Потерянная тропа. Том 1. Часть 1
Шрифт:
И вдруг комок в его руках запищал.
Он сориентировался мгновенно, мельком ещё раз осмотрев дом и бросившись к ящеру. На улице накрапывал дождь, – туман уплотнился настолько, что стал впиваться в предметы мелкой моросью, – и слуга, прижав ребёнка к груди, прикрыл помимо простыни её ещё и курткой, лишь бы новорождённая не замерзла.
Он отвез её в поместье едва ли не быстрее, чем приехал в трущобы, и бросился в кабинет хозяина, уверенный, что тот не спит и ждет вестей. Дэйв оказался прав: граф сидел за своим рабочим столом и перебирал бумаги. Ребёнок перестал пищать ещё когда он вышел на влажный, пропитанный морским холодом воздух, и сейчас девочка молчала. Поэтому Дэйв напряжённо проверил свёрток, сидя при этом на коленях, как
– Что это? – нахмурившись, раздражённо бросил морщинистый, сухой мужчина и Дэйв отдёрнул руку от простыни, чтобы полностью сосредоточится на графе. Он рассказал ему обо всём, что успело произойти за эти пол склянки, вплоть до мельчайших подробностей.
– Кинжал? – хмуро и тихо, с явным недовольством проговорил граф. И Дэйву пришлось проползти на коленях, придерживая рукой простыни, дабы передать оружие, которое он заткнул за кожаный пояс. Из-за ребёнка двигаться в подобном положении было неудобно, и Дэйв думал лишь о том, как бы не зацепить за деревянный и неровный дощатый пол штаны.
Одарённый отдал оружие, а затем отполз назад. Граф внимательно осмотрел резьбу на тёмном металле, отложил кинжал в сторону, поднялся и, едва волоча кривые ноги, подошёл к Дэйву. Хозяин, не смотря на свою немощность, возвышался над ассистентом. Слугу всегда нервировало такой расклад дел, но изменить он ничего не мог. У графа было скверное отношение к тем, кто в его присутствие показывал своё здоровье, напоминая о его собственной ущербности. Не наказывал граф за такое, пожалуй, только своих воспитанников.
Хозяин сдвинул простынь, осматривая ребёнка. Они оба, и Дэйв, и Виктор, увидели необыкновенные алые глаза новорождённой девочки, смотревшей на них в ответ слишком серьёзно, холодно и осознанно.
– Интересно… – морщинки заиграли по всему лицу графа, когда он чуть улыбнулся, но через мгновение улыбка исчезла и от ребёнка отвернулись, будто бы его и не существовало. – Пустышка.
Виктор тяжко вернулся в кресло и, погрузившись в свои мысли, вновь стал перебирать бумаги. Дэйв понял, что разговор закончен, но тепло маленького тельца не позволило ему покинуть кабинет.
– Что делать с ребёнком? – едва слышно шепнул Дэйв, прекрасно понимая, что заговорив без разрешения, нарушает одно из самых главных правил дома, за что его тут же могли сбросить с обрыва прямо в океан.
– С этим? – хозяин нахмурился, потёр переносицу и ответил. – Отдай Ольге. Через пять циклов снова проверим дар и, если результат будет таким же, продадим кому-нибудь. Всё же красный цвет глаз – редкость.
Её? Продать? Мари успела оклематься после головокружительного перемещения по пахнущей спёртой влагой улице, детали которого уже растворялись в памяти, словно сон. С каждой минутой воспоминаний становилось всё меньше и от этого Марианн физически было больно. Даже кровавая картина свернулась и ушла на второй план перед страхом остаться лишь глупым младенцем: без опыта, воспоминаний, знаний. И сейчас, после услышанного, ей захотелось врезать «богу второго шанса» промеж ног. Влипла она знатно. Кажется, перерождение ей подсунули сильно похожее на подгнивший фрукт.
«Злая ты. И глупая. Но так уж и быть, помогу, раз промахнулся», – тихим шёпотом зазвенело в ушах и Марианн увидела еле заметную тень, скользнувшую по потолку. В голове сразу посветлело, помутившиеся картинки обрели четкость и глаза сами по себе закрылись от накатившей усталости.
Ей оставалось только надеяться, что другим оппозиционерам досталось что-то более симпатичное, чем сморщенный, словно финик, работорговец. Особенно Глории.
