Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума

— Да, рейхсфюрер!

Он был весь в поту, и сквозь его восторг проступало смертное недоумение.

— Подводная лодка способна выходить в море?

— Разумеется, рейхсфюрер! В любой момент.

— План базы у вас имеется?

— Да, рейхсфюрер.

— Давайте его сюда. Сами можете идти.

Я поймал недоумевающий взгляд Фили.

Кассовский вынул из планшета сложенную карту, потертую на сгибах, протянул мне. Руки его прыгали.

— Хайль Гитлер! — он четко повернулся и пошел к двери. В дверях покачнулся, схватился за косяк, но выпрямился — и сгинул в коридоре. С этой секунды он будет знать, что отводил в столовую осточертевшую комиссию по кадрам, которая как застряла здесь в мае сорок пятого, так и продолжает усердствовать не по разуму…

Сержант Грейнджерфорд подвел ко мне возмущенного повара.

— Пытался воспрепятствовать осмотру кладовой, сэр!

— Вот как? — я посмотрел на повара. — Имя?

— Вольнонаемный помощник армии Зигмунд Колембе, бригадефюрер.

— Почему не подчинились приказу?

— Но он же говорит по-английски!

— В уставе нет ни слова о том, на каком языке должны отдаваться приказы!

— Так точно, бригадефюрер. Однако я не мог подчиниться приказу, так как не понял ни слова…

— Очень плохо. Чем вы занимались здесь два года? За это время можно выучить китайский, а не родственный язык германской группы.

— Но я и так синолог, бригадефюрер. Магистр…

— Какого же черта вы делаете на кухне?

— Но повсеместно считается, что лучшие повара — китайцы. Никто больше не может приготовить из пингвинов что-либо съедобное. Директор института приказал мне…

— Половина личного состава базы больна цингой! Куда идет пингвинья печень, спрашиваю я вас?!

— Но, бригадефюрер! С тех пор, как выход на поверхность ограничили в связи с появлением неприятельской эскадры, вся пингвинья печень поступает в рацион летчиков и команды «Возмездие».

— Вы хотите сказать, дорогой Колембе, что ни у кого из них признаков цинги нет?

Я вас правильно понял?

— Бригадефюрер, я говорил не это! Я всего лишь сказал, что вся свежая пингвинья печень уходит в рацион героев последнего шага. Да, у них наблюдаются признаки цинги, но в начальной стадии.

— Проводите-ка меня к ним. Я хочу лично убедиться в том, что вы мне сказали. А заодно — и вручить каждому по лимону.

— Слушаюсь, бригадефюрер! Но…

— Вас туда не пустят, хотите вы сказать?

— Так точно.

— Это просто смешно. Покажите-ка мне на плане, где они располагаются.

Везение не длится вечно…

Герои последнего шага открыли огонь первыми. Сержанта зацепило в бок, и сейчас он скрипел зубами, пока Филя немилосердно его перебинтоввывал. Еще один морпех окривел на левый глаз, что не мешало ему целиться. Флеминга оцарапало в трех местах. И только несчастный синолог, специалист по пингвиньему мясу, лежал под стенкой с почти бескровной дырочкой во лбу.

Команду «Возмездие» положили всю, до последнего человека, и это было плохо.

Ибо покоящиеся в бетонных гнездах серые цилиндры размером со стандартную бочку для горючего требовали какого-то особого обращения. Ключа, команды, заклинания. Чего-то еще. Их было тринадцать, по числу героев. Имело ли это какое-то значение, не знаю.

Одного из них я вспомнил. Тот маленький астральный разведчик, засекший в сорок втором лагерь для шаманов на острове Ольхон посреди Байкала.

Спецобъект под скромным названием «лагпункт-666». Какое роскошное чучело Паулюса там стояло…

Для обороны бункер был приспособлен идеально. Но пока нас никто не штурмовал. Видимо, на поверхности тоже что-то происходило…

Происходило вот что: полузатонувший «Грант» вывалил за борт все шлюпки и плоты, экипаж и морская пехота погрузились на них и направились к берегу. На берегу из замаскированного эллинга выползли два танка и приготовились стрелять. С двух самолетов сбросили белые маскировочные чехлы и начали прогревать их моторы. Это были истребители-бомбардировщики «фокке-вульф».

Все это капрал Андервуд наблюдал с растущей тревогой. У него был пулемет с хорошим запасом патронов и несколько противотанковых гранат. Он трезво понимал, что, обнаружив себя, продержится недолго. Следовало решить, как лучше себя потратить.

Он связался с эсминцем и предупредил относительно танков и авиации. Там ответили, что и сами не слепые. После чего капрал засунул рацию в снег, установил пулемет на нарты и по возможности незаметно, прячась за застругами, направился к концу взлетной полосы.

Он лежал и видел, как в трехстах метрах от него к «фокке-вульфам» подвешивали бомбы. Потом в кабины забрались летчики, фонари закрылись, и обе машины вырулили на старт. Пилоты были опытные, полоса широкая, самолеты пошли на взлет парой. Андервуд помолился и припал к пулемету…

Ведущий даже не оторвался от полосы: задрал хвост, задымил и порулил куда-то в сторону, в заструги. Там он и обрел покой. Ведомый успел поднять машину в воздух, но из полусотни пуль, всаженных Андервудом почти в упор, штук двадцать оказались счастливыми: Самолет завис над полосой, развернулся вокруг оси и опрокинулся на спину — метрах в ста от капрала. Бомбы, к счастью, не взорвались.

Собаки понесли. Эскимосские лайки показали себя как добрые боевые кони, прошедшие Тридцатилетнюю войну. У капрала осталась одна забота: не отцепиться от нарт…

Позади взлетали тонны ледяной крошки: корабельные четырехдюймовки нащупывали танки.

Мы этого не знали и знать не могли. Предполагать же следовало самое худшее.

Зазуммерил телефон. Я поднял трубку. От нее непонятно и кисло воняло. Запах напоминал почему-то о Париже. Старом до-еще-той-войны Париже.

— Первый и второй — в ангар, — сказал в трубке. — Первый и второй. Поздравляю вас!

— Спасибо, — сказал я. — Первый и второй. Понял.

— Победы вам, герои!

— Что наверху? — спросил я, но мой собеседник уже отключился.

И тут же загудели электромоторы. Стальная дверь начала раздвигаться.

А мы-то думали, что открыть ее можно только изнутри…

Сейчас все может кончиться.

Морпехи навели стволы.

Тупая морда маленького оранжевого локомотива просунулась в проем. За ним втянулись две порожние платформы.