Повесть о первом взводе

* * *

Гольцев шел медленно, тяжело ступал по иссеченной пулями и осколками, земле. Он нес Долотова. Голова шофера лежала на плече у Гольцева, а правая рука беспомощно свисала вниз.

"Теперь Долотов, - Логунов не мог поверить, что Долотова нет. Большой, всегда спокойный и неутомимый Долотов воевал третий год и лишь один раз был легко ранен. Логунов был уверен, что именно Долотов пройдет войну до конца. Неторопливо доделает на ней все, что нужно, вернется домой и займется другими, мирными делами... Когда взвод отдыхал, Долотова не слышно было и не видно. Да и в бою он вроде бы ничего особенного не делал. И все-таки, не раз, именно Долотов выручал взвод. Да и сегодня, если бы не его пулемет, еще неизвестно чем все закончилось бы. И вот теперь Долотов..."

Навстречу Гольцеву поспешили Угольников и Мозжилкин. Но он не остановился, и они пошли рядом: один - справа, другой - слева, как в почетном карауле. А Гольцев ступал осторожно, бережно нес товарища. И лицо у него, впервые прикоснувшегося к смерти, как-то сразу осунулось. Возле бруствера он осторожно опустил шофера на землю. И все увидели, что гимнастерка на груди Долотова иссечена пулями. По широкой груди, от плеча до плеча, прошла автоматная очередь.

– Он там целую гору их наворотил. Лежат вокруг...
– всхлипнул Гольцев, и по щеке его поползла слеза.
– У него руки к пулемету прикипели. Я еле пулемет забрал. Он мертвый стрелял... Пока у него патроны в диске не кончились, стрелял...

– Поплачь, Гольцев, не стесняйся, - положил ему руку на плечо Птичкин.
– Это можно...

– Там пулемет остался и диски еще, - вспомнил Гольцев, - я пойду, принесу.

Поднялся и пошел к ячейке Долотова.

" А Земсков!
– вспомнил Логунов.
– Неужели и его?" Он всмотрелся в сторону, где находилась ячейка Земскова, но пулеметчика не увидел.

– Трибунский, - Логунову не хотелось верить, что Земскова тоже нет, - сходи к Земскову, помоги ему добраться сюда.

* * *

Земсков хотел встать. Но лишь наступил на ногу, кольнула такая боль, что в жар бросило. Да и не в ногу кольнуло, а прямо куда-то в сердце. Он вскрикнул и упал...

"Надо полежать, - решил Земсков, - полежу немного, и пройдет. Да и зачем туда идти?.. Может, надо здесь оставаться. Понадобится - позовут. Или пришлют кого-нибудь. Лучше бы, конечно, прислали, потому что нога здорово болит. А надо не просто идти, но и пулемет с собой нести, и диски. Сам не доберусь".

Хотелось пить. Земсков снял с пояса фляжку, встряхнул. Фляжка была заполнена больше чем наполовину. Он сделал несколько больших глотков. Пить все еще хотелось, но Земсков решил больше воду не расходовать: неизвестно, сколько придется ему быть в этой ячейке. И снова повесил фляжку на ремень.

Потом улегся на дно ячейки и стал думать о том, что Логунов молодчина. Вчера заставил всех копать до изнеможения. Хватило характера заставить. Григоренко наводчиком поставил, лентяя и болтуна Григоренко - наводчиком. А получилось - три танка подбил. Наклепали фрицам, здорово наклепали... До чего надоела боль в ноге. О чем бы ни подумал, все равно к ней возвращаешься. Силы хоть отбавляй, а с этой ногой - как маленький. И один все время...

– Вставай, старший сержант, - оторвал его от размышлений Трибунский, неожиданно возникший над окопом.
– А то там Логунов все глаза проглядел. Боится, не случилось ли с тобой чего.

– Что со мной может случиться?
– Земсков осторожно сел, старался не тревожить ногу.
– Ничего со мной случиться не может. У меня здесь курорт. Лежи и тучки считай.

– Долотова убило.

– Как Долотова?!
– Земсков попытался подняться и сморщился от боли.

– В самом конце боя. Автоматной очередью грудь прошило...

