Последний секрет на троих

– Шантажировать? – Приятельница наморщила лоб, пытаясь вспомнить хоть что-то за время их долгого общения. Но тут же отрицательно замотала головой. – Нет, не думаю. Настя любила деньги, но не настолько, чтобы рисковать службой, жизнью…

Но кого-то она вольно или невольно заставила нервничать – настолько, что ее решили убить. Мелихов, как и Осипов, не верил в случайность появления машины именно в ту самую минуту, когда там проезжала Настя. Внезапное появление и такое же внезапное исчезновение – это не случайность!

Это убийство. И он это докажет. И найдет убийцу Насти.

Глава 12

Свой выходной день она решила посвятить ничегонеделанью. Просто лежать, смотреть в окно, за которым снова разыгралась непогода, и ни о чем таком не думать. Ей хватило рабочих будней рядом с Мелиховым. Надумала столько всего!

Ее мысли забрели даже в том направлении, которое было запретным. Соне вдруг стало казаться, что Женя смотрит на нее со странной смесью вины и ненависти. Словно он жалел о том, что не она оказалась на месте Насти. Жалел и мучился угрызениями совести от этого.

Она гнала от себя эти мысли, но они возвращались в момент появления в кабинете Мелихова. Сомнения задирали голову, стоило Мелихову посмотреть в ее сторону. Вчера ближе к концу дня она не выдержала и сказала:

– Я не виновата, Женя.

– В чем? – Он замер, не поднимая на нее взгляда.

– В том, что ее не стало. Я не виновата! Она погибла не по моей вине.

– Не мели вздор, – произнес он со странной усталостью.

И тут же засобирался: выключил компьютер, убрал оружие в сейф, собрал бумаги на столе, сунув их в ящик стола.

– Никто никого не обвиняет, тебя особенно, – произнес он после сборов.

– Но ты каждый раз так смотришь… – Она почувствовала, что ее губы задрожали. – Настя зачем-то ехала в Затопье. Зачем? Если ты думаешь, что встретиться со мной, то меня там не было. И с кем она могла там назначить встречу, я тоже не знаю. Николаев сказал, что не связывался с ней и…

– Ты! – вдруг заорал Женя не своим голосом. – Ты обсуждала Настю с Николаевым?! Да как ты! Как ты посмела?! Кто тебе позволил?!

Она остолбенела. Это было грубо, это было противоестественно. Она могла и имела право говорить о гибели Насти с кем угодно. И запретить ей никто не мог. Да и с Николаевым особой беседы не сложилось. Он по-прежнему вел себя с ней настороженно. Она все еще была у него в черном списке, догадывалась София.

С ней никто больше не разговаривал о гибели Тонечки. Не посвящал в ход расследования. И Конев, странно, о ней тоже будто забыл.

Нет, он прислал ей список из нескольких кандидатур на конкурсного управляющего бизнесом Тонечки. И пометки возле каждой фамилии сделал. Она отправила этот список помощнице Тонечки с просьбой выбрать по своему усмотрению.

– Вам с этим человеком придется работать, – ответила София на недоуменные вопросы помощницы. – Мне все равно.

– Это большая ответственность… Вдруг этот человек погубит дело всей жизни Антонины Ивановны? Не лучше ли вам, София, самой…

– Я погублю ее дело быстрее, – перебила ее Соня и отключилась.

Вчера на почту ей пришел приказ о назначении одного из кандидатов. Она отнеслась к этому равнодушно. Ей было все равно, кто и чем станет управлять после Тонечки. Ей было не все равно, что Тонечки не стало!

София не давала самой себе никаких клятв, что непременно найдет убийцу сестры. Но она его искала! Может быть, ее действия были не совсем профессиональны. Она по большей части говорила с сельчанами в частном порядке. Без протоколов, под запись видеокамеры и пристальных взглядов в рабочем кабинете. Она просто говорила с людьми, которым долгие годы Тонечка давала работу, помогала их семьям и детям.

Говорила и убеждалась, что большинство из них горюют о ее смерти. Большинство, но не все.

– Все мало ей было! То один завод поставит, то второй! То маслобойню, то пекарню! Куда такие деньжищи-то? Вот не стало ее и кому все?..

– Жаба! Противная жаба!..

– Обобрала всех в девяностых, сука! За это и поплатилась!..

Недовольных было немного, но они имелись. И следствию стоило присмотреться к ним пристальнее.

– Может, мне все село закрыть до выяснения? – возмутился Николаев, когда она позвонила ему и попыталась рассказать. – Я охранников со шлагбаума закрыл на семьдесят два часа, проблем с руководством не обобрался…

Про охранников она слышала. Ей рассказывали, что парни останавливали на въезде Кулакова-младшего за несколько часов до его гибели и он светил им сумками с деньгами. Сумок, даже намека на их останки, после пожара в доме не обнаружили. Значит, их забрал тот, кто за ними пришел. Забрал и убил Станислава. Вернее, сначала убил. Потом забрал деньги. И поджог дом.

Кто это мог быть? Тот, кто знал о существовании этих сумок с деньгами. И охранники совершенно справедливо были взяты Николаевым под подозрение. Но он их выпустил через семьдесят два часа.

– Мне нечего было им предъявить, София, – вполне миролюбиво попытался он закончить разговор с ней по телефону. – Я не нашел ничего, что доказывало бы их причастность.

– Может, они кому-то сообщили той ночью о приезде Кулакова?

– Мне об этом неизвестно. Они молчат.

– Может, звонили кому-то? Ты проверил их звонки той ночью?

– Поучи еще меня работать, старлей, – фыркнул Николаев. – Первым делом проверил их телефоны. Ничего необычного. Долгие беседы до полуночи с женами. Охраннику Мокрову звонил отец часов в десять. Тогда еще никто не видел Кулакова. И привязать этот звонок к делу не получится. Никаких сообщений ни в соцсетях, нигде. Все чисто. Даже в облаке. Все проверили. Мы хоть и не московские, но дело свое знаем.

– Никому не звонили. Никуда не уходили. Как же тогда убийца узнал о приезде Кулакова? Следил за ним?

– Возможно.

– А его дед? Точно не мог ничего такого сотворить?

– Мы проверили его, София. Ну чего ты опять? – уже с обидой воскликнул Николаев. – Ночью он лежал под капельницей. И соседи по палате подтверждают. И внука он очень любил. Даже в ссоре не поднял бы на него руку, а уж тем более ружье.

– Да… Совершенно очевидно, что мотив убийства – деньги. Слышала, что никаких следов больших кожаных сумок на пожаре не нашли?