Повести

–  Мамуль, подмой бабушку сама. Мне, наверное, с этим не справиться. Нина Елизаровна берет Настю за уши, притягивает к себе и целует ее в нос…

В теплой курточке, в джинсах, заправленных в резиновые сапожки, и в спортивной шапочке Настя стоит в кухне и записывает все, что говорит Нина Елизаровна:

–  Черный хлеб - целый. И два батона белого по двадцать две. Виктор Витальевич любит по двадцать две. И обязательно смотайся в «Прагу»! Там могут быть крутоны из ветчины. Помнишь, я к Новому году покупала? Так… Нас - трое, Виктор Витальевич - четыре, папа - пять, Евгений Анатольевич

–  шесть.

–  Что еще за Евгений Анатольевич?

–  Я тебе уже говорила. Возьмешь шесть штук. Ясно?

–  Да. А бабушка будет опять овсянку жрать?

–  Настя!.. А бабушке там же купишь две куриные котлетки.
– Нина Елизаровна лезет в шкафчик за деньгами и видит несколько трешек, лежащих отдельно.
– А это что за деньги?

–  Степуху вчера получила.

–  Очень кстати. А почему так мало?

–  Елки-моталки!
– вспоминает Настя, открывает холодильник и достает из морозильной камеры смерзшийся пакет.
– Я же к сегодняшнему дню языки достала! Шесть сорок за них отдала! Мамуля, их же нужно срочно разморозить!

–  Языки? Настя! Немедленно признавайся, где ты достала языки?

–  Мам, знаешь, есть такой анекдот: что такое «коммунизм?» Это когда у каждого советского человека будет свой знакомый мясник в магазине. Вот мы сегодня и заглянем в наше светлое будущее…

–  Это безнравственно, Настя! И отвратительно!

–  Зато вкусно! Давай деньги, я пошла, - Настя вынимает из рук матери деньги, берет сумку и уже в дверях говорит: - Ма, я заскочу на рынок? Папа очень любит киндзу. Куплю ему пучок?

–  Купи… - растерянно говорит Нина Елизаровна.

Троллейбусная остановка точно напротив Лидиной работы.

Лида выскакивает из троллейбуса, перебегает тротуар и плечом толкает старинную роскошную стеклянную дверь своего учреждения.

И тут же, в тамбуре, перед второй, тоже прозрачной дверью, Лиду останавливает молодая печальная женщина с пятилетним мальчиком.

–  Простите, пожалуйста. Вы - Лида?

–  Да. А собственно…

–  Я - Надя. Жена Андрея Павловича.

Лида зажмуривается, нервно трет руками лицо.

–  Простите меня, Лидочка, - с трудом говорит Надя.
– Но мне сейчас просто не к кому…

–  Что вы, что вы… Это вы меня простите… Это я… - сгорая от стыда, бормочет Лида.

–  Вы уже знаете?
– горестно спрашивает Надя.

–  Что-нибудь с Андреем Павловичем?!
– пугается Лида.

Маленький мальчик крепко берет Лиду за руку, поджимает ноги и пробует качаться, держась одной рукой за руку матери, а второй - за руку Лиды.

–  Они уехали вместе на юг. С вашей подругой. С Мариной…

–  Нет! Нет! Нет!
– в отчаянии кричит Лида.
– Это ошибка! Этого не может быть!

Все сильнее раскачивается мальчик.

–  Она вылетела вчера. Вслед за ним.

–  В Адлер?
– зачем-то спрашивает Лида.

–  В Ялту. Он в последний момент поменял билет на Симферополь.

Мальчик раскачивается все сильнее и сильнее. Обе женщины уже еле стоят на ногах…

–  Лидочка… Вы не могли бы как-нибудь с ней связаться? Попросите ее не делать этого! Двое детей… Второму - десять месяцев. Он с моей мамой сейчас… Костя! Отпусти тетину руку! Ты же видишь, как ей тяжело!

–  Ничего, ничего… Он легкий, - говорит Лида.

–  Если он от нас уйдет… У меня даже специальности никакой. Помогите мне, Лидочка! Умоляю вас… - плачет Надя.

За внутренней стеклянной дверью военизированная охранница с булыжным рылом проверяет пропуска у служебного люда… А за внешней - бежит, торопится, плетется, едет, мчится, тормозит и снова срывается с места осенняя утренняя Москва…

После курсов Евгений Анатольевич прибегает в свой гостиничный номер переодеться. В руках у него уже поздравительный тортик.

Вместо пожилого туркмена с «Панасониками» соседом его оказывается здоровенный молодой мужик в одних кальсонах.

–  О! У меня новый сосед?
– радушно говорит Евгений Анатольевич.
– Здравствуйте, здравствуйте.

Сосед внимательно смотрит на Евгения Анатольевича:

–  Слава богу! Я-то думал, придет сейчас какой-нибудь старый хрыч - с ним и каши не сваришь. Здоров!
– он протягивает руку.
– Дмитрий Иванович! Можно просто - Митя.

–  Евгений Анатольевич.

–  Порядок! Значит так… Тебе сколько, Жека?

–  Чего?

–  Лет.

–  А… Пятьдесят четыре.

–  Ладно. Скажем - сорок пять. Ты выглядишь - зашибись! Обьясняю: заклеил двух телок. Придут к пяти. У меня - две бутылки самогона, баночка килек и… вот твой тортик. Одна, чернявенькая, тебе. Не то евреечка, не то армянка. Они, знаешь, какие заводные? Только туда рукой, а ее уже всю трясет! А вторая, беленькая, мне. Годится? После захочешь - махнемся. Они, по-моему, на что хошь подпишутся! И главное - потом не надо три дня на конец заглядывать. Одна в судомойке, вторая на раздаче в каком-то пищеблоке. А там, сам знаешь, осмотр за осмотром. Так что и тут порядок в танковых войсках! Учись!

–  Видите ли, Митя, дело в том, что я вряд ли смогу…

–  Главное, не тушуйся, Женька! Я ж с тобой! Сели, по стакану, килечка-шмилечка, две-три дежурные хохмы, гасим свет и… понеслась по проселочной!

–  Вы меня не поняли, Дмитрий Иванович. Я сегодня приглашен в гости. На

–  Вот так уха из петуха!
– растерянно чешет в затылке Митя.
– Что ж мне с двумя-то делать?..

Евгений Анатольевич оглядывает здоровенного Митю и говорит:

–  Да вы и с двумя справитесь.

–  Я не за себя боюсь. Я и троих до мыльной пены загоню. Лишь бы они из-за меня не перецарапались… Мне сейчас эта гласность совершенно ни к чему.

–  А вы надолго?
– вежливо спрашивает Евгений Анатольевич и начинает переодеваться.

–  Да нет! Всего-то на пару дней. Специально на сутки раньше выехал - погулять…

–  Командировка?

–  На партактив вызвали, будь он неладен! Будто мы там у себя в горкоме все пальцем деланные! Да, Евгений, подвел ты меня. Сильно подвел!

От холодного ветра Мишка прячется в телефонной будке, стоящей неподалеку от Настиного дома, и неотрывно следит за проездом, откуда должна появиться Настя.