Последний день Славена. След Сокола. Книга вторая. Том первый
Шрифт:
Надеялись опередить франков, которые пошли наперерез. Но не получилось. Эта стало понятно, когда по узкой дороге, растянув строй, миновали густой, почти непролазный лес, и выехали в чистое поле, отделяющее их от города.
Гонец, посланный воеводой, всё же успел, должно быть, прорваться и передать предупреждение, потому что навстречу рыцарской колонне франков спешно выходили из ворот оружные пехотинцы, и тяжелые конники выгров, занимали позицию на дороге и на примороженном зимнем поле вокруг неё, выстраивались рядами, ощетинивались копьями, и прикрывали строй круглыми щитами. Построение проходило спокойно, деловито, без суеты, и при этом достаточно быстро. Сотник Бобрыня сразу определил, что воевода Веслав свои дружины держит готовыми к бою и обученными. Хотя, может быть, воинов выводил и не воевода, а сам князь, который, судя по слухам, успевал везде.
Но франки атаковать пехотинцев тоже не спешили. Они уже поняли, что сумели опередить отряд воеводы, и заняли позицию между ним и городом, зная, что сзади походную колонну вагров вот-вот подопрёт вторая франкская колонна. И потому, просто выстроившись в поле, выжидали. Положение Веслава оказалось сложным. Другой бы на его месте увёл отряд в лес, где преимущество франков хоть в какой-то мере потерялось бы,
149
Атака тяжёловооружённым тупым клином, так называемая, атака «свиньёй». Название произошло из древних германских, скандинавских и кельтских воинских магических культов. Основными считались культы: «волка» – самый древний, о котором до нас дошло мало сведений, в основном, это сказания о волколаках, полулюдях-полуволках; «медведя» – самый яркий отголосок этого культа проявился в отрядах берсерков; «кабана» или «свиньи» – самый поздний культ, при котором ударная сила войска выстраивалась, повторяя своими очертаниями кабанью голову. Так, в частности, «свиньёй», тевтонские рыцари атаковали войско Александра Невского на льду Чудского озера.
До сближения с первой колонной оставалось совсем немного, когда из-за спины отряда Веслава раздались звуки свирепых сигнальных рогов. Рыцарская конница передвигалась быстро, и догнала вагров, вынужденных замедлить ход, оставив их в середине, чуть ли не в окружении. Но Веслав надеялся на основные силы своей конницы, которая должна была бы уже занять позицию в недалёкой роще, и атаковать врага, когда это представится наиболее удобным, то есть, когда франки завязнут в сече. Здесь, возле Старгорода, погода была более морозной, чем на берегу Лабы. Подмёрзшее поле давало возможность сблизиться быстро, и вступить в бой на скорости. В этом случае, не сделав положение отряда Веслава более лёгким, засадный полк, имея численное превосходство, одновременно превратит состояние франков в угрожающее. Но, пока франки сами не начали активных действий, видимо, повинуясь команде князя Бравлина, стояли и пешие полки вагров, не вступая в бой. И даже стрельцы на стенах, имея полную возможность вести обстрел, пока не натянули тетивы. Война не объявлена, и князь не желал сам дать Карлу причину для объявления войны. Впрочем, Карлу обычно причина и не требовалась. Вернее, требовалась только одна единственная – его собственное желание, как правило, умноженное на желание его армий.
Рога задней колонны франков по-прежнему что-то трубили, вероятно, давая сигнал первой колонне, застывшей в ожидании. Веслав, не зная конкретных сигналов, принятых среди франков, и не понимая ситуацию, тоже остановил свой отряд, не решаясь атаковать прежде, чем князь Бравлин выведет пехоту полностью, и подготовит её. Хотя атаковать пехотой конников – это совершенно невероятное дело, тем не менее, пехота способна отвлечь силы первой колонны на себя.