– Пошли, - Земсков подхватил палку, с трудом выбрался из ячейки и, морщась от боли, заковылял к орудиям.

Трибунский захватил пулемет, диски и последовал за ним.

* * *

Гогебошвили оставил машину в укрытии и явился на позиции взвода с сидором, набитым консервами.

– Подходи, разбирай, генацвале! Танкисты подарок прислали. Второй фронт! Хочешь - смотри, хочешь - кушай!

Логунов обернулся, но ничего не сказал. Остальные как будто не слышали. По хмурым лицам Гогебошвили понял: что-то произошло. Настороженно подошел поближе и увидел Долотова. Остановился возле убитого и снял пилотку. Так он стоял, может быть, с полминуты. Потом шмякнул пилотку о землю.

– Собаки!
– глаза у Гогебошвили стали круглыми, ноздри тонкого носа затрепетали.
– Такого человека убили! Сержант, скажи, почему мне воевать не даешь?! Друзей убивают, а меня воевать не пускаешь! Не хочу машину водить! Понимаешь?! Другие стреляют, мне стрелять не даешь. Я их сам стрелять должен! Понимаешь! Дай мне пулемет! Я их как бешеных собак стрелять буду. Даешь пулемет? Да! Даешь?!

– Ладно, - сказал Логунов.
– Будешь воевать. Убивай их, как бешеных собак...

В такие минуты человеку отказать нельзя. Но и давать шоферу пулемет Логунов не хотел. В первую очередь, орудия должны стрелять. А расчеты поредели. Гогебошвили был у Логунова единственным резервом.

– Дашь пулемет! Да?!

– Нет, не дам. Пойдешь к орудию. Танки на нас пойдут. Понимаешь?! Пушки должны стрелять. Быстро стрелять, понимаешь?! А снаряды подавать некому. Пойдешь к орудию.

Подошли Баулин и Булатов. Они положили у ног сержанта две охапки немецких гранат с длинными деревянными ручками. Не успели немцы пустить их в ход. Не подпустили их Долотов и Земсков на бросок гранаты.

* * *

Их оставалось одиннадцать.

"Тут тебе и противотанковая артиллерия, и пехота, и саперы, и все, что хочешь. Воюй, взводный, не тушуйся! Тебя еще и танки поддерживают, аж три грозные машины. Приходилось и хуже, когда ни танков рядом, ни срока, до которого надо держаться... А нам всего-то до темна здесь и простоять".

Логунов смотрел, как расчеты ели свиную тушенку с сухарями, которыми щедро снабдил взвод Литвиненко, и думал о том, что теперь вместо Долотова надо поставить к пулемету Трибунского. Не хотелось забирать его из расчета, но ничего не поделаешь. После Долотова Трибунский - лучший пулеметчик во взводе. Второй пулемет, как и раньше, возьмет Земсков. А Гогебошвили пойдет к первому орудию.

Солдаты и перекусили, и установили орудия на запасных позициях, и пулеметные гнезда подготовили, а немцы все не шли. Не идут, и не надо. Без них даже лучше. Если вообще не придут - совсем хорошо будет. Солдаты отдыхали. Кто курил, кто дремал. Вчера основательно устали, а короткая ночь пролетела быстро. И бой вымотал. В бою иногда за час так вымотаешься, будто весь день вкалывал. Почему бы и не вздремнуть, если выдалось для этого время...

* * *

Уже много дней в штабе фронта готовились к прорыву немецкой обороны. И вот это время наступило. Стягивались в один могучий кулак танковые корпуса. Занимали позиции тяжелые гаубичные полки и дивизионы "катюш". Изготавливались стрелковые дивизии. А на участках, откуда под покровом ночи сняли стоявшие там войска и где ожидался активный поиск немцев, выставили заслоны, задача которых продержаться только один день. Заслоны эти были двойными и даже, подчас, тройными... Дальше в тыл, километрах в тридцати от Лепешек, стояла еще одна хорошо укрытая засада. А еще дальше, недалеко от Шуляк, в которых еще вчера отдыхали артиллеристы, перекрывала дорогу третья.