Последняя из рода. Скованные судьбой

— Тебе придётся стараться сильнее, — произнес Мамору, уклоняясь от ее очередного выпада.

Эти слова вспыхнули огнем у Талилы внутри, прошлись огненными иголками под кожей, заставили кровь едва ли не вскипеть.

— Не смей считать меня слабой! — выкрикнула она, чувствуя, как жар прилил к щекам.

Талила скользнула влево, чувствуя, как с каждой минутой ей все легче и легче двигаться. Почти забытое чувство свободы начинало просыпаться в ней, и если закрыть глаза и не смотреть на оковы на запястьях, она могла представить, что стала по-настоящему свободной...

Талила нанесла удар сверху вниз — резкий, уверенный.

Мамору парировал, но его глаза на мгновение вспыхнули. Это был знак, что она все же сумела его удивить.

— Неплохо.

В его голосе прозвучал намек на одобрение, но оно тут же исчезло. Он сделал шаг вперед, вытянув клинок в молниеносной атаке, от которой Талила едва успела увернуться.

Его слова задевали ее гораздо сильнее, чем ей хотелось бы.

Перед глазами отчего-то мелькнуло лицо отца... Как он гонял ее по тренировочной площадке, осыпая насмешками и оскорблениями.

Но с Мамору все было бы словно иначе, и Талила гнала от себя прочь мысли, которые лезли ей в голову.

Не сейчас.

Тело откликалось на каждое ее движение, на каждый выпад. Мышцы налились приятной усталостью, дыхание участилось, сердце стучало в такт их поединка. Каждое столкновение клинков отдавало дрожью в руках, но это не было неприятно.

Напротив, это было упоительно, захватывающе.

Она снова чувствовала себя живой.

Талила не замечала ничего вокруг. Только Мамору, только блеск их клинков и ощущение собственного тела, которое наконец-то вспомнило, каким было, когда катана была

Она рванула вперед, и меч резанул воздух в идеальном полукруге. Мамору на мгновение замешкался, отступив. Он парировал, но без прежней легкости.

Талила усмехнулась, несмотря на пот, струящийся по вискам. Да, она все еще могла. Тело помнило. Руки помнили.

Удары их клинков становились все быстрее, движения резче, вокруг них поднималась пыль.

Но Мамору все же одолел ее в несколько быстрых движений, настолько ловких и мощных, что Талила не успела понять, что произошло. Меч вылетел из рук, и, звеня, упал на утоптанную землю. Через мгновение она оказалась прижатой спиной к ближайшему дереву, его клинок остановился в сантиметре от ее горла.

— Ты проиграла, — тихо произнес он, не убирая меча.

Сердце у Талилы бешено колотилось.

Мамору опустил клинок и сделал шаг назад, и поднял руку в знак завершения. Она тяжело дышала, и ее глаза метали молнии.

— Ты с самого начала хотел меня унизить, да?

Он усмехнулся и покачал головой.

— Я хотел увидеть, есть ли в тебе огонь.

Талила сердито фыркнула, но не могла полностью скрыть своей досады. Захотелось сказать что-нибудь про проклятые обручья, но она сдержала себя.

— Ну и что ты увидел?

Он поднял на нее взгляд, в котором блеснула странная искра.

— Я увидел, что ты еще способна бороться. Но тебе предстоит вспомнить, как побеждать.

Затем он убрал меч в ножны, и его лицо вновь приняло привычное равнодушное выражение. Мамору развернулся и ушел, не став дожидаться ответа.

Талила смотрела ему вслед, растерянная и злая. Она хотела крикнуть ему что-то в спину — что именно, она не знала. Гневное? Колкое? Презрительное? Слова застряли в горле. Но Мамору уже скрылся между деревьями, оставив ее одну. Остатки предутреннего тумана клубились вокруг, обволакивая ее фигуру.

Поединок с мужем перевернул Талилу изнутри. Руки все еще дрожали — но не от усталости, а от того взрывного чувства, которое принесло ей прикосновение к мечу.

Она опустилась на колени, подняла катану и медленно провела пальцами по лезвию, сморгнув ненужные слезы.

Талила вернулась в лагерь, молча отдала меч Такахиро, который за все это время не сошел с места и пошла собирать сумку. Они выехали рано, как Мамору и хотел, и достигли раскинувшегося у реки гарнизона за несколько часов до заката.

Лагерь располагался на возвышении, чуть в стороне от извилистой реки Хинацукава, которая тянулась серебристой лентой среди мягко очерченных холмов, обрамленных густыми рощами кленов и сосен.

Сотни солдатских шатров, аккуратно выстроенных в строгие ряды, напоминали развернутый веер. Шелковые знамена с гербом Императора развевались на легком ветру. Дым от костров поднимался ленивыми столбами, растворяясь в вечернем воздухе.

На самом краю лагеря возвышалась палатка, в которой остановились Мамору и Талила. Вокруг нее размещались более крупные шатры для старших полководцев.

Сам гарнизон был окружен внушительной деревянной стеной с бойницами, сквозь которые можно было видеть движение на дальних подступах.

На противоположном берегу реки начинались земли соседней страны. Там же виднелся старый мост, по которому когда-то можно было пересечь реку. Каменные столбы, увитые мхом, напоминали о том, сколько лет он простоял, соединяя два берега. Теперь он зиял разрушенной серединой, напоминая о былых войнах.

Талила очутилась совсем в ином мире. В гарнизоне не чувствовалось той гнилой напряженности, которая висела в воздухе в столице, — здесь не было необходимости каждую минуту оглядываться через плечо.

И все же она оглядывалась, потому что в памяти крепко засели слова того стражника: в лагере у реки ее будут ждать. И она должна сбежать прежде, чем окажется в предгорье.

Мамору же словно почувствовал ее нервозность. Или о чем-то догадался. Или просто был намного опытнее и давно играл в игры с советниками, предателями и шпионами.

Потому еще ранним утром, когда Талила хотела ускользнуть из палатки, он ее окликнул.

— Куда ты собралась? — раздался его низкий, спокойный голос. Он завязывал шнурки на короткой куртке.

Талила, чьи пальцы уже коснулись полога шатра, отозвалась, не оборачиваясь.

— Я хочу выйти наружу. Это уже запрещено?

Мамору усмехнулся и плавно повернулся к ней, словно хищник, которому некуда спешить.

— Нет, не запрещено. Но если ты считаешь, что я позволю тебе бродить одной по гарнизону, когда из дворца мы привезли с собой больше шпионов, чем рыбы в реке, то ты ошибаешься.

— Я справлюсь, — отрезала она, скрестив руки на груди, стараясь выглядеть уверенно.

— Конечно, справишься, — произнес Мамору с ленивой насмешкой в голосе.