Может быть, воевода Веслав и начал бы бой, но догоняющая его франкская колонна, в отличие от первой, не перестраивалась в боевые порядки, то есть, не разворачивалась по фронту, откровенно не желая произвести обхват трёхсотенной славянской дружины. А это, имея такое значительное преимущество, вполне возможно было сделать, и даже, более того, по всем правилам войны, сделать было необходимо. Поведение франков Веслава смутило, и заставило остановиться. Впечатление складывалось такое, что франки желали переговоров. Но переговоры, как они обычно делали, желали вести под прикрытием своей силы, чтобы диктовать собственные условия. В иной обстановке, когда уже шла бы война, когда от быстроты решений Веслава зависел бы исход сражения, и некому было бы отдать ему приказ, воевода атаковал бы франков с ходу, и постарался бы прорубить в развёрнутом строе коридор, чтобы соединиться со своей пехотой. Сейчас основной дружиной командовал не воевода, а сам князь Бравлин, тоже полководец известный. И Бравлин не послал полки вперёд, только лишь выстроив их под стенами. И не дал команду стрельцам начать отстрел рыцарей, что с высоких стен вполне можно сделать. Следовательно, у князя есть свои соображения, которые Веславу просто недоступны.
Так и замерли противники, ожидая подхода второй франкской колонны. А она приближалась быстро, ведомая высоким рыцарем с красно-синими перьями на шлеме – перьями двух королевских геральдических цветов. Но колонна двигалась не к отряду воеводы, а стороной, огибая и первую свою колонну. Один из всадников авангарда отделился от общего строя, и подскакал к Веславу, остановившись в десятке шагов. Но даже копья в приветствии не поднял.
– Где князь Бравлин? – спросил на плохом славянском языке, но не представившись, и не поздоровавшись, показав собственную неучтивость, граничащую с презрением.
– А кому понадобился наш князь? – спросил воевода специально негромко, чтобы заставить воина приблизиться. – И кто ты вообще такой, бродяга, чтобы спрашивать о нашем князе?
Но тот услышал.
– С ним желает поговорить представитель короля Карла Великого Каролинга пэр королевства граф Оливье.
– Пусть твой граф подъезжает к городским стенам. Только не со всем войском, иначе со стен его встретят стрелами, и тогда уже говорить с князем будет некому. Может быть, князь и соизволит поговорить с ним, может, не пожелает разговаривать и с твоим королём. Я за своего князя не отвечаю. Скачи, бродяга.
Воевода только ответил грубостью на грубость, и не более. Бродягами в те времена называли людей бездомных и безземельных, нищих и вообще всякий презираемый сброд – бродячих музыкантов, акробатов, поэтов и бардов.
Всадник, презрительно усмехнувшись, не попрощался, развернул коня, и ударил его шпорами, с места пуская в карьер, чтобы догнать рыцаря с двухцветными перьями. Веслав осмотрелся, заметил вдалеке, на опушке рощи, всадников в остроконечных шлемах – конницу вагров, занявшую позицию для атаки, и махнул
рукой в направлении города.– Едем…
Славяне двинулись прямо в середину растянувшейся в боевой порядок первой колонны франков. Так двинулись, словно были уверены, что франки расступятся, чтобы пропустить их. Но строй франков не пошевелился. За восемьдесят шагов воевода вынужден был остановить дружину, и дать команду:
– Сотник! Выводи вперёд стрельцов!
Русалко действовал решительно, и молодая его сотня была хорошо обучена. Стрельцы быстро заняли передовую позицию по два человека в ряд.
– Готовь луки!
Левая рука каждого из стрельцов поднялась в горизонтальное положение, словно примерившись, но стрельцы готовились, не доставая пока стрелу из тула.
Строй франков колыхнулся, будто устрашился. Должно быть, они выступили в погоню за Веславом потому, что до них доскакало несколько уцелевших рыцарей из первого отряда. Они и рассказали, как отряд был уничтожен, не успев сойтись с противником в кровавой рукопашной сече. Веслав хорошо знал, что в трусости франкских воинов и рыцарей обвинить нельзя. Они сами ищут опасность, сами желают найти достойного противника, чтобы испытать свою силу. Но, одно дело, столкнуться с воином копьё в копьё, щит в щит, меч в меч… И совсем другое, быть расстрелянным вот так, даже не вытащив меч из ножен. Это не просто обидно. Это унизительно для прославленных бойцов, дорожащих своим именем и воинской честью больше, недели своей жизнью. По крайней мере, дорожащих на словах, которые Веславу приходилось слышать часто. В действительности он встречал рыцарей разных. И отважных, и тех, кто готов был на коленях выпрашивать прощение и жизнь. Впрочем, франки не были исключением из общего правила. Так же точно обстояло дело в рядах любого другого войска, среди воев любой национальности. И никто заранее не мог знать, трус или герой стоит рядом с ним.
