Повесть о первом взводе
Шрифт:
Земскову от этой их манеры идти, как на прогулке, открыто и уверенно, от того, что их так много - стало жутковато... "Вдвоем целую роту остановить надо... Конечно, два пулемета... Но и они тоже не с голыми руками идут..."
Его недавно выбрали комсоргом батареи. Неожиданно это получилось. Пришел замолит, толкнул речь: о том, что комсомольцы всегда должны идти впереди, и еще что-то говорил, разве вспомнишь. Потом заявил, что Земсков хороший разведчик и, значит, будет он хорошим комсоргом. Вот и выбрали. Единогласно. Он толком не представлял себе, что должен делать, как комсорг. Спросил у замполита. "Сейчас у меня времени для обстоятельного инструктажа нет, - сообщил замполит и дружески похлопал его по плечу.
– Я тебе потом все подробно растолкую. А пока запомни главное: должен ты, теперь, Земсков, быть для всех примером,
От этих мыслей Земскову стало спокойней. Он даже удивился, почему на него навалилась жуть? И обрадовался, что не было в это время никого рядом.
* * *
Автоматчики выбирались из оврага и сразу ложились, отползали. Опасались, что их встретят огнем. Не встретили. Они и осмелели. Поднялись, пошли в полный рост. Длинной очередью Земсков скосил пятерых, или больше... Не поймешь. Легли все. Они еще не разобрались, откуда стреляют, ответили беспорядочным огнем, наугад. Но лежали недолго. Поползли, кое-кто перебегал. Земсков встречал их короткими очередями, как его когда-то учили в полковой школе. После каждой очереди видел, как падает серо-зеленая фигурка, а то и две.
Он мог бы долго их так держать, прижимать к земле, не давать подняться. Он мог бы их так держать, пока не кончатся патроны. А патронов у Земскова было много, еще полных девять дисков. Немцы отвечали огнем из автоматов, неприцельным, случайным. В коротких паузах между очередями Земсков прислушивался, старался уловить в треске автоматных очередей знакомый звук работы пулемета Долотова. Но Долотов почему-то молчал.
По неслышимой Земскову команде цепь автоматчиков начала загибаться, обходить ячейку справа. Долотов, конечно, видел, что автоматчики обходят напарника и, если не вступал в бой, значит, что-то там у него произошло. Может быть, пулемет отказал? А может быть, прошила его шальная пуля и лежит он сейчас на дне своей ячейки, истекающий кровью, не в силах подняться, не в силах дотянуться до пулемета... Если так, то это конец. Еще несколько перебежек, и немцы подойдут на бросок гранаты.
Земсков бил и бил из пулемета, теперь уж длинными очередями, почти не целясь. Лишь бы задержать надвигающиеся на него цепи, лишь бы выиграть еще несколько минут... Он все еще ждал, что в эти последние минуты вступит в бой Долотов или еще что-нибудь произойдет. О смерти не думал, не до этого. Надо было придержать автоматчиков, не дать им выйти на орудия.
* * *
Логунов видел, как меняется рисунок боя. Казалось, только что они открыли огонь, только что началась дуэль артиллеристов с танками, только что высыпала из балки немецкая пехота. А танки уже шли в обход, чтобы ударить с фланга и автоматчики, которых Земсков плотно прижал было к земле, обходили его полукольцом.
Логунов попытался разглядеть затаившиеся в засаде "тридцатьчетверки", но не нашел их.
"Хорошо замаскировали. Смогут ударить неожиданно. Но три против шести... Удержат ли они шесть немецких машин? А пулемет Долотова молчит... Может быть, Долотова
уже нет?– Логунову не хотелось думать о таком, - Без поддержки Долотова автоматчики обойдут Земскова. Тогда - взводу хана. И танки наши не помогут".
Логунов с трудом успевал учитывать изменения, что происходили на поле боя. Только сейчас он по-настоящему понял, как хорошо быть командиром орудия. Стреляй и думай только об одном - как бы не промазать. А что делать сейчас? Развернуть одно орудие и осколочными, по пехоте? Или послать кого-то к Долотову, посмотреть, что с ним, если надо - подменить... Или, пока есть время, перебросить орудия на новые позиции и ждать, пока начнется свалка в Лепешках, а там и ударить?.. Пожалуй, главное сейчас - автоматчики. Слишком много их. Два пулемета не удержат.
