А то!

– Виноват тогда, прости. У тебя выговор есть?

Бог миловал. А вам что - вкатили?

– Догадался. Третий по счету.

– Ну, так вам и надо.

– Это с какой же стати?
– притворно возмутился директор.

– У вас зарплата втрое больше, чем у меня, - рассудил Петр.
– А за что, если не секрет?

– За то, что не погноили яблок. А отдали их людям.

– Да ведь дурость же это!
– Петр возмутился, нажал на газ.
– По башке бы за такие выговора!

– Конечно, дурость. Не кипятись, а то собьешь еще кого - тогда самому по башке дадут.

– Больно вы что-то веселый - после выговора-то?

– А я после выговора дельце одно стоящее провернул!
– довольно засмеялся Тарас Константинович.

Домой он прибыл в самом добром расположении духа, еще не зная, что начавшийся с неприятностей день ими же и кончится.

Он в одиночестве ужинал, когда пришел Забнев - усталый, с черными от пыли крыльями носа и весь какой-то взъерошенный.

– Подсаживайся, Александр Федорович, - кивнул хозяин на разложенную на газете городскую колбасу, сайку и булькающий на электроплитке чайник.

– Тарас Константинович, я Игонькина выгнал.
– Забнев тяжело плюхнулся на стул.
– Подонок!

– Что?
– Тарас Константинович понимал, что главный агроном не имел права поступить так - это означало прямую подмену директора, превышение своих полномочий, но уже знал, чувствовал одновременно с холодком, коснувшимся щеки, что Забнев так именно и сделал.

– Как выгнал?

– Обыкновенно. Сказал, чтоб утром на работу не выходил. И послал еще если быть точным!

– Да рассказывай ты, что ли! Что стряслось?

– А ничего особенного. Приехал после обеда - его нет нигде. А на Горкином поле комбайн стоит - перегонять надо. Счетовод юлит, не знает, мол, ничего. У бабенок выпытал: старые дружки из района нагрянули - в "Красный пахарь" на стерлядь и махнули...

Не прерывая рассказа, Забнев машинально очнстил кусок колбасы и так же машинально, вряд ли заметив, прожевал его.

– Не поленился - съездил. Точно - тепленькие сидят. Ну, я и не сдержался - объявил! Видали бы, как ощерился. "Смотрите, говорит, зубы не обломайте, не для вас я орешек..."

– Ты с чаем давай, - засопев, посоветовал Тарас Константинович. Уязвленное директорское самолюбие его так и не взыграло, и грозно хмурился он только для того, чтобы скрыть и одобрение и восхищение. Вот что значит моложе чуть не на тридцать лет: директор тянул, осторожничал, а этот взял и рубанул!

– Молодец! Пиши докладную, с утра завтра - приказ. Хватит!

В прищуренных глазах Забнева запрыгали покаянные и лукавые бесенята.

– А район как же?

– Поставим перед фактом. Семь бед - один ответ!
– Тарас Константинович налил в стакан чай, с веселой хитринкой посмотрел на главного агронома: Слушай, Федорыч, а ты знаешь, что такое "РСВ"?

11

Быков зачем-то проверил, плотно ли прикрыта дверь, и только после этого подошел к столу.

– Тарас Константинович, вы получили приказ из треста?

– Какой приказ?
– сделав непонимающий вид, спросил директор.

– Об отмене прошлого приказа. В котором вам объявлялся выговор.

– А, получил, получил.
– Тарас Константинович похлопал ладонью по столу.

– Почему его нет на доске приказов?

Тарас Константинович нахмурился: тон Быкова не поправился ему.

– Приказ касается только меня. Бухгалтеру погрозили да не дали. Еще вопросы есть?

Быков несогласно покачал курчавой головой.

– Ошибаетесь. Приказ касается всего коллектива.

– Объясни тогда. Чем он касается.

– Тут и объяснять нечего. Была допущена несправедливость - коллектив об этом знал, возмущался. Несправедливость устранили - об этом коллективу поважнее знать. Правду в столе не держат.

– Хм, пожалуй, верно...
– чуть опешив, согласился Тарас Константинович, с любопытством и с некоторым удивлением посматривая на парторга.
– Ладно, Андрей Семеныч, - с утра вывесят.

– Тогда вопросов больше нет, - удовлетворенно кивнул Быков и ушел.

Неделю назад, в самый разгар рабочего дня, Тарас Константинович обнаружил, что заведующий гаражом уехал в город.