Последняя из рода. Скованные судьбой

Талила хотела бы этого избежать.

Наконец, рабыни оставили ее в покое и ушли, а она опустилась на футон, скрестила по-мужски ноги и уставилась в одну точку на стенке шатра, пытаясь сосредоточиться.

И ее отец, и ее дядя оказались предателями своей страны.

Ее отец оказался предателем дважды. Он сговорился против Императора с Мамору, а за его спиной сговорился с врагами Империи.

По ее жилам текла гнилая кровь.

Она опустила голову, будто тяжесть мыслей могла физически сломить ее.

«Император жалок и ничтожен! — в голове, словно живой, прозвучал голос давно мертвого отца. — Он заслуживал быть свергнутым. Заслуживал, чтобы его имя было вымарано со всех свитков, и забыта сама память о нем».

«Империя — это не только мой младший брат, — с ней заговорил Мамору. — Это еще и люди, которых бесконечные войны и восстания обрекают на страдания, голод и смерть».

Она зажмурилась и потрясла головой.

Недостойно самурая жалеть о прошлом. Но сейчас Талила жалела.

Как было просто ненавидеть Клятвопреступника. А вместе с ним — и Императора, и его советников, и всех обитателей дворца, и тех, кто жил за его пределами.

Как было просто.

А теперь она не знала, что делать.

Возможно, ей следовало убить Кандзо, когда он подкрался к ней на берегу. И не следовало слушать его и переправляться через реку на земли другой страны. Не следовало пересекать границы Империи.

Талила горестно вздохнула и смахнула с лица пряди распущенных волос, которые окутали ее плечи плотным, темным плащом.

Что же. Она уже это сделала. И она не станет бегать, не станет закрывать глаза и отворачиваться от правды, какой бы неприятной она ни была.

Как уже однажды она не отвернулась, когда Мамору убил ее отца...

Дядя пришел к ней в палатку с восходом солнца. Талила так и не сомкнула глаза и потому, когда он откинул полог, встретила его на ногах и полностью одетой.

Кажется, Хироку ничуть этому не удивился.

— Идем, племянница, — сказал он и приглашающе простер наружу руку. — Нам нужно поговорить.

Она молча кивнула и последовала за ним. Их сопровождал целый отряд: десять вооруженных мужчин. Талила усмехнулась краешком губ, оглянувшись через плечо.

— Ты можешь их не опасаться, — дядя по своему истолковал и ее взгляд, и усмешку.

— Я больше не ношу кандалы, — негромко напомнила она.

Глаза Хироку потемнели, но он сдержал себя и ничего не сказал.

Они прошли мимо палаток и шатров в сторону леса и чуть углубились в него. Талила внимательным взглядом скользила вокруг, стараясь подмечать даже малейшие детали. Чем больше времени она проводила здесь, тем сильнее крепло в ней убеждение: надолго она не задержится, но никто не даст ей уйти.

Свободу придется выгрызать.

— Мы были дружны с твоим отцом в детстве, — заговорил Хироку, выдержав долгую паузу.

Талила искоса на него посмотрела.

— Но потом все изменилось, — мужчина хрустнул кулаками.

— Отец не знал, что вы примкнули к Сёдзан после изгнания, — повиновавшись наитию, сказала она и по его исказившемуся лицу поняла, что попала в яблочко.

— А ты умнее моего брата, — дядя за сухой усмешкой попытался скрыть свое секундное замешательство.

— Вы знали, что Император приказал его убить?

Хироку резко остановился и повернулся к ней всем телом.

— Конечно, нет, — опасно сузив глаза, отчеканил он стальным голосом. — Если бы знал — нашел бы способ этому помешать.

— Отец изгнал вас из рода.

Талила не верила ему. Ничему из того, что он произносил.

— Изгнание и сознательное обречение брата на смерть — разные вещи, племянница.

Она сжала губы в тонкую полосу и завела за спину ладони. Все, кто встречались ей на пути, почему-то держали ее за идиотку.

Все, кроме ее проклятого мужа.

— Почему Мамору? Почему не сам Император? — спросила она спустя время, когда они зашли в лес еще дальше.

— Разве ты сама не хочешь в первую очередь избавиться от ненавистного мужа? — теперь уже настал черед Хироку одаривать ее колючим, испытующим взглядом.

Талила вскинула подбородок и посмотрела ему в глаза. Было так непривычно видеть перед собой отражение отцовского лица... Она уже успела позабыть ужас, который он внушал ей раньше.

Но больше нет.

— Конечно, хочу, — произнесла она таким же твердым голосом, каким Хироку клятвенно ее заверял, что ничего не знал о приказе Императора, которым тот приговорил его старшего брата к смерти.

— Признаться, я удивлен, что он еще не воспользовался своей печатью, — немного выждав, сказал дядя.

Талила похолодела, но очень быстро взяла себя в руки.

Она — в отличие от всех остальных — постоянно забывала, что Мамору добровольно отказался от любой власти над нею.

— Но, должно быть, пока ему не до тебя, — размышлял Хироку сам с собой, пока Талила молчала, пытаясь подобрать подходящее объяснение.

— О чем вы?.. — она по-настоящему удивилась и подняла на него вопросительный взгляд.

— Очень скоро Императору доложат, что произошло с его ценнейшей заложницей, — Хироку оскалился. — Быть может, нам не придется искать способ убить твоего мужа. Его брат справится с этим лучше нас.

Глава 13

Ее дядя знал о печати, с помощью которой Император мог причинять Мамору боль.

Талила почти не удивилась, когда осознала это: не после того, что она увидела и услышала за минувший день. Мало что могло теперь ее удивить.

Она думала, наличие печати должно быть тайной. Мамору этого хотел бы. Но чужих ушей и глаз во дворце Императора было гораздо больше, чем казалось на первый взгляд.

Она ничего не сказала, когда Хироку оскалился, говоря о скорой смерти для Мамору, хотя его слова всколыхнули в ее душе целую бурю эмоций.