Но сейчас воевода Веслав, памятуя недавнюю схватку у переправы не хуже, чем франки, вопреки недавнему своему недоверию к словам князя-воеводы Дражко, почему-то был уверен, что за несколько мгновений стрельцы сотни могут расчистить коридор в рядах франков такой ширины, что ему с тремя сотнями будет совсем не трудно прорваться к своей пехоте.
Стрельцы ждали команды.
Напряжение достигло высшего накала…
Граф Оливье, хорошо знакомый с князем Бравлином Вторым по турниру в Хаммабурге, произошедшем три с половиной года назад, когда князь вагров уступил в равном единоборстве только значительно более молодому победителю турнира князю Годославу, продемонстрировав в этом поединке то, что славяне называют хрономагией [150] , но до этого успел, несмотря на солидный возраст, хорошо себя показать в схватках и с франками, и с саксами, более молодыми, но опытными турнирными бойцами, тем не менее, не устоявшими под его ударами [151] . Сам граф Оливье на этом турнире был маршалом, в схватках, по воле короля Карла Каролинга, не участвовал, но, как рыцарь, известный своим добрым нравом, испытывал к князю вагров настоящее уважение. Но тогда же, несмотря на благодушное отношение короля франков Карла ко всем участникам турнира, невзирая на национальность и вероисповедание, Бравлин откровенно не стремился к установлению с королём и его окружением дружеских отношений. Более того, он даже показывал обиженную враждебность, и гордость человека, который бывает вынужден уступить силе, но не соглашается уступить без смертельного боя.
150
Хрономагия – система воспитания и тренировки воинов, в первую очередь, князей, помогающая в бою «замедлять время», то есть, быть самим значительно быстрее, чем противник, и видеть действия противника замедленными. В настоящее время используется только при подготовки бойцов в монастыре Шаолинь в Китае. Сама система «хрономагии» усваивается под воздействием гипноза, и прививается бойцам с периода раннего детства. И, по сути своей, никакой магией не является, но является простым измененным состоянием сознания.
151
Действие первой книги.
Тогда, в Хаммабурге, и долго ещё после этого, Карл ждал от Бравлина первого жеста к сближению. Возможно, этот шаг предопределил бы и дальнейшую судьбу маленького княжества. Как вариант для подражания рассматривался заключённый договор о частичной вассальной зависимости с князем бодричей Годославом. Для Карла это был бы выгодный шаг, потому что таким договором он окончательно запирал бы Данию, лишая её выхода во внутренние европейские земли. Но у Бравлина, видимо, слишком много обид накопилось за многолетние грабежи и притеснения, и он этого жеста к сближению совершить не пожелал, хотя со всех сторон слышал постоянные намёки и даже откровенные предложения. Более того, князь сам относился к Карлу, как к постоянному врагу, а с королём Дании по-прежнему поддерживал добрососедские отношения, за что Готфрид, по мере сил, Бравлина поддерживал. Наконец, Карлу такое положение вещей надоело. И он решил с Бравлином покончить. Не объявленная заранее война, да ещё война в непривычное зимнее время года [152] – это всё было не прихотью Карла, а насущной необходимостью обезопасить свои тылы в то время, когда он подумывал о войне большой с противником серьёзным, по силе уступающим, разве что, Дании. Король намеревался будущим летом начать освобождать Европу от аваров, справиться с которыми не сумела раньше, не могла и сейчас постоянно слабеющая Византия, ежегодно выплачивающая аварам по сто двадцать тысяч солидов [153] …
152
Вообще за время своей экспансии в Европе Карл Каролинг предпринимал зимние походы только дважды. Первый из них против Аквитанского герцога Гунальда, но климат южной Аквитании позволял это совершить без проблем, а второй как раз и был походом против сравнительно небольшого, но упорного в своем сопротивлении княжества вагров.
153
По подсчетам историков, до времени своего уничтожения Карлом Великим, Аварский каганат получил от Византии более тридцати тонн золота в качестве дани.