Последний взгляд

–  Вам известно, кто убил вашу жену?

–  У нас на подозрении один человек - рецидивист с послужным списком в километр длиной, он знал Джин с детства. Полиция просила меня не называть его имени.

Они явно подозревали Рэнди Шеперда.

–  Его задержали?

–  Полиция рассчитывает поймать его сегодня ночью. Надеюсь, они его поймают и посадят в газовую камеру. Мы #8209;то с вами знаем, отчего так часты преступления и убийства. Суды жалеют преступников, не выносят смертных приговоров. А если и выносят, закон то и дело нарушается и убийцы выходят на волю. Теперь газовые камеры не в почете, так чего же удивляться, что у нас ни в грош не ставят порядок и законность.

И он уставился широко раскрытыми глазами в пустоту, словно ему открылся мир, объятый хаосом.

Мойра подошла и погладила его по голове.

–  Не надо так много говорить, мистер Траск. Это вас только расстроит.

–  Знаю. Я сегодня весь день без передышки разговаривал.

Он закрыл руками пылающее лицо. Сквозь пальцы ярко, как монеты, сверкали глаза. Но голос звучал громко, словно существовал сам по себе.

–  Этого старого мерзавца в любом случае стоило бы отправить в газовую камеру. Даже если не он ее убил, все равно он виноват в ее смерти. Это он подбил Джин искать отца. Заявился на прошлой неделе, нарассказал кучу небылиц, он #8209;де знает, где отец Джин, наконец #8209;то она разыщет папочку. И вот к чему привели его разговоры, - сказал Траск убитым голосом.
– Джин отправилась в могилу за отцом.

Траск заплакал. Мойра утешала его - теперь уже не словами, а междометиями.

И тут я заметил, что на пороге двери, ведущей в коридор, стоит, как одряхлевший призрак дочери, Луиза Свейн.

–  Как поживаете, миссис Свейн?
– подошел я к ней.

–  Не слишком хорошо, - она провела рукой по лбу.
– Хоть мы с бедняжкой Джин и не ладили - она была, что называется, папина дочка, - но любили друг друга. А теперь я осталась совсем одна, - она медленно покачала головой.
– Джин меня не послушалась. Я знала, что Джин играет с огнем и старалась ее удержать.

–  Что вы имеете в виду?

–  Разное. Она копалась в прошлом, воображала, что отец жив, а ни к чему хорошему это привести не могло. Такие игры опасны. Элдон - преступник и водил компанию с преступниками. Вот один из них и убил Джин за то, что она слишком много знала.

–  Вы в этом уверены, миссис Свейн?

–  Материнское сердце никогда не обманывает. Вспомните: на карту поставлены сотни тысяч долларов. За такие деньги можно убить кого угодно, - она зажмурилась, словно в глаза ей бил яркий свет.
– Даже собственную дочь.

Я поспешил вывести ее в коридор, мне не хотелось, чтобы наш разговор слышали.

–  Как вы считаете, Элдон Свейн может быть жив?

–  Может. Джин так думала. Иначе никак не объяснишь все случившееся. Я слышала, будто преступники с помощью пластической операции так меняли свою внешность, что их потом никто не узнавал, - она уставилась мне в лицо сузившимися глазами, словно ожидала увидеть оставшиеся после операции шрамы, которые должны были изобличить во мне Элдона Свейна.

«А другие преступники убегали, оставляя вместо себя трупы схожих с ними людей», - подумал я.

–  Почти пятнадцать лет назад, - сказал я миссис Свейн, - в то самое время, когда ваш муж вернулся из Мексики, в Пасифик #8209;Пойнте был убит человек. В убитом опознали вашего мужа. Но опознали лишь предположительно: полиция располагала очень плохими фотографиями. Одна из них была та самая, что вы дали мне вчера вечером.

Она обескураженно уставилась на меня:

–  Неужели это было только вчера вечером?

–  Да. Мне понятны ваши чувства. Вчера вы упомянули, что лучшие семейные фотографии забрала себе ваша дочь. Упоминали вы и о любительских фильмах. Они могли бы пригодиться при расследовании.

–  Понятно.

–  Они здесь?

–  Кое #8209;какие из них, во всяком случае, здесь. Я только что их перебирала, - она протянула ко мне руки.
– Видите, у меня пальцы в пыли.

–  Могу я посмотреть на фотографии, миссис Свейн?

–  Это зависит от…

–  От чего?

–  От денег. С какой стати мне отдавать их задаром?

–  А вдруг это вещественные доказательства, которые понадобятся при расследовании убийства вашей дочери?

–  А мне все равно!
– закричала она.
– У меня, кроме этих фотографий, ничего не осталось в жизни. И тому, кто хочет их получить, придется заплатить - мне тоже за все приходится платить. А теперь ступайте и передайте мои слова мистеру Тратвеллу.

–  Он #8209;то какое имеет к ним отношение?

–  Вы ведь работаете на Тратвелла, верно? Я расспросила о нем отца, так вот он сказал: Тратвеллу вполне под силу мне заплатить.

–  Сколько вы хотите получить?

–  Пусть назовет свою цену, - сказала она.
– Между прочим, я нашла ту золотую шкатулку, о которой вы справлялись, - флорентийскую шкатулку моей матери.

–  Где вы ее нашли?

–  Ну уж это не ваше дело. Суть в том, что она у меня и тоже продается.

–  Она в самом деле принадлежала вашей матери?

–  Разумеется. Мне удалось узнать, что сталось со шкатулкой после смерти матери. Отец отдал ее другой женщине. Ему очень не хотелось в этом признаться, но я его вынудила.

–  Другая женщина была Эстелла Чалмерс?

–  Значит, вам известно об их связи? Впрочем, видно, это всем известно. И он еще посмел подарить ей материнскую шкатулку. Мать ведь хотела, чтоб она перешла к Джин.

–  Почему вы придаете такое значение флорентийской шкатулке, миссис Свейн?

Женщина на минуту задумалась.

–  Видите ли, мне кажется, что история со шкатулкой символизирует всю историю нашей семьи. Вся наша жизнь пошла прахом. Наши деньги, мебель и даже произведения искусства - все уплыло в чужие руки… - Она задумалась, потом сказала: - Когда Джин была совсем маленькая, бабушка разрешала ей играть со шкатулкой. Она рассказывала ей о ящике Пандоры, вы помните этот миф? Ну, и Джин с подружками воображала, будто флорентийская шкатулка и есть ящик Пандоры: поднимешь крышку, и все несчастья разлетятся по свету, - эта картина испугала ее, и она замолкла.

–  Вы разрешите мне посмотреть снимки и шкатулку?

–  Ни за что! Я не хочу рисковать последней возможностью раздобыть деньги. Без денег ты ничто, тебя просто нет. И я не допущу, чтобы меня обманом лишили последнего!
– в запальчивости кричала она.

Мне казалось, что в ней говорит горе. Раз ступив на гнилую половицу, она рухнула под пол и теперь понимала, что ей вовек не выбраться из нищеты. Она защищала от меня мечты не о будущем, а о прошлом, том самом прошлом, когда она жила в Сан #8209;Марино в роскошном особняке с бассейном в пятнадцать метров длиной и была замужем за преуспевающим дельцом.