Потерянная тропа. Том 1. Часть 1
Шрифт:
Её всю прошибло, проморозило жутким страхом. Она будто бы в живую столкнулась лицом к лицу с давним ночным кошмаров, задела его дыхание, увидела отблеск глаз и удивительным образом осталась жива. Отлетев и ударившись о стену, с которой посыпались мелкие камни и крошка, учёная не смогла подняться из-за боли. Тело пробивало дрожь, её колотило, зуб на зуб не попадал. Она сидела, подогнув под себя ноющие ноги и безучастно смотрела на прорешеченный, словно сито, потолок. Из рта вырывался пар, а о пол больше не бились капли дождя. Их сменили крупные кристаллики снега.
Что происходит с их миром? Чем она занималась всю жизнь, не замечая того, что находилось прямо у неё под носом? И что за выкрутасы с этой магией?
Марианн просидела долго, блуждая в коридорах собственных мыслей
На улице тоже шёл снег. Он белыми бабочками падал на мокрую землю и исчезал. Мир вокруг казался поломанной, выброшенной и никому не нужной игрушкой. Руины, заполненные кучами обломков, песком, грязью и мерзким, прилипчивым снегом. Марианн заворожила эта картина. Снег в зиму был очень редким явлением и последний падал когда она была студенткой. Он был мокрым и склизким, почти таким же, как сейчас, но этот всё равно был более легким. Похоже мир сломался… Или сломалась Мари? Какие люди жили в останках этих домов? Была ли у них магия? И если легенда правдива, что даже сейчас казалось страшным абсурдом, кто именно продал себя тому существу? И правда ли, что именно из-за него здесь нет ничего и никого живого?
Тело дрожало и она старательно отмахивалась от вопросов, касающихся настоящего, всего того, что её окружало. Во всём мире, похоже, единственной кто мог спросить об этом так откровенно и осознанно, была лишь Мари. Просить знакомых о помощи казалось нереальным, ведь в любой момент по ним могли расползтись чёрные узоры или они бросились бы вырывать ей гортань. А идти в церковь… Гротэр была дорога её жизнь.
В голове творился откровенный бардак.
Учёная стряхнула снег с белого халата, который начал промокать на плечах. Ускорившись, игнорируя боль в спине и легкое головокружение, направилась к флайверу. Она обошла несколько холмов с обломками и вышла на более-менее целую каменную дорожку, покрытую сетью трещин. Спускаясь вниз и хлюпая желтой грязью, прилипающей к ботинкам, Мари старалась обдумывать каждый вопрос и не позволяла мыслям скакать, как саранче по урожаю.
Выходило, что практически все люди их мира так или иначе применяли магию и любой из них мог стать таким же как Дорэй. Особенно это касалось церкви. Поведение жрецов упорно наслаивалась на то, что совсем недавно увидела учёная. Марианн не понимала точных условий контроля человека, ведь сама она не слышала никаких приказов или чего-то подобного. По ней не расползались узоры, и она продолжала делать то, что по-видимому очень мешало магии… Или кем было то существо, что она увидела? Учёная будто бы нашла новый удивительный тип ядовитого цветка и не знала о нем ничего, кроме нынешнего его состояние. Было откровенно страшно, ведь вокруг него лежали уже бездыханные люди, но даже если и мелькнула мысль всё бросить… Слишком поздно отступать.
Мари всю жизнь восхищалась магией как чем-то неживым, но способным спасать и помогать людям. А сейчас она не знала, как отнестись к этому. Разве что привычно искать ответы дальше?
Она проскочила под крышу более-менее целого здания, где припарковала свой флайвер. Открыв металлическую дверцу картой, нырнула в тёплое нутро корабля. Взгляд учёной наткнулся на семейную фотографию Дорэя, которую Гротэр не посмела убрать с лобового стекла. В груди шевельнулось чувство вины. Он ведь мёртв… Как и родители, Лили и другие её знакомые…
Она медленно протянула подрагивающую руку и, сковырнув скотч ногтём, спрятала снимок под сидение. В груди медленно разгоралась злость. У неё вновь появилась цель, размытая, без конкретных ориентиров, но цель. И потому Мари не позволит себе отвлечься ни на что другое.
