Последняя глава (Книга 3)

Динни пробормотала:

– Ночью Лондон действительно прекрасен.

– Да, ложишься с красавицей, а встаешь с трактирщицей. И зачем вся эта суета? Какой-то сгусток энергии, точно муравейник.

– Так утомительно, сказала бы тетя Эм.

– Но ради чего все это, Динни?

– Мастерская, которая старается дать превосходные образцы. И на каждую удачу - тысячи промахов.

– Стоит ли игра свеч?

– Почему же нет?

– А во что тогда верить?

– В человеческий характер.

– Что ты хочешь сказать?

– Характер - это тот способ, каким человек выражает свое стремление к совершенствованию. Это воспитание лучшего, что в нас есть.

– Гм, - отозвалась Клер, - а кто скажет мне, что во мне лучшего?

– Хотя бы я, моя дорогая.

– Нет, знаешь, я для этого все-таки слишком молода.

Динни взяла сестру под руку.

– Ты старше меня, Клер.

– Нет. Если я и более опытна, чем ты, то все же еще не прикоснулась к своему подлинному "я", не прислушивалась к себе в тишине. А сейчас я прямо ощущаю, как Джерри бродит вокруг Мьюз.

– Зайдем на Маунт-стрит, а потом пойдем в кино. В холле Блор подал Динни записку.

– Был сэр Джералд Корвен, мисс, и оставил вам вот это.

Динни вскрыла письмо.

"Дорогая Динни,

Я уезжаю из Англии завтра, а не в субботу. Если Клер передумала, буду счастлив увезти ее с собой. Если нет - пусть не рассчитывает на мое долготерпение. Я оставил ей на этот счет записку у нее на квартире, но так как не знаю, где она, то написал и вам для верности. Она сама или записка от нее застанут меня завтра, в четверг, в "Бристоле" до трех часов дня. После этого a la guerre comme a la guerre {На войне как на войне (франц.).}.

Засим - с глубоким сожалением, что все сложилось так нелепо, и с пожеланием лично вам всего хорошего,

Искренне ваш,

Джералд Корвен".

Динни прикусила губу.

– Прочти!

Клер прочитала записку.

– Не пойду. Пусть делает, что хочет.

Пока они приводили себя в порядок в комнате Динни, вошла леди Монт.

– А!
– сказала она.
– Теперь и я могу вставить словечко. Ваш дядя опять виделся с Джерри Корвеном. Как ты намерена поступить, Клер?

Клер повернулась к тетке, и яркий свет упал на ее щеки и губы, которые еще не были окончательно "приведены в порядок".

– Я к нему никогда не вернусь, тетя Эм.

– Можно сесть на твою кровать, Динни? Никогда - это очень долго... а тут еще... этот мистер Кревен... Я уверена, что у тебя есть принципы, Клер, но ты слишком хорошенькая.

Клер перестала подкрашивать губы.

– Ты очень добра, тетя Эм, но, право, я знаю, что делаю.

– Подумаешь, утешение! Когда я сама это говорю, то уверена, что непременно сделаю глупость.

– Если Клер обещает, тетечка, она исполнит.

Леди Монт вздохнула.

– Я вот обещала моему отцу не выходить замуж целый год, а через семь месяцев появился ваш дядя. Всегда появляется кто-нибудь...

Клер стала поправлять мелкие локоны на затылке.

– Обещаю целый год быть тише воды, ниже травы. Думаю, к тому времени я пойму, что мне надо, ну а уж если не пойму...

Леди Монт пригладила рукой одеяло.

– Обещаешь? Положа руку на сердце?

– По-моему, не надо, - быстро вмешалась Динни. Клер приложила пальцы к груди.

– Кладу руку на то место, где у меня должно быть сердце.

Леди Монт встала.

– Лучше, если бы она переночевала сегодня здесь, Динни, как ты думаешь?

– Да.

– Тогда я скажу, чтобы приготовили комнату. Цвет морской воды тебе действительно идет больше всего, Динни. Лоренс говорит, будто у меня нет моего цвета.

– Черный и белый, тетечка.

– Чепуха!.. С тех пор как Майкл поступил в Винчестер, я не была в Аскоте - из экономии. К обеду приедут Хилери и Мэй. Переодеваться не нужно.

– О!
– удивилась Клер.
– Дядя Хилери знает обо мне?

– Он человек очень широких взглядов, - пробормотала леди Монт, - но, понимаешь, я ведь не могу не огорчаться!

Клер поднялась.

– Поверь мне, тетя Эм, Джерри долго страдать не будет: не такой он человек.

– А ну, встаньте спина к спине... Я так и думала - Динни на дюйм.

– Во мне пять футов пять дюймов, - сказала Клер, - без туфель.

– Прекрасно. Когда вы будете готовы, приходите вниз.

Леди Монт поплыла к двери, бормоча: "Полить Соломонову печать {Название растения.} - напомнить Босуэлу", - и вышла.

Динни вернулась к камину и снова уставилась на пламя.

За ее спиной раздался голос Клер:

– Я петь готова от радости, Динни! Целый год настоящих каникул, во всех отношениях! Я рада, что тетя Эм заставила меня дать обещание. Но какая она чудачка!

– Вовсе нет! Она самый мудрый член нашей семьи. Если относиться к жизни слишком серьезно, ничего не выйдет. А она не относится к жизни серьезно. Может быть, и хочет, да не может.

– Но у нее ведь нет никаких серьезных забот.

– Если не считать мужа, троих детей, нескольких внуков, двух хозяйств, трех собак, нескольких бестолковых садовников, отсутствия денег и двух страстей: одной - выдавать всех замуж и женить, а другой - вышивать по канве. Кроме того, она изо всех сил старается не располнеть.

– Ну, она выглядит очень хорошо. Что ты посоветуешь мне делать с этими вихрами, вот тут, Динни? С ними прямо наказание! Подстричь их, что ли, опять?

– Пускай пока растут. Мы не знаем, какая будет мода, - может быть, локоны.

– Для чего, по-твоему, женщины следят за собой? Чтобы нравиться мужчинам?

– Конечно, нет.

– Значит, чтобы вызывать друг у друга зависть?

– Больше всего - чтобы не отстать от моды. Во всем, что касается наружности, - женщины прямо какие-то овцы.

– А в области морали?

– Разве у нас есть мораль? Во всяком случае, это мораль, созданная мужчинами. Природа дала нам только чувства.

– У меня нет чувств.

– Ты в этом уверена?

Клер рассмеялась.