Поворот

— Вот сейчас и познакомлю. То есть сейчас поедем и… думаю, тебе будет очень интересно познакомиться с еще двумя Консуэлами, особенно с одной из них…

Неделю Катя, которой оказалось всего девятнадцать лет, восстанавливала здоровье, попутно изучая то, что успели сделать остальные члены команды — а на совещании, состоявшемся после Нового года, она высказала свою точку зрения:

— Я уж не знаю, насколько вы в промышленности хорошо или плохо поработали, а вот в отношении крестьянства вы, мне кажется, делаете крупную ошибку.

— И в чем же мы, по-твоему, ошиблись? — решил прояснить для себя ситуацию Андрей, и ему на самом деле это было очень интересно, так как заметного улучшения ситуации с продовольствием в стране пока не произошло. Да, хуже не стало, но и лучше если и стало, то лишь самую малость. Причем исключительно за счет прекращения экспорта зерна.

— Вы мужика неверно позиционируете. Мы мужика неверно позиционировали, когда там, наверху, всё это обсуждали. Мы-то думали, что русский мужик готов трудиться хотя бы для улучшения своей жизни, а он на самом деле даже этого не хочет. Он трудится только для того, чтобы самому с голоду не сдохнуть, и искренне считает, что все, кто мужиком не является, ему по гроб жизни должен. У нас в стране сколько мужиков? Почти двадцать два миллиона хозяйств, но из них хоть какая-то польза стране обеспечивается менее