Кто бы мог подумать, что её любовь к магии когда-нибудь приведёт к полномасштабным военным действиям? Их мир, принявший знамя единой империи и отказавшийся от войн, вновь горел, бессмысленно теряя
людей. Вновь расходовал энергию в пустую, иссушая планету. Но иначе не выходило, как бы Мари не старалась предотвращать потери.После того, как учёная покинула развалины с решимостью узнать всё, она долгое время искала, где могла бы спокойно проводить исследования. Но люди, покрытые узорами, не давали ей покоя. Их хозяин разозлился и чем больше времени проходило, тем сильнее «Зверь» пытался Мари уничтожить.
Гротэр преследовали. Поначалу её выискивали лишь маги с выжженными душами, несущие с собой холод и тёмные линии, но Зверь боялся огласки. Мари быстро выяснила, что в людных местах ничего не происходило: ни нападений, ни слежки, и активно этим пользовалась до того момента, пока однажды выбравшись на улицу из спрятанного в саду флайвера, с удивлением не увидела на одной из стен своё лицо. Самым банальным образом учёную обвинили в теракте и массовых убийствах, чего она совершенно точно не делала, и объявили розыск.
Гротэр было сложно скрываться, прятаться, выживать. Её практически поймали после долгого года бегства и изысканий, проводимых на коленке. Но Марианн повезло. То, что в определённый момент, разозлившись и отчаявшись, она добралась до общей сети и выложила десятки статей со своими наработками, заставило зверя взбеситься, ожесточая преследования. Статьи вскоре удалили, но…
Её банальным образом спасли в тот момент, когда правоохранительные органы обнаружили учёную в подвале одного из магазинов, находящихся на окраине города, и повязали. Оказалось, статья вызвала резкий резонанс среди некоторых антимагических группировок и даже нашлась старая, полуразвалившаяся оппозиция, вытащившая её из той передряги за шкирку. Мари удивилась, узнав, что существуют люди, как и она, ненавидящие магию. Только вот если Гротэр, говоря про злость, указывала на ядро проблемы, эти люди говорили и про волшбу в её чистом проявлении.
Их было больше тридцати человек и они, не обладая даром, но имея некоторые данные и способности на руках, стали хорошим подспорьем для пытливого ума Марианн. То, какие вопросы задавала Мари, взволновало всех. То, какие теории и предположения выдвигала, резонировало с их собственными ощущениями. И потому женщину приняли как первого и единственного мага на всю антимагическую оппозицию. Она работала, колдовала, создавала, старалась отвечать на возникающие вопросы… почти шесть долгих лет. И вот сейчас, стоя в широком коридоре, из которого убрали всю мебель, и дорисовывая последнее в своей жизни заклинание, Марианн не ощущала предвкушения от грядущей победы, лишь смятение. И горьковатый привкус пепла на кончике языка.
Ей исполнилось сорок и всю свою жизнь она занималась лишь изучением и разработкой заклинаний. Ничего другого её не интересовало. Не вызывало такого азарта, такой страсти и сейчас она буквально собиралась уничтожить смысл своей жизни, выдернув его с корнем из мира, заморозив и спрятав.
Тихо гудели настенные стекляшки и переливались кристаллы с энергией, а Мари стояла в нерешительности перед очередной пентаграммой, будто перед обрывом, прыгнув в пучину которого точно уже не выплывет. Она вспоминала родителей и то, что погибли они из-за неисправности флайвера. Вспоминала людей, счастливо живущих благодаря схеме жизни, и тут же видела безвольных, поломанных магов с чёрными узорами, после проявления которых личность и сознание не удавалось привести в норму. Вспоминала о выжженной пустыне, почти на три четверти поглотившей их мир. Думала ли она о том, что существо, распространяющее магию, несло лишь зло? Или о том, что волшебство было подарено для людского счастья? Нет.
Мари была не из тех, кто привык беспокоиться о свободе выбора сотен тысяч людей. Думать о всеобщем благе? Чушь. Женщина всегда была из тех, кто между двумя вариантами: пожертвовать одним или множеством, – выбирает третий. И к сожалению он не предполагал всеобщее спасение. Злость, однажды проникнувшая в сердце, разрослась до необъятных размеров. Слишком многие погибли, слишком многое было пережито и уничтожено. Стоя здесь она не желала даже думать о том, что возможно, принимает неверное решение. Но пальцы, которые она упорно сжимала в кулаки, подрагивали.