Повесть о детстве

В это время Пейся, осмелев, продвигается вперёд.

— А двух вам не нужно? — спрашивает он.

— Можно и двух,— соглашается Трофим и, закуривая, кивает головой матросу: — Вот они тебя проведут. Понял? Взять понятых. Ордер готов!

Матрос надевает на ноги какие-то очень неудобные лакированные ботинки с серой замшей и дрожащими пуговичками и, взяв в руки ружьё, говорит:

— Есть, товарищ военпый комиссар! Отправляюсь.

Повернувшись, он кланяется друзьям и кричит раскатным,

семипушечным басом:

— Матрос непобедимого революционного Балтийского флота Степан Тимофеевич Полянка! Выбрасывайте вымпела!

Потрясённый и уже завидующий, Сёма растерянно смотрит на матроса со смешной, коротенькой фамилией и не знает, что же нужно выбрасывать. В недоумении выходят они на улицу. Полянка сдвигает на затылок бескозырку с ленточкой и расстёгивает куртку с золотыми блестящими пуговицами. Сёма видит на его широкой груди зелёную лохматую женщину с рыбьим хвостом.

— Смотри! — восхищается Пейся.— Какая картина!

Степан Тимофеевич склоняется к ним и тихо говорит:

— Боевая задача такова: произвести обыск и арестовать здешнего купца Магазаника.

Сёма раскрывает рот и почтительно смотрит на матроса.

— Требуется,— продолжает он,— двое понятых. Понятно, шлюпочки? Один будешь ты,— говорит он Сёме,— а другого, постарше, захватим в пути. Ясно?

— Ясно,— покорно повторяет Сёма, но он не понимает, как это можно арестовать Магазаника.— А вы пе боитесь?

— Шлюпочка! — смеотся Полянка и заглядывает в глаза Сёмы.— Не такие баржи на ремне тянули!

И они идут. Впереди матрос в лакированных ботинках и широких чёрных штанах, позади — будущие курьеры: Сёма и Пейся.

— Ты не боишься? — спрашивает Пейся.

— Боюсь,— признаётся Сёма, с тревогой представляя себе покрасневшее, злое лицо купца.

— А за что его?

— За всё,— хмуро и строго отвечает Сёма, вспоминая несчастные глаза Майора с рассечённой губой,— за всё.

— А что с ним будут делать?

— Расстреляют!

— А если он откупится?

— Не откупится.

— А если отпросится?

— Не отпросится.

— А если убеяшт?

— Не убежит! — холодно бросает Сёма и ускоряет шаг.

В эту самую комнату Сёму приводил Фрайман, и кто бы мог подумать, что Старый Нос ещё раз придёт сюда! Сёма стоит у двери неловко и смущённо. Рядом с ним — Доля. Они понятые. Пейся наблюдает издали: он частное лицо. Матрос присел к столу. Магазаник в нижнем белье лежит на кушетке: он собирался уснуть после обеда — ему помешали.

— Встать! — хмуро говорит Полянка, протягивая к лицу куща какую-то бумагу.— Именем революции,— уже торжественно продолжает матрос,— вы арестованы, и имущество ваше отныне принадлежит народу! Открыть все ящики!

Магазаник дрожащими руками открывает дверцы шкафа.

— Отставить! — приказывает Полянка и отворачивается лицом к окну.— Извольте надеть штаны!

Купец берёт брюки, и нога его никак ire может попасть в штанину. Матрос ждёт. Магазаник, покачиваясь, идёт к столу и, вдруг решив что-то, бросает на пол связку ключей.

— Разбой! — кричит он.— Среди бела дня! Не позволю! Через мой труп!

— Мы можем пойти и па такие жертвы,— спокойно говорит матрос и приступает к обыску.

...На улицу первым выходит Магазаник, за ним Полянка с ружьём наперевес. Подле дома с удивлёнными лицами стоят родственники купца, и чахлый брат его Нахман осторожно кашляет, прикрыв рукой рот.

— Они уже собрались,— кричит Магазаник, потея и брызгая слюной,— они ждали этого! Где ваши слёзы, продажные твари? Изверги уводят кормильца, а вы молчите! Где ваши слёзы, змеи? Отсохнет рука, если к добру моему потянется! Кто присвоит чужое — сгорит на огне! Золото моё вам снится? Конца моего ожидаете? — Магазаник тяжело вздохнул и, подняв руку,

g Повесть о детстве

225

закричал: — Что вы стоите? Вернусь — сапожным шилом уши проколю! Рабами сделаю!

Но родственники стоят молча, испуганно прижавшись к серой стене дома. Они не плачут. Только гимназист Нюня, схватившись за голову, кричит вслед отцу:

— Что теперь будет со мной? Что теперь будет со мной?

Отец не слышит его. Подняв воротник, идёт Магазаник по

улице, чувствуя на спине трёхгранный штык матроса и безучастные взгляды прохожих.

ВОИН РЕВОЛЮЦИИ

Уже несколько дней работали курьеры военного комиссара, и многие в местечке завидовали им.

— Гольдиным везёт! — говорили евреи.— Шутка сказать, иметь такую руку! И кто бы мог подумать, что этот Трофим вдруг станет большим чином.

Больше всех убивался жестянщик Фурман, у которого Трофим когда-то снимал угол.

— Я не виноват,— оправдывался он перед женой.

— Виноват,— неумолимо твердила жена,— у тебя голова набита соломой!

Сёма раздобыл где-то шинель, и, хотя она была вся в дырах, всё же это была пастоящая длинная военная шинель, и Сёма чувствовал себя в ней героем. Кроме того, он нарочно сломал козырёк на картузе, и теперь уж всем было видно, что Сёма — курьер комиссара. Шёл он по улице медленно, длинные и всегда распахнутые полы шинели волочились по земле, и взгляд его был угрюмым и строгим. Он вмешивался во все дела, выслушивал жалобщиков и давал советы. Одно только мучило Сёму и не давало, ему покоя — он был без оружия. Хоть бы какой-нибудь револьвер дали, даже не стреляющий,— так нет, ни за что! В остальном Сёма был доволен жизнью и своим новым назначением.

Бабушка отнеслась к этому иначе. Она не радовалась! Даже когда он пришёл в шинели, бабушка посмотрела на него и застонала:

— Зачем ты нацепил это на себя? Чёрт знает кто носил, а ты тянешь на свои плечи!

Всё ей не нравится. И во всём она находит какие-то недостатки.

— Скажи мне,— приставала к Сёме бабушка,— ты не мог сидеть дома возле меня? Ты уже высох, одни кости торчат!..

Посмотри только на пего! — обращалась она к Шерс, которая часто теперь бывала у них.

Но Шера молчала. Сёма в шинели стал стройней и выше, и, глядя издали, можно было подумать, что идёт сам комиссар.

— Ты молчишь,— продолжала бабушка,—потому что ты ещё молода. Целый день бегает! И для чего? Зачем? Я, кажется, пойду к Трофиму и закрою всю эту музыку...

— Бабушка! — оборвал её Сёма, хватаясь за поломанный козырёк.—Я сейчас уйду. И не наносите мне оскорблений. Я теперь не какой-нибудь сбивщик, а курьер комиссара.

— Курьер комиссара! — с горечью повторила бабушка.— Лучше б уж ты был сбивщик. Нет, ты только подумай, Шера! Забирают Магазаника, так он лезет... Что, ты с ним дела имел? Пли он когда-нибудь тебя пальцем тронул? Мальчик! — возмущалась она.— Ты таки натянул на себя эту дурацкую шинель, но ты не понимаешь, что, если купец выйдет, он на тебе живого места не оставит.