Последняя из рода. Скованные судьбой

Мамору и Талила сражались спина к спине, их мечи тускло сверкали в сгустившемся мраке. Но она даже не почувствовала, как одна из фигур приблизилась с правой стороны. Она резко развернулась, чтобы встретить ее, но тень оказалась быстрее, чем она могла ожидать. Холодные, как лед, пальцы обвили ее запястье, и Талила взвыла от неожиданной боли, попытавшись вырваться, но магия, которую использовали против нее, оказалась слишком сильна.

Мамору заметил это в тот же миг. Он бросился вперед, чтобы помочь, но тени преградили ему путь, и он принялся прорубаться сквозь них, почти обезумевший от ярости и беспомощности. Он знал, что должен был защитить ее, но было слишком поздно. Тени сковывали его движения, и, даже несмотря на все его усилия, Талила исчезала, теряясь из поля зрения.

Талила чувствовала, как ее тянут куда-то назад, во тьму и холод. Она сопротивлялась изо всех сил, что остались; она даже пыталась закричать, но только тихие звуки вырвались у нее изо рта. Ей казалось, что под ногами исчезает земля, и ее уносят все дальше и дальше. Тело напряглось, мышцы сжались в судорогах, и вдруг, в тот момент, когда она почувствовала, как усиливается давящая на нее тяжесть, на оковах на ее запястьях появилась глубокая трещина.

Магия, которую так долго сдерживали, ворвалась в Талилу с такой яростью, что она едва смогла сдержать в себе взрыв. Огонь прилил к ее рукам, и она почувствовала, как тело наполнилось жаром.

Лихорадочная, почти неуправляемая энергия захлестнула ее с головой.

Словно в ответ на ее ярость, река чуть в стороне от нее взметнулась, и забурлила вода. Талила подняла руку, и по ней моментально расползлись языки пламени. Оно коснулось реки, и река начала гореть.

Яркий огонь на несколько драгоценных мгновений ослепил Мамору, и он вскинул перед глазами ладонь, зажмурился и попятился назад. В голове бешено стучала кровь, бурлящая из-за битвы, а по вискам и шее стекал пот. Сперва он даже не осознал, что случилось.

Не мог поверить.

Не мог поверить, что оковы, которые он намеренно не скрепил до конца, спали в эту самую минуту.

Что яростная магия Талилы сорвала их, пока они вдвоем сражались против наемников из страны теней.

Вспыхнувшая огнем река привела его в чувства.

Мамору обернулся, отметив, что их враги отступили. Он больше не чувствовал, что вязнет в темном, липком тумане, и он вновь мог видеть и землю под ногами, и реку, и лес на другом берегу.

Потом его взгляд наткнулся на Талилу, и он резко остановился, словно налетел на препятствие. У нее по рукам лилось и бежало настоящее пламя: яростное и неистовое, и обжигающее. Пугающее. Ее лицо было искажено, а из-под плотно закрытых глаз по щекам стекали слезы. Оковы валялись у нее под ногами, и на них плясали тусклые искры.

Она не справлялась, осознал Мамору, и обреченность этого знания стиснула железной хваткой грудь. Она не справлялась с силой, которая на нее обрушилась, она не могла сдержать собственную магию, потому что слишком долго жила без нее.

Она привыкла жить без нее, и теперь, когда огонь вновь струился по ее рукам, Талила не могла его удержать.

Она вздрогнула, неловко взмахнула ладонью, и пламя перекинулось на тростник вдоль кромки воды. Отброшенные огнем тени никуда не исчезли. Они клубились и сжимались вокруг Талилы, и по земле стелился пронизывающий до самых костей холодок.

Когда воздух разрезало громкое звучание боевого рога, Мамору повернул голову в сторону лагеря. Оттуда к ним уже спешили вооруженные воины.

Его люди.

И он мог представить их ужас, когда те увидят Талилу...

Не раздумывая ни мгновения, Мамору бросился к ней. Исходящий от нее жар выжег воздух у него из горла и легких, и он закашлялся, чувствуя, как пламя опаляет брови и ресницы. Талила была не в себе, она словно впала в транс, в странное забытье. Она не шелохнулась, когда он приблизился. Не вздрогнула, когда он схватил ее за плечи и потряс.

И не очнулась.

— Талила! — взревел он, усилив хватку и зная, что от его пальцев потом останутся синяки.

Она раскрыла глаза и забилась, увидев его. Попыталась вырвать руки и отшатнуться, но Мамору держал ее крепко. За его спиной по-прежнему горела рука и трещал, оборачиваясь густым черным дымом, прибрежный тростник. Чуть дальше по склону бежали его люди. Они спешили, чтобы помочь ему, чтобы его спасти, но только он знал, что его спасение обернется для Талилы погибелью.

— Ты должна прийти в себя! Ну же!

Он крепко сжал ее запястья и чуть сам не отдернул руки, обжёгшись. Пламя, охватившее руки Талилы, было настоящим — ярким, жадным, обжигающим. И причиняло такую же боль, как если бы он сунул ладонь в костер.

Мамору сцепил зубы, не разомкнув хватки. Время утекало с каждым мгновением, он загривком чувствовал приближение своих людей. И присутствие теней, которые никуда не ушли. Лишь отступили ненадолго.

— Господин! — крикнул кто-то, и ветер донес до Мамору эхо чужих слов. — Господин, отступите от нее!

Талила трепетала, словно пламя пульсировало внутри нее, вырываясь наружу с каждым ударом сердца. Ее глаза метались, то задерживаясь на его лице, то теряясь где-то за гранью реальности. Она была здесь и одновременно далеко, в плену своей магии, что вырвалась из-под контроля.

— Смотри на меня, Талила!

Его слова с трудом пробились сквозь хаос, бушевавший внутри нее. Пламя с ревом обвило их обоих, но спустя мгновение огонь дрогнул.

Дыхание Талилы стало менее прерывистым, взгляд чуть прояснился. Мамору почувствовал, как пламя постепенно отступало, перестав рваться в судорожных вспышках.

Жена смотрела на него, тяжело дыша. Ее глаза были широко распахнуты, во взгляде читался ужас. Она была потрясена случившемся сильнее, чем он сам. Ее руки дрожали, кожа на запястьях покраснела, словно пламя оставило на ней следы.

Талила склонила голову и заметила валявшиеся у нее под ногами кандалы.

— Как... — прошептала она хрипло, и голос сорвался.

Как это возможно?..

— Я не... — она облизала пересохшие губы, растерянная и ошеломленная.

Талила смотрела на Мамору, словно ждала, что он сможет ответить на все ее вопросы, и это неприкрытое, обнаженное доверие рвало ему душу.

Он отвернулся, стиснув зубы так, что заболели челюсти. Он не мог смотреть на нее — на это доверие в ее глазах, как будто она верила, что он сможет исправить все.

Он не мог.

Слишком поздно.

— Уходи, — жестко приказал он. — Уходи сей час же.

Талила замерла, даже ее дыхание оборвалось. Только где-то в груди заныло сбившееся с ритма сердце.