Последний, кого ты любила

Но потом я увидел, как МакКенна борется с этим страхом. И увидел девочку-подростка, которую я снова и снова не успевал спасти. Девочку с кровью на подбородке и ужасом в глазах.

И внезапно единственной эмоцией, которую я почувствовал, была ярость. Не на неё. На ублюдка, который угрожал ей. На того, кто обещал ей насилие, после того как всю свою жизнь она уже подвергалась ему.

Я когда-то поклялся, что всегда буду рядом, чтобы защитить её. Или, по крайней мере, подбирать и утешать, когда она в миллионный раз спасёт себя сама. Но я не сдержал эту клятву. Я позволил ей уйти, потому что проще было обвинить её в уходе, чем признать, что я сам не смог за ней пойти.

— Ты права. Какого хрена? — рыкнул я. Я даже не знал, кому это обращалось — ей, себе или ублюдку, который отправил сообщение. — Кто это? Что это?

— Отдай мне телефон, Мэддокс, — потребовала она, протянув руку.

Я не отдал сразу. Вместо этого достал свой телефон и сфотографировал сообщение. Только потом вернул ей.

— Объясни мне, кто тебе угрожает, — настоял я, стараясь сохранить спокойствие и просто вытянуть из неё факты. Но внутри меня всё кипело. Мне хотелось разбить кому-то лицо.

— Это не твоё дело, — ответила она, натягивая на себя ту самую маску безразличия, которую она всегда надевала, когда её били по самой уязвимой точке.

— Это… — я помахал перед ней снимком сообщения. — Это и есть причина, по которой ты здесь? Ты бежишь? От кого? Почему? Что ты могла сделать в больнице, чтобы заработать такую угрозу? В курсе ли об этом руководство? Что говорит полиция?

Я звучал, как Мила, выпаливая вопросы один за другим. Но сердце бешено колотилось, а в груди гудела боль. Внутренний инстинкт бей или беги уже определился: я собирался ломать двери и крушить всё, что мешало мне разобраться с этим в Калифорнии.

Она тяжело опустилась на стул, упёрлась локтями в стойку и закрыла лицо руками. Она выглядела… сломленной. Потерянной. Такой же, как в первую ночь, когда я увидел её плачущей в машине. Я хотел это исправить. Мне нужно было это исправить. Все эти годы назад, как она сама сказала, я не боролся за неё. И рядом не оказалось никого, кто мог бы её защитить. Жених-уродец бросил её так же легко, как когда-то я.

Я шагнул ближе и осторожно положил руку ей на спину. Она вздрогнула.

Раньше она так делала каждый раз, когда кто-то прикасался к ней. По крайней мере, год после того, как я впервые нашёл её в сарае. Но потом она привыкла ко мне. Мы сталкивались случайными прикосновениями, и она даже начала касаться меня в ответ.

А когда мы, спустя девять лет после нашей первой встречи, наконец поцеловались, она ни секунды не сдерживалась.

Теперь же… кто знает, когда её в последний раз кто-то держал. Любил. Ценил.

— МакКенна, — тихо сказал я. — Пожалуйста, скажи мне.

Она оторвала руки от лица и посмотрела на меня.

— Я сделала правильный выбор, и это разрушило всё, — прошептала она.

Глава 23

MCKENNA

Мэддокс выглядел таким сильным, таким уверенным, словно мог без труда взять весь мой мир на свои плечи и даже не почувствовать этого как бремя. А ведь я всю жизнь была обузой. Сначала для мамы, потом для него и его семьи. И уж точно для Керри — я почти не вносила вклад в наши общие расходы, в то время как у него был трастовый фонд и родители, которые ежемесячно пополняли его счёт. Конечно, я бы никогда не жила в той дорогущей квартире, которую он выбрал, если бы не была с ним. Но всё равно — я не тянула свою часть.

Единственное место, где я действительно несла свою ношу, — это отделение неотложки. Там я не была обузой. Я была защитником.

Но то, как сейчас смотрел на меня Мэддокс… Будто он хотел — нет, нуждался — в том, чтобы помочь мне. Чтобы нести этот груз вместе со мной. Чёрт. Это развязало внутри меня какой-то узел, который я сжимала годами. Может, всю жизнь.

Этот взгляд — как будто я важная, как будто я достойна любви — заставил меня сломаться.

Слова вырвались из меня в один миг. Лейтон. Опека. Отстранение с сохранением зарплаты. Сообщения, которые я не могла доказать, что были от доктора Грегори. Всё это лилось потоком, а его лицо становилось всё мрачнее, челюсть всё сильнее сжималась, пока мне не показалось, что она вот-вот сломается, и мне придётся её фиксировать.

— Ты не обязана просто принимать это, — сказал он тихо, когда я наконец замолчала. — Есть способы выяснить, в каком магазине он купил предоплаченные телефоны, если он их использует. Мы можем достать записи с камер наблюдения. В крайнем случае, ты можешь подать на него запретительный ордер.

Я уронила голову на сложенные на стойке руки.

Одна только мысль обо всём этом — о подаче жалобы, о разбирательствах, о попытках прижать его к стенке — казалась мне слишком тяжёлой. Всё, чего мне хотелось, — это спрятаться, как я делала в детстве, когда мама приходила в настроении.

Сарай через дорогу был для меня убежищем несколько лет, пока она его не обнаружила. Потом был церковный подвал, забегаловка Тилли. А потом я смогла тайком звонить Мэддоксу с телефона, который хранила выключенным, спрятав за потолочной плиткой в своей комнате.

— Дай мне помочь тебе, — тихо сказал он, садясь на стул рядом и наклоняясь ближе, пока наши лица не оказались почти на одном уровне. — Это не как в детстве, МаК. У меня есть ресурсы. Есть вещи, которые я могу сделать, чтобы заставить этого ублюдка оставить тебя в покое.

Наши взгляды встретились, и я задумалась: как, даже спустя столько лет, он всё ещё мог читать меня? Мог чувствовать мои мысли и эмоции.

Он говорил, что Мила эмпат. И хотя между ними не было ни капли общей крови, я задумалась: а не переняла ли она это от него? Потому что он всегда чувствовал глубоко. Всегда нес мою боль наравне со мной.

В восемнадцать он был прекрасной душой. Сейчас же он был великолепным мужчиной. Я чуть подалась вперёд, соединяя наши губы.

Простое прикосновение, которое должно было стать спасибо. Спасибо не только за то, что он предлагает помочь мне сегодня, но и за все те разы, когда он вытирал кровь с моего лица, прикладывал лёд к моим синякам, помогал мне хоть на несколько часов забыть, насколько дерьмовой была моя жизнь.

За то, что подарил мне своё сердце, даже когда я растоптала его, не зная, как удержать его и при этом сбежать.

Рука, которая лежала у меня на спине, скользнула вверх, запутываясь в волосах. Поцелуй перестал быть просто спасибо и превратился в грохочущую, неукротимую жажду. Я провела языком по краю его губ, и он открылся для меня, позволяя исследовать медленно, нежно, стараясь отдавать, когда всегда только брала. Он застонал, резким движением притягивая меня ближе, его руки обхватили мою талию, вжимая наши тела друг в друга. Его пальцы скользнули под мой тонкий хлопковый топ, и моё тело отреагировало волной мурашек, словно каждая нервная клетка жаждала его прикосновения. Его ладонь накрыла мою грудь, и он резко вдохнул, его губы касались моих, когда он пробормотал:

— Ты когда-нибудь носишь лифчик?

Я усмехнулась.

— Редко.

— Господи…

Он стянул мой топ через голову, и я позволила ему. А потом он просто смотрел. Медленно провёл пальцами по моим затвердевшим соскам, очерчивая круги, и прошептал:

— Прошли годы, а я всё ещё вижу эти груди в своих снах.

Он наклонился, проводя языком по одному, в то время как его пальцы ласкали другой. Моё тело содрогнулось. Мне не нужно было много, чтобы потерять контроль.

Я перекинула ногу, оседлав его, притягивая ещё ближе, мои пальцы впились в его волосы. Мои бёдра двинулись в такт с его, трясь о твёрдую длину под молнией его формы, тонкая ткань моих йога-брюк была единственным барьером между нами. Из меня вырвался приглушённый стон.