Повесть о детстве

— Прыгай сюда! — сердито приказал Сёма.

— Хорошее дело! — возмутился Пейся и, приложив к губам руку трубочкой, закричал: — Здесь большая лужа! Я наберу полные ботинки!

— Прыгай! — ещё раз повторил Сёма и, побежав к тротуару, протянул Пейсе руку:—Пу, расхрабрись уже!

Пейся прыгнул и, внимательно осмохрев подошву на своих потёртых ботинках, спросил:

— Куда ты летишь?

— На фронт уходят,— угрюмо ответил Сёма,— Идём прощаться!

— Кто же идёт?

— Моисей, Полянка, Антон.

— Антон? — удивился Пейся.— И Полянка? Хороший вид будет иметь паш отряд. Кто ж остался? Я, ты и девчонка.

— Я бы и сам ушёл.

— Ты? — засмеялся Пейся.— Ты думаешь, если ты девять раз попал в кружочек, так па фронте уже тебя ждут?..

— Оставь! — оборвал его Сёма.— Мне хочется быть со всеми. Моисей поднялся с больничной постели и взял винтовку, А мы что?

— Я не пойму одного...— задумчиво произнёс Пейся.— Вот, допустим, идёт пехота в атаку. Идут рядами. Так получается, что задний ряд стреляет в передний? Я не пойму другого. Меня один раз побили на этой улице — и я вот уже три года хожу по другой стороне. С меня достаточно! А чего хотят эти вояки? Их же один раз побили и выгнали, зачем они опять суются на эту сторону? Какие-то неосторожные люди! Я бы на их месте обходил эту улицу за десять кварталов... Я не пойму третьего...

— У тебя там ещё много? — нетерпеливо спросил Сёма.—· Мы можем опоздать и не попрощаться.

— Пойдём,— нехотя согласился Пейся и снова заговорил: —> Я не пойму четвёртого...

Но Сёма, не слушая его, зашагал ещё быстрее. Подойдя к дому Магазаника, он с силой распахнул дверь и, взбежав по лестнице, столкнулся лицом к лицу с Трофимом.

— Извиняюсь,—сухо сказал Сёма.— Вы не видели Полянку или Антона?

— Полянка во дворе возле коней.

— Спасибо! — буркнул Сёма и повернул обратно.

— Погоди! — остановил его комиссар.— Иди-ка сюда, пожалуйста!

Сёма подошёл и молча поднял глаза на Трофима.

— Что так быстро? — удивился комиссар.— Ац, бац! Ты, кажется, обиделся на меня?

— Да, обиделся,— не глядя, ответил Сёма.

— За что? Лучше я буду знать!

— Как будто вы не знаете!— Сёма махнул рукой.— Одно притворство!

— Сёма!

— Да, Сёма. А что бы случилось, если б я пошёл с Антоном? Вам нужны особенные силачи, или, может быть, я, по-вашему, жалкий трус?

— Какие ты слова говоришь!— обиженно сказал Трофим.— Разве жалкий трус записался бы в отряд при комиссаре? Разве жалкий трус носил бы фамилию твоего отца? Некрасивые вещи говоришь, Сёма... Мы остаёмся здесь. И нам ещё дадут сильное подкрепление, потому что мы — стратегический пункт. Понял? И у тебя ещё будет дело. Ты курьер!

— «Курьер»! — с досадой повторил Сёма,— А куда вы меня посылали? Как будто я не понимаю! Это нарочно, чтоб выдавать паёк Гольдиным.

— Ты мне веришь, Сёма? — спросил комиссар.

— Ну, верю.

— У тебя скоро будет боевое поручение. Ясно? А пока иди, прощайся с друзьями. Скоро будет команда: по копям!.. Мир, Сёма?

— Мир,— всё ещё хмурясь, согласился Сёма.

— Ну, иди!

Сёма вышел на улицу. Около дома сидели на скамеечке Шера и Пейся, с любопытством провожая глазами идущие части. «Чего это они здесь расселись?» — подумал Сёма и подошёл к ним.

— Смотри, смотри,— Шера дёрнула его за рукав,— по шесть всадников в ряду. А лошади какие!

