Последняя Патриотическая
Шрифт:
Где и провалился в "синюю яму", из неё сразу в подвал, а с подвала сюда в новый подвал - лечиться до полного протрезвления.
Кацо обезвредили, но нет денег бойцам, нет вообще ничего, и нечем гасить восстание.
– Строится, "Беркут"!
– взбешенный выходит к отряду Север.
Мы стоим на снегу у казармы, поджимая в ботинках пальцы, - нищие неудачники, проигравшие в счастье. И ходит перед строем наш командир. Наш и не наш. Нет того Севера, что привез нас сюда. С тем навсегда рассчиталась удача.
– Мне такие бойцы не нужны.
– Один против всех "минометов" стоит командир.
– Если вы не хотите сражаться за свою землю - нам с вами не по пути!
Он думал, ударит в больное. В святое. Да вот проиграл.
– Работу уже подыскал...
– Семье обещал...
– Прости, командир...
– полетели вразнос голоса.
Восстание кончилось. Нет больше в "Беркуте" "минометов". Север взял за душу лишь шестерых. Четырнадцать разбежались: совесть не голод - можно стерпеть.
Кацо отсидел в подвале несколько дней, был слух, что хотели его расстрелять, но после сам повинился, получил по решению Казачьего круга двадцать ударов нагайкой, и остался в строю, со своими минометами и с папахой.
Так, с передовой, что раньше скрепляла отряд, "Беркут" сел с разгона на мель. Попал в тыл, где всё зашаталось, и начало сыпаться. Не нужно стало ходить в наряды, смотреть за оружием, следить за "укропами", искать задачи разведке, и потянулись к стакану ослабленные бойцы. Дошло, что свой дом арестован судом, а сами - бродяги без паспорта, и взялись за бутыль сраженные командиры. И полетел в пропасть наш "Беркут", теряя перья...
Первой покатилась в запой разведка. Сели на нектар чертей оба ее командира, Ива да Арчи.
– Где?
– на построении за двоих спросил Север Орду.
– Ранены из "подствольника", - сообщил тот понятно.
– Ты, что хлещешь там, Ванька?
– сидит уже в комнате с Ивой и по имени называет его Орда.
– Напиток храбрецов!
– трясет тот спиртом в литровой банке.
– Ты б в город вышел, на баб поглядел, может отпустит, - предлагаю я известный рецепт.
– Мне бабы до фени, - сознается Иван.
– У меня только на жену встает, и когда я стреляю!
Но где-то познакомился Ива с местной девчонкой. Она, как защитника из России, вывела его в город, показала Донецк, какой-то музей и Донбасс-Арену. Вдобавок еще позвала в гости в ближайшее время. И вот к концу прогулки Ива совсем заскучал. Но тут же девку дернуло рассказать, что у неё дома пятьдесят литров сливового самогона. Ива, вернувшись в казарму, теперь каждое утро вставал в этим полтинником в голове:
– Она ж не за самогоном звала, для другого... А я-то за самогоном, - объяснял он нам, почему не в гостях.
– Пятьдесят литров! Сколь дней назад это было?
– спрашивал сразу Орда.
– Шесть дней назад, - считал Ива.
– Сорок четыре литра осталось, - тоже считал Орда.
Ива покинул семью: жену и трех дочерей. Оставил им на жили-были машину: "Продайте, как станет невмоготу", да и сюда за новыми песнями. А жене: мол, на заработки. И вот прошло уж три месяца, в семье продали машину, жрёт всё ипотека, и скоро, если не разбогатеешь, возвращаться назад. Однажды дозвонилась жена: "Ну, что заработал? Когда уж вернешься?" И хоть телефон сразу
в спирте топи. "Скоро вернусь. С миллионом...– замирает Иван с трубкой в руке.
– Историй", - выдыхает он перегар.
– Мне б танк у "укропов" угнать. Продал бы Республике за немножко. Да, где теперь взять-то "укропов"?
– по пьянке делится Ива больною мечтой.
– У самого тоска дома, еще и сюда покатился, - сижу я с ним рядом.
– Да, здесь-то важней, Ангара, - смотрит он в спирт голубыми глазами.
...Арчи ушел в запой молча, почти не появляясь из комнаты. "Болею..." - вставал он с кровати, когда напарник забывал закрыть двери.
– Порядок у себя наведи!
– однажды ткнул ему Север за взвод.
Арчи собрал в классе разведку:
– Я не могу вами командовать по уставу. Вы все - добровольцы, - понял он, что не может приказывать.
– Тогда голосуем.
– Встают его замы.
– Кто за то, чтоб жить по уставу? Что слово Арчи - приказ!
И вся разведка ответила: да. И, выйдя из класса, покатилась дальше заглядывать в кружки...
...Разведчик Семен. "Горе-разведчик", как смеялся я с ним после засады. Собрался с Тулой, что с "Семерки", куда-то поближе к боям. Да тоже сорвалось. И тоже покатился с бутылкой... И вечно попадется кому-нибудь на глаза, и вечно вляпается в историю. Однажды, хлебнув, пришел до Японца:
– А можно, не вступая в казаки, папаху носить?
– Эти церемонии не обязательны, - спокойно объясняет казак.
– Лишь бы, ты, в душе казаком был. И это не то, что объяснял Карабах.
Карабах в боевом настроении объяснил как-то суть звания "казака": "Казак умеет три вещи: воевать, водку жрать и баб драть! Умеешь - казак! Не умеешь - говно между пальцами!"
– Ему же не для души, - показываю я на Семена.
– Ему надо пить, и нагайку не получать. Казаку по совести - нагайка за пьянку во весь хребет, а он вроде и пьян, и в папахе, а отлупит не за что - не казак.
– Не вовремя я пришел, - показывает Семен на меня.
– А пьешь, почему?
– Да, дома проблемы. И денег нет, и заработать некому, кроме меня...
– Чего ехал-то?
– уже о серьезном Японец.
– Помочь здесь хотел.
Семён попил еще пару дней, и вот снялся с якоря, погрёб в сторону дома.
Помог он Республике? Да, кто ж теперь знает...
...Шайтан. Тоже собрался в казаки.
– Ты-то куда, сынок?
– не уговаривает, не отговаривает Орда.
– Я раньше тоже в одном православном собрании состоял, там научили, что за веру и жизнь можно отдать, - сам не знает, что это было Шайтан.
– И казачество - тоже ведь православие, - понадобилась ему вдруг папаха.
– А!
– сразу в точку Орда.
– Был в секте самоубийц, теперь решил из секты в казаки вступить. В новую секту.
– Здесь я остаться решил. Домой не поеду. Пусть "укропы" убьют, - зло отрезал Шайтан.
– А хрен тебе - не "укропы"! Тебя твои же казачки шлепнут, - тоже злой пророчит Орда. Что разглядел здесь пропасть между казаком и казачеством.
– А, ты, почему не вступаешь?
– поворачивает он ко мне свою белую голову.
– Да, какой из меня казак?..
– не собираюсь я тут фальшивить.