Дождь из осколков, пролившийся на мир, не оставил на земле ни единой выемки, ни одного кратера. Обычные смертные, увидевшие это чудо, бросались в храмы возносить молитвы богам, а те, что занимались духовными практиками
и видели Реку Мира, с удивлением рассматривали в потоках энергии вспыхивающие и гаснущие золотые нити. Их никто не мог перехватить, – слишком быстро те ускользали. Даже бессмертные и боги ничего не смогли сделать. И лишь Рахита, увидев яркий золотой луч, бросилась на зов своей силы.В семье эльфов, живших под покровительством древа жизни, в эту ночь было неспокойно. Напряжение и горе сковывало каждого, словно во время траура. У эльфийки родился не один ребёнок, а два, что считалось редким и практически невозможным. Магия между такими детьми распределялась неравномерно, была плотно переплетена и, словно песок в часах, энергия постепенно перетекала в более сильного ребёнка, после чего слабый умирал. Река Мира обычно не допускала таких казусов, защищая любимых детей, но не в этот раз. Мать в попытке спасти обоих близнецов слишком ослабла и оказалась не в состоянии вытянуть роды. И потому старейшине Рахите, сильнейшему целителю их лесов, срочно отправили весточку, которую богиня застала как раз на пути к той самой хижине.
Рахита быстро и легко помогла матери, вернув в норму её энергию и внутренние каналы, после чего попросила разрешения взглянуть на близняшек. Обе они были похожи, как две капли воды, даже цвет глаз был практически одинаковый, но богиня внутренним чутьём сразу определила ребёнка, связанного со вспышкой золота в реке мира. Сила детей была словно взята из разных источников. Один был чистым, изумрудным, явно отделившимся от матери. Другой был переливчатым, слабым, но из чистейшего света, такой, которого никогда не было ни у эльфов, ни у кого бы то ни было ещё. Дитя звезды. В глазах у девочки, которая была чуть меньше сестры, вспыхивали и гасли жёлтые искры. Эти глаза, похожие на драгоценные изумруды, принадлежали очень умному и особенному существу, и от одного только их вида у богини выступил холодный пот. Рахита на эльку будто нырнула в ту пучину периодов, что скрывала даже от самой себя и уловила глубине тихую, усталую надежду.
Кто знает, может этот ребёнок сможет вернуть им то, что они все очень давно потеряли.
Бог «второго шанса», как однажды назвал его кто-то из обычных смертных, стоял у подножья древа жизни и вглядывался в себя, отмечая места, в которых появлялись новые люди с искрой его силы. Авантюра, даже скорее пакость, удалась хорошо, и он мысленно пересчитывал новые души, надеясь, что каждому повезёт не умереть в первые же секунды жизни и они сделают хотя бы что-то для выполнения его просьбы.
«Восемнадцать, двадцать…» – трава совсем рядом зашуршала, отвлекая его. Бог приоткрыл глаза, но заметив оранжевое пятно, вновь вернулся к подсчёту. По его плащу, крепко, но не больно цепляясь когтистыми лапками, забралась огнёвка. Она привычно потёрлась о бога своей мордочкой, приветствуя, и тихо замерла на плече.
«Двадцать пять, двадцать семь…» – он нахмурился, плотно сжав кулаки, и едва сдержался от порыва развернуться и ударить по дереву. Одна звёздочка, только вспыхнув, тут же погасла. Это, конечно, было ожидаемо и такое количество выживших было невероятной удачей, но для него каждая такая жизнь на счету. Теперь из тридцати новых перерождённых, осталось двадцать… Восемь? А где же ещё одна?
Он внимательно присмотрелся к каждому золотому канату стараясь понять, какой души не хватает, и с удивлением понял, что именно девушки, создавшей печать, он не видит. Нигде. Ни единого проблеска магии. Неужели единственный человек, у которого он ничего не попросил взамен, даже первого вдоха сделать не смог?
Вспомнился её холодный и надменный взгляд, от которого не спасал непроницаемый плащ. Такие так просто не сдаются… Бог сосредоточился на даре, выявляя малейшие отголоски магии. Используя такое количество силы, которым не управлял уже долгие столетия, стал искать хотя бы след, который привычно оставляла его магия, заключая души переродившихся в свежие оболочки.