Сёма посмотрел на фыркающих, строптивых коней, и, хотя он по-прежнему боялся лошадей, сейчас он готов был немедленно сесть в седло и вместе с этими незнакомыми людьми, вместе с Полянкой и Антоном двинуться на противника. Конечно, он меньше любого из них. Это правда! Но разве отец прогнал бы его?

— Ты уже попрощался? — спросил его Пейся.

— Нет,— ответил Сёма и вздрогпул.— Надо идти!

— За это время можно было десять раз попрощаться и поздороваться,— усмехнулся Пейся.

— Я был у комиссара...— рассеянно ответил Сёма.— Ты простился? А ты, Шера?

— Я не пойду,— тихо сказала Шера,— я не люблю прощаться. Это всегда плохо. Становится так грустно. Человек куда-то уезжает, а когда ты его увидишь?.. Люблю, когда приезжают, люблю встречать, здороваться. Это весело, хорошо. А прощание...

— Ну, оставайся,— хмуро ответил он и подумал, что всё-таки что-то правильное есть в словах Шеры.— А я пойду! Не могу я так.

Матрос сидел на низеньком камне и задумчиво вертел в руках бескозырку с цветной лентой. Сёма подошёл и молча стал подле него. Полянка не заметил его прихода. Сёма смотрел на матроса, на его порванные смешные «лаки» и думал: кто этот человек и почему он так мил ему? И почему стыдно в этом признаться мужчине, почему всегда так неловко говорить хорошие слова человеку?.. Вот завтра опять будет утро и день, и кто крикнет ему или Пейсе — «шлюпочки»? Кто пойдёт с ними?.. Какая-то большая, томящая душу нежность охватила Сёму, ему захотелось погладить обросшее лицо Полянки, прижаться своей щекой к его щеке и сказать ему что-нибудь необыкновенно при-

ятное, чтобы матрос сразу догадался, что Сёма любит его. И ещё какие-то мысли пришли ему на ум, и было как-то тоскливо и радостно сразу, и было приятно сознавать, что на свете в одно время живёт так много хороших людей.

Но сказать всё это Сёма постеснялся... Матрос сидел на камне с винтовкой за плечами, в чёрной куртке с широким поясом, и тяжёлый кольт лежал на его коленях.

Сёма прикоснулся рукой к тёплому затылку Полянки и глубоко вздохнул.

— Ты, Сёма? — обрадовался матрос и, подвинувшись, уступил ему часть камня.— Садись, шлюпочка, посидим рядышком на прощанье! — Он положил руку на плечо Сёмы и крепко прижал его к себе.— Маленький ты ещё, Сёма,— ласково сказал он,— во флот не подойдёшь!

Сёма молчал.

— Что ж получается, Сёма? — заговорил опять матрос.—> Получается, что расстаёмся. И нет больше нашего отряда молодёжи! Уходит на фронт Антон, и я, старый чёрт, тоже на фронт иду, Сёма. Не в моём духе на камне сидеть. Смотрю я в твои глаза, Сёма, дюже ты мне по сердцу пришёлся, и жалею, что не вижу своего братишку меньшего. Тоже, наверно, такой герой! — Матрос помолчал, поправил ремень на плече и, вытащив большой, похожий на косынку платок, кашлянул в него и вытер губы.— Но ты пе думай, хороший мой, что отряду нашему конец. Ему, брат, расти и расти. И когда-нибудь, Сёма, ты старый будешь, а я себя потеряю сам не знаю где, вспомнишь ты, как приезжал в местечко матрос и хотелось ему сколотить отряд — и не вышло, потому что дела йеотложные встретились... Храни ты мою бумагу, Сёма,— добавил тихо Полянка.— Будет у тебя когда-нибудь билет нашей партии, ты эту бумагу не выбрось, а в билет положи...

Сёма обнял колени матроса и прижался щекой к холодной рукоятке кольта.

— Сигнал нам,— сказал Полянка и осторожно приподнял Сёму.— Дай хоть поцелую тебя, шлюпочка.— Он вытер губы и, крепко поцеловав Сёму, вскочил на коня.

Конь зафыркал и встал на дыбы. Казалось, и ему не хотелось уходить со двора, но матрос крепко притянул поводья и стремглав вырвался из ворот. Сёма что есть силы побежал за ним. Мелькнула цветная лепточка, махпул бескозыркой Полянка, и вот уж ничего не видно — далеко по чужой дороге скачет матрос...