– Отставить огонь по танкам!
– приказал он. По пехоте... Гранатой! Взрыватель осколочный... Десять снарядов... Беглый.... Огонь!
* * *
Долотов представить себе не мог, что доставляет столько неприятных минут Земскову и Логунову. Автоматчики выбрались из оврага и пошли на Земскова. Ячейка Долотова осталась в стороне. Он и рассудил: когда Земсков положит цепи, когда прижмет их к земле, они начнут обходить пулемет. Вот только - справа или слева? Если примут вправо от Земскова - тогда плохо. Не поможешь парню. Если влево - окажутся между двумя пулеметами. Поэтому ждал, не высовывался.
Пошло так, как хотелось Долотову. Автоматчики стали обходить Земскова, загибая цепи влево.
"Вот и хорошо. Теперь, главное, не торопиться. Пусть подойдут поближе, - решил он.
– Чем ближе подойдут, тем меньше их уйдет отсюда. Только надо, чтобы Земсков продержался еще две-три минуты..."
Земскову приходилось тяжело: впереди автоматчики, и на фланге автоматчики. Успевай, поворачивайся... Он не успевал. И никто на его месте не успевал бы. Автоматчики все ближе подползали к ячейке. Вот-вот захлестнут...
"Держись, паря, - мысленно подбадривал его Долотов... Пусть собираются, пусть... пусть... Побольше наберется, и мы из них лапшу настругаем. Еще немного..."
А когда автоматчикам оставалось, последний раз подняться, сделать последний бросок, когда они уже были уверены, что вот-вот покончат с этим пулеметом, Долотов ударил. Одной очередью срезал не меньше десятка. Охотник.
В те же секунды среди автоматчиков выросли два черных и страшных, как смерть, дерева, потом еще два и еще...
От секущих, кромсающих все осколков, цепи автоматчиков замерли. Кто-то лег, уткнулся лицом в землю, кто-то старался уползти, кто-то бросил автомат и помчался к спасительному оврагу. Не все сумели отойти. Только те, которым повезло.
* * *
Немецкие танки ворвались в село, повернули и по широкой деревенской улице устремились на артиллерийские орудия. Ничто уже не могло удержать их. Шли они на предельной скорости, чтобы с размаха ворваться на высотку, смести все своей бронированной мощью. И уже были заряжены орудия, чтобы уничтожать, а водители всматривались в узкие щели, прикидывали, как будут крошить гусеницами остатки орудий, как будут вминать их в землю.
* * *
– Птичкин! Орудие на запасную! Быстро!
– отдал команду Логунов.
– Орудие на запасную!
– повторил Птичкин. Трибунский и Гольцев вырвали засевшие в земле сошники и свели станины. Откуда-то вынырнул Гогебошвили и ухватился за колесо, Григоренко навалился на другое. Птичкин метнулся к стволу и кошкой повис на нем... Орудие покатили по подготовленной еще вчера для этого колее. Считанные секунды ушли на то, чтобы снять его с позиции.
А для Логунова, не выпускавшего из поля зрения приближающиеся танки, все происходило до невозможности медленно. Слишком медленно освобождали они станины, как-то лениво, словно нехотя, сдвигали... Неторопливо покатили пушку.
– Быстрей!
– закричал он. И вспомнил о пехоте. Вот такая поганая жизнь у командира взвода...
Логунов оглянулся. Откатившиеся было немецкие цепи пришли в себя, выбрались из оврага и снова поползли вперед. Не умолкая, стучали оба пулемета.
Как там Угольников станет отбиваться?.. Надо помочь, но сначала танки...
Логунов догнал пушку, ухватился за станину рядом с Гольцевым.
Они успели установить орудие, подготовили снаряды. Григоренко пригнулся к прицелу... Немецкие танки приближались... Время выйти и нашим. Но наши не появлялись, чего-то ждали. Оставались в хорошо замаскированной засаде.