Последний взгляд

–  Что ж, мне пора.

Они не стали меня удерживать. Миссис Шеперд пошла со мной до двери.

–  Ну как, не зря потратили время, узнали, что вам нужно?

–  Кое #8209;что узнал. Вы не можете сказать мне адрес дочери мистера Роулинсона?

–  Конечно, сэр.
– Она продиктовала мне адрес, здесь же, в Пасадене.
– Только не говорите ей, что адрес вам дала я. Миссис Элдон Свейн меня не больно жалует.

–  По #8209;моему, вы от этого не слишком страдаете, - ответил я.
– Скажите, Джин Траск приходится дочерью миссис Свейн?

–  Да. Неужто и Джин тут припутана?

–  Увы, это не исключено.

–  Вот жалость #8209;то! Я ведь Джин помню еще невинным ангелочком. Они с моей дочкой так дружили - водой не разольешь. А потом рассорились, - тут она сообразила, что сболтнула лишнее, и прикусила язык.
– Я и сама что #8209;то слишком разболталась, того и гляди, накличу беду.

Глава 11

Луиза Свейн жила в бедном районе неподалеку от Фэр #8209;Оукс, на полпути между Старым городом и гетто. На углу, под фонарем, на выхваченном из тьмы пятачке, копошились ребятишки всех оттенков кожи.

Над дверью оштукатуренного коттеджа миссис Свейн горел фонарь поменьше, у обочины перед домом стоял фордовский «седан», он был заперт. Посветив фонариком, я прочел паспорт: машина была зарегистрирована на имя Джорджа Траска, проживающего в Сан #8209;Диего, Бейвыо #8209;авеню, 4545.

Записав адрес в книжку, я вытащил контактный микрофон и обогнул оштукатуренный коттедж по бетонной тропке, которая при необходимости могла служить и подъездной дорожкой. Под проржавевшим навесом стоял допотопный черный «фольксваген» с помятым крылом. Укрывшись в тени навеса, я встал под забранным жалюзи окном.

Микрофон мне не понадобился. Я и так отчетливо слышал голос разъяренной Джин.

–  Я ни за что не вернусь к Джорджу…

–  Послушай моего совета и возвращайся к нему, - отвечала более сдержанно женщина постарше.
– Джордж тебя еще любит, он сегодня ни свет ни заря приехал справляться о тебе, но так будет не вечно.

–  А меня это ничуть не трогает.

–  И напрасно. Потеряешь его и останешься одна, а пока этого не испытаешь, не понять, что такое одиночество. И не думай, что я возьму тебя к себе.

–  Да ты хоть на коленях умоляй, я у тебя жить не стану.

–  Этого ты не дождешься и не рассчитывай, - сказала сухо женщина постарше.
– У меня и места, и денег, и сил только #8209;только на себя хватает.

–  Какая ты жестокая, мама.

–  Я? Что ж, такой меня сделали ты и твой отец. Когда #8209;то я была другой.

–  А #8209;а, ревнуешь!
– Теперь в голосе Джин сквозь горечь и ярость пробивалось торжество.
– Ревнуешь меня к отцу. Теперь мне ясно, почему ты подсунула ему Риту Шеперд.

–  Ничего подобного. Рита сама вешалась ему на шею.

–  А ты ей помогала. Ты все это подстроила.

–  Уходи, - сказала женщина постарше.
– Уходи, пока ты не наговорила бог знает что. Тебе уже под сорок, и я не отвечаю за тебя. Скажи спасибо, что у тебя есть муж, который может и хочет о тебе заботиться.

–  Я его не выношу, - сказала Джин.
– Разреши мне остаться с тобой. Я боюсь.

–  И я боюсь, - сказала ее мать.

– Боюсь за тебя. Ты ведь опять пьешь, верно?

–  Да, я выпила самую чуточку в честь праздника.

–  Что еще у тебя за праздник?

–  А тебе ведь интересно узнать, правда?
– Джин замолчала.
– Я тебе скажу, если ты хорошенько попросишь.

–  Если тебе есть что сказать, говори. Не тяни.

–  Раз так, я тебе ничего не скажу, - сказала Джин тоном ребенка, любящего трепать нервы.
– Разузнавай сама.

–  Я уверена, что и разузнавать #8209;то нечего, - сказала мать.

–  Ах вот как? А что бы ты сказала, если б узнала, что папка жив?

–  В самом деле, жив?

–  Ей #8209;ей, - сказала Джин.

–  И ты его видела?

–  Скоро увижу. И напала на его след.

–  Где он?

–  А вот этого, мама, я тебе не скажу.

–  Да ты опять за свое! С ума надо сойти, чтоб поверить в твои бредни.

Ответа не последовало. Решив, что и разговор и силы собеседниц иссякли, я вышел из #8209;под навеса на темную улицу.

На пороге показалась Джин - тусклый свет фонаря выхватил ее из тьмы. Дверь хлопнула. Фонарь погас.

Я поджидал Джин, укрывшись за машиной.

Увидев меня, она попятилась и споткнулась о выбоину в асфальте: - Что вам нужно?

–  Отдайте мне золотую шкатулку, Джин. Она ведь не ваша.

–  Нет, моя. Это наша фамильная драгоценность.

–  Да будет вам.

–  Нет, правда, - сказала она.
– Шкатулка принадлежала моей бабке Роулинсон. Она обещала завещать ее мне. И теперь она у меня.

Я почти поверил ей.

–  А мы не могли бы поговорить в машине?

–  Что толку? Чем больше говоришь, тем тоскливей на душе. Лицо у нее было угрюмое, она еле волочила ноги. И мне показалось, что передо мной не Джин Траск, а ее призрак; она чувствовала себя опустошенной - видно, жизнь для нее потеряла смысл.

–  Отчего тоскливей, Джин?

–  Да от всего, - и она приложила руки к груди, словно тоска причиняла ей физическую боль.
– Жизнь не задалась. Папка убежал в Мексику с Ритой. Он мне даже открытки в день рождения не прислал.

–  А сколько вам тогда было лет?

–  Шестнадцать. И с тех пор ничего хорошего в моей жизни не было.

–  Ваш отец жив?

–  Я думаю, да. Ник Чалмерс говорил, что видел его в Пасифик #8209;Пойнте.

–  Где именно в Пасифик #8209;Пойнте?

–  Возле железнодорожных складов. Давно, Ник был тогда совсем мальчишка. Но он узнал папку по фотографии.

–  А при чем тут Ник?

–  Он свидетель, что папка жив, - сказала она неожиданно громко, словно ответ предназначался не мне, а матери, - да и с какой стати ему умирать? Ведь ему только… дайте подумать, мне сейчас тридцать девять, а папке было двадцать четыре, когда я родилась, выходит, ему сейчас шестьдесят три, верно?

–  Да, если к тридцати девяти прибавить двадцать четыре, выходит шестьдесят три.

–  А шестьдесят три еще не старость в наше #8209;то время. Да и выглядел он молодо не по возрасту. Он и нырял, и танцевал до упаду, а уж какой подвижный был - передать не могу, - говорила она.
– На колене меня качал.