Последний секрет на троих

– Что с вами, Илья Федорович? – задала она вопрос вслух. – Вы как-то сдали, что ли… Вы здоровы?

– Выздоровел на днях. Сначала сильно заболел, а потом выздоровел.

– Что-то серьезное? – проявила она вежливость, оттащила от стола стул, села на него у кухонной двери. – Что говорят врачи?

Он помолчал, словно раздумывая: рассказывать ей или нет.

– Я заболел из-за Конева, если быть честным.

– В смысле? – нахмурилась Соня. – Он вам угрожал? Чтобы вы рассказали ему обо мне?

– Нет. Не угрожал. И про вас я ему ничего такого не рассказывал. Только правду. Что я в силу знакомства с вашей сестрой просто помог вам избавиться от детских страхов. И все! А он… Он перед тем, как уйти, сказал мне, что ими было установлено лицо, совершившее поджог моего дома вместе с картотекой.

– Да? И кто же это?

– Тоня, ваша сестра.

– Да ладно! Что за бред? Зачем ей это? Как Конев это объяснил?

– Что таким образом Антонина пыталась уничтожить вашу историю болезни. Чтобы никогда никакая информация не всплыла и не навредила вашей карьере.

– И вы поверили?! – ахнула Соня, глядя на измученного старика широко распахнутыми глазами. – Поверили! И переживали! Илья Федорович, вы… Ну просто слов нет! Зачем ей поджигать картотеку, она могла просто попросить вас об этом, и вы отдали бы ей мою больничную карточку. Вы же любили ее!

– Я не поверил. Честно, поначалу не поверил. А потом вдруг начал вспоминать. Да, Тоня просила у меня вашу карту. А я все мешкал и мешкал. И накануне пожара она приходила ко мне. Меня дома не было. Одна домработница. И Тоня приезжала. И ждала меня в гостиной какое-то время. Это со слов домработницы. И мне стало казаться, что Конев прав. И мне сделалось так больно! Я совсем забросил себя. Свою жизнь. – Давыдов вдруг закрыл глаза ладонью, всхлипнул. Заговорил глухо, с надрывом. – Я перестал бриться, ходил по саду босым. И все жалел и жалел себя. Чувствовал себя преданным. Рылся в памяти, вспоминал наши с Тоней лучшие дни, и болело еще сильнее. Неужели все было фальшью, думал я. Все наши чувства были фальшью?..

Неожиданно Соня почувствовала сочувствие. Предательство бьет больно. Она об этом знала. Только гибель Тони сумела как-то нейтрализовать боль от разрыва с Мелиховым. Иначе ей было бы очень худо.

– Что вас излечило, Илья Федорович?

Незаметно от него она написала Мелихову сообщение, что задержится по личной причине. Тот ответил коротким «ок».

– Тот же Конев, мерзавец, – встрепенулся Давыдов.

Достал из кармана льняного пиджака носовой платок, вытер лицо, деликатно высморкался, извинившись.

– Явился ко мне с молодым майором. Начал приставать с расспросами. А потом, перед самым своим уходом, признался, что наврал мне. – Он свернул платок и сунул в карман. – Не дословно, конечно, что-то про ошибку в следствии. Но я понял, что все его слова с самого начала были, как это принято сейчас говорить, разводом. Редкий мерзавец.

Соня не могла с ним не согласиться. Но разумно промолчала.

– Вы здесь затем, чтобы рассказать мне об этом?

Соня нетерпеливо посмотрела на часы.

– Не совсем, София. Хотя и за этим тоже. – Давыдов сел ровнее, поправил лацканы дорогого пиджака. – Конев с майором Николаевым явились ко мне из-за номера телефона.

– Из-за какого номера телефона? – сразу насторожилась она.

– Какой-то охранник на шлагбауме в Затопье звонил на этот номер перед тем, как кого-то там убили и подожгли дом.

– Охранник – Сергей Ломов, – быстро среагировала она. – Он со своим напарником в ночь убийства Кулакова пропускал того через шлагбаум. И сразу после этого он позвонил на номер телефона, проговорил почти четыре минуты. А майору Николаеву сказал, что ошибочно набрал какой-то номер. Но, я думаю, он врет.

– Врет, – согласно кивнул Давыдов.

– А почему из-за этого номера к вам явился Конев с Николаевым? Он ваш? – Соня не дождалась ответа и предложила развернутую форму вопроса: – Эта сим-карта с данным номером принадлежит вам?

– Да, – все же ответил Давыдов.

– И о чем вы говорили с Ломовым, когда он позвонил?

Порезанные от неаккуратного бритья щеки Давыдова побледнели.

– Он не звонил мне. Потому что вот уже несколько лет я не пользовался этой сим-картой.

– Вы так и сказали Коневу, когда он задал вам тот же вопрос?

– Почти так. Я немного исказил действительность.

– В чем различие?

– Я сказал им, что давно не пользовался этим номером, потому что потерял этот телефон.

– А на самом деле?

– А на самом деле… – Он поднял на нее больные глаза. – На самом деле эту сим-карту вместе с телефоном я отдал Тонечке.

– Зачем? У нее своих было три телефона.

– Совершенно верно. И один из них принадлежал мне. Но я не стал рассказывать об этом Коневу и его молодому помощнику. Я просто сказал, что потерял его. Они же не могут этого проверить теперь. Не так ли?

Соня опустила голову и задумалась.

Ломов соврал. Сразу после того, как в Затопье приехал Станислав Кулаков, он позвонил Тонечке. Зачем? Доложил о странном госте с горой наличных? Или просто позвонил, чтобы сказать, что дежурство идет нормально?

– Этот парень – охранник, он соврал следствию. Он звонил в ту ночь Тоне. Но почему-то скрыл это. Почему?

– Я не знаю, – пожала она плечами.

– Ну, я думаю, что вы со всем этим разберетесь. И именно по этой причине я здесь, София. Я не хочу, чтобы имя Тонечки полоскали всякие там Коневы! – Давыдов встал, одернул пиджак и двинулся в прихожую, на ходу рассуждая: – Таким, как он, только дай повод: пойдут развивать идею. Спишут на нее все, что можно! Обвинил же голословно ее в поджоге? Обвинил! Потом от слов своих открестился, но сначала-то – обвинил! Я уверен, что вы со всем разберетесь, София. Кроме вас некому найти убийцу Тонечки…

Глава 20

Сергей собрался вскопать землю в палисаднике у матери. Она давно просила. Ему то некогда, то неохота было.

– Мог бы и не приходить, – обиженно надула она губы, когда он утром явился к ней сразу после смены. – Уже все сроки прошли. Чего мне теперь тут сажать?

Но за лопатой в сарай сходила. И четко определила границы, где ему следует копать, а куда нельзя соваться ни коим образом.

– Тут у меня уже посажено. Многолетники. Вот-вот взойдут… – Мать подала ему кружку парного молока. Вгляделась. – А ты чего это такой хмурый, сынок?

– Устал, – буркнул Сергей и взял из ее рук кружку.

– Устал, не приходил бы, – сразу принялась она его жалеть. – К вечеру выспался бы и пришел…

Вечером его бы жена не отпустила. Та очень ревностно стерегла каждую его свободную минуту. Сейчас она на работе, отследить его перемещения по Затопью не может. И его дурное настроение не увидит. Это матери можно наплести. Жена сразу поймет, что хмурый он не от усталости, а по какой-то веской причине. Обычно-то он редко хмурится. Он добрый, миролюбивый и позитивный. Так она его характеризует всегда. Особенно, когда ей надо что-то у него выпросить.