Повесть о детстве

Сёма и Пейся в волнении бродят по улице. Может быть, произошло что-то большое и даже страшное, но это хорошо. Наконец-то перестали просить и плакать в этом угрюмом доме. Там заряжают винтовки, смазывают ружейным маслом части и Трофим, с кем-то ругаясь, стучит карандашом по столу. Они говорят громко и забывают, что где-то рядом сидит испуганный бог и смотрит, что делается. Опи пе замечают его, н к небесному своду сипагоги, к голубому потолку с нарисованными звёздами, плывёт медленный махорочный дым.

На дверях вывешен большой серый плакат. И Сёма неторопливо и громко читает Пейсе первый приказ военкома:

Впредь о всяких происходящих недоразумениях между гражданами местечка и проходящими красными частями доносить мне.

Лица, нарушающие общий порядок, будут мною арестовываться и предаваться суду по законам военного времени.

Лица, замеченные в распространении контрреволюционных слухов, будут преданы суду ревтрибунала.

Военный комиссар Трофим Березняк.

Впизу приписка мелом — печатавши буквами: «Всякий срывающий этот приказ или заклеивающий его — творит контрреволюционное дело».

— Понял? — с восхищением говорит Сёма.

— Понял,— отвечает Пейся.

И они оба молчат.

Никогда в жизни Сёме так пе хотелось совершить подвиг, как в эти дни. Хоть самый маленький: взять в плен офицера, поймать чужого разведчика, пайти уснувшего часового, стащить где-нибудь пулемёт. Хоть что-пибудь! Чтобы знали! И Пейся угадывает мысли друга.

— Я что-то придумал! — таинственно шепчет он.

— Что?

— Не спрашивай,—возбуждённо говорит Пейся, озираясь по

1 Тора — пятикнижие, в котором изложены основы иудейского религиозного верования.

сторонам.— Ты видел, что там написано! Всякий срывающий творит контрреволюционное дело!

— Ну и что же?

— Ты не попимаешь? — смеётся Пейся.— Мы будем здесь сторожить несколько дней, и, если подойдёт этот срывающий, мы его поймаем!

Но Сёму не увлекает зта идея, и он наносит страшноо оскорбление Пейсе — оп молчит.

— Что ты закрыл рот? — возмущается Пейся.

— Мне так нравится.

— Ты думаешь, что ты умнее всех!

— Я ничего не думаю,— успокаивает его Сёма.— Иди и не дёргайся. На тебя уже все люди смотрят.

Они гуляют возле синагоги — от угла к углу. Иногда к ним подходят красноармейцы и спрашивают что-нибудь: как пройти к реке, к лесу, кто здесь хороший сапожник. Сёма отвечает, по Пейся не может стоять молча рядом с живым красноармейцем, и он вмешивается в разговор, начинает размахивать руками и что-то кричать.

Сёма бледнеет и умолкает. После ухода красноармейца Старый Нос обращается к Пейсе со строгим вопросом:

— Ты же видел, что я говорю? Зачем ты влез?

— Л что? — пе сдаётся Пейся,— Разве он к тебе подошёл?

— Да, ко мне.

— А что, ты его купил? — кричит Пейся, пуская в ход уже самые неубедительные доводы.

Наконец они сговариваются: один раз отвечает Сёма, один раз — Пейся, и, сговорившись, начинают ждать красноармейца с каким-нибудь вопросом, но красноармеец, как назло, не идёт, и друзьям становится скучно. Они идут на базарную площадь смотреть на коней и тачанки с пулемётами. Долго там стоять нельзя, их просят уйти.

— Что теперь будем делать? — спрашивает Пейся.

— Давай зайдём в синагогу.

— А нас не выгонят?

— Что ты! Ни за что!

— А что ты скажешь, когда войдёшь? — интересуется Пейся.

— Почему это я скажу? А может быть, ты скажешь!

— Ну ладно, кто войдёт первым, тот скажет!

— А кто войдёт первым?

— Ты!

— Здравствуйте, почему это я?

— У тебя есть вид,— льстиво произносит Пейся,— и ты знаком с комиссаром.

— Я первым не пойду,— решительно заявляет Сёма,— я тебе не слуга!

— Хорошо! — соглашается Пейся и кладёт руку па железные перила у чьей-то лавки,— Гадаем! Моя рука лежит!

— Моя рука тоже лежит! — кричит Сёма и кладёт руку на железо рядом с Пейсей.

— И моя лежит!

Жеребьёвка заканчивается проигрышем Сёмы: ему заходить первым и ему говорить.

— А ты где будешь? — спрашивает Сёма.

— Около тебя!

— Смотри мне,—предупреждает Сёма,—не вздумай бежать!

Приоткрыв дверь синагога, друзья хором спрашивают:

— Сюда можно войти?

— Входите,— раздаётся голос.

— Иди ты первый,— шепчет Сёме Пейся,— без обмана!

Сёма по привычке поправляет картуз и входит в молитвенный дом. Трофим, улыбаясь, кланяется ему, и Сёма сразу чувствует себя легко и свободно.

— Я зашёл узнать, может, что нужно.

— Нужно,— с грустью говорит Трофим,— Фуража не хватает — это раз. Людей расквартировать — это два. Из синагоги убраться — это три.

— А разве здесь плохо? — обиженно спрашивает Сёма.—По-моему, самое подходящее место. А там в углу можно спать.

— Нет, Сёма,— не соглашается Трофим,— отсюда придётся уйти. Не место здесь военному комиссару. Даже па один день! Понял?

Сёма кивает головой, но ему совершенно непонятно, чего ещё хочет Трофим. Подумаешь, какой барин! А чем здесь плохо? Кажется, места много и света достаточно.

— Так вот что, Сёма,— серьёзно говорит Трофим,— не пойдёшь ли к нам на службу?

— Что делать? — спрашивает удивлённо Сёма.

Но Пейся щиплет его сзади и шепчет куда-то в плечо:

— Что ты строишь фасоны? Соглашайся!

— Да,— продолжает Трофим,— будешь курьером военного комиссара. Дело это тебе по плечу. Место ты знаешь, ноги у тебя быстрые.

— А оружие будет? — с замиранием в сердце спрашивает Сёма и, краснея, уводит глаза от Трофима.

— Это уж потом. Послужишь — и получишь.

— Хорошо,— решительно говорит Сёма,— я согласен.

— Нет,— смеётся Трофим,— мы не будем торопиться. Ты ещё посоветуйся с бабушкой. Скажи, что у тебя будес наек.

Сёма смущённо молчит. До каких пор во все дела он будет вмешивать бабушку? Ему делают такую честь, назначают курьером, так нужно спрашивать у пёс позволения. Кажется, бабушка уже держит в руках комиссара!