Последний Персидский поход

Подойдя к столику, он выставил из сумки две бутылки «Столичной» по 0,7 литра:

– Я решил взять сразу две, - пояснил Расим, - чтобы потом еще раз не гонять.

– Молодец!– одобрил Боев. – Хвалю за сообразительность и смекалку!

– Служим Советскому Союзу! – вытянувшись по стойке «смирно», с серьезным лицом отозвался смекалистый «переводчик».

– Да не ори ты! – поморщился Евгений. – И так башка раскалывается! Тащи закусь! И скажи Джумаеву, чтобы селедочки покромсал. И лучку побольше!

Расимка скрылся за дверью.

– Оставайся! – снова обратился Боев к Николаю, – Завтра к вам комиссия полетит, я тебя к ним определю. Успеешь ты еще по горам наползаться. Или по любимому личному составу соскучился?

Кирпичников вздохнул.

– Именно. Я звонил утром, мне сказали, что мои чего-то там оттопырили, а что конкретно – не говорят. Так что – прошу извинить.

– На дорожку-то хоть дернешь?

– Шутить изволите? Мне сегодня с комбатом объясняться. У него нюх, как у бобра. Те, говорят, за километр перегар чуют.

– Пообедаешь?

– Аппетиту нету, - поморщился Кирпичников. Не купированный поутру похмельный синдром к обеденному времени достигает своего апогея, Во всяком случае, есть точно не хотелось, а, скорее, наоборот. Проще говоря, его подташнивало, - Чайку вот, пожалуй, выпил бы.

Евгений снял трубку полевого телефонного аппарата и крутанул ручку.

– Расим! Организуй быстренько чай! Да, на всех! Давай! И к чаю что-нибудь. Что? И закуску тоже тащи.

Евгений отмотал кассету в магнитоле назад и прибавил уровень звука. По «бочке» опять загремела, словно солдатские сапоги, ритмичная и суровая мелодия “You’re in the Army Now”.

Кирпичников снова убавил звук.

– Ты же говорил, что у тебя голова болит.

– От этого - не болит. От этого она поправляется.

Появился Расим с подносом, как заправский официант. На подносе угнездились чайник, тарелочки с селедкой, нарезанными салом и салями, маринованными огурцами и хлебом. Уместилась там и вазочка с печеньем и конфетами «Белочка».

– Символично,– сказал Кирпичников, беря одну конфетку, – Если так будем жрать, то «белочка» нам гарантирована.

– Так мы же не каждый день! – возразил Боев, – А снимать стресс в наших условиях время от времени просто необходимо, это тебе любой доктор подтвердит, - он начал откручивать крышку «сабониса».

Водка забулькала в стаканы, его и Наденьки.

Кирпичников налил себе чаю.

– Ну, за нас с вами, и за хрен с ними! – Евгений чокнулся с Надеждой и другом-Коляном и, по Веничке Ерофееву, «немедленно выпил». Закусив полстакана «Столичной» половинкой конфеты,

Наденька, привстав, жеманно сказала:

– Ой, мальчики, я вас оставлю на минуточку.

Боев в ответ хлопнул ее по заднице. Когда она вышла, он совершенно трезвым голосом сказал кирпичу, прожевав кусок селедки:

– Между прочим, пока ты там, в Союзе, женихался, ваши бойцы прихлопнули крупную банду, рыл на сорок. Одного взяли живым и с утра сюда, в госпиталь, прикантовали.

– Много дырок?

– Куда там… Ни одной! Компрессионная травма позвоночника, переломы рук и ребер, многочисленные ушибы и порезы. Общая контузия. Пока без сознания, но эскулапы говорят, что жить будет. В общем: были б мозги – было б сотрясение.

Николай полез за сигаретами.

– Кто ж его так отмудохал?

– Ваши. А дальше работать с ним поручили мне. По нашей линии.

– А что, есть и другие линии? – насторожился Кирпичников.

– А то, как же? Примчался тут «особняк» из вашей бригады. Этот, косоглазый, как его?

– Майор Каримбетов,– подсказал Коля, брезгливо поморщившись.

– Точно. Ты его, часом, не встретил?

– Нет, слава Богу. Ему-то какого хрена надо? – удивился Кирпичников, – ГРУ клиента взяло - значит, он наш. Или очень крупная шишка попалась?

– Круче. Это вообще не душман!

– А кто?

– Стопроцентный европеец. Як прочухается, так и спытаем: откель это его снесло на ридну Афганщину. У этого красавца и денег немеряно и фотокамера «Минокс». В паре с ним еще телеоператор… Был.

– В чем шухер–то, не врублюсь?

– А то, что «Миноксы», мил человек, духам без надобности, это чисто шпионский прибамбас: документы фотографировать. На горизонте отчетливо нарисовались ослиные уши империалистических разведок. Теперь понятно, почему особисты засуетились?

– Угу… И что особисты? – заинтересовался Кирпичников.

– Да ничего… Прилетел ваш косоглазый бабай, стал требовать, чтобы ему немедленно отдали пленного, - пожал плечами Боев,– Ему по-хорошему растолковали, что трогать того с места никак нельзя - в окочурку сыграет. Там вообще, охрану нашу выставили, так он пытался ее своей заменить.

– Заменил?

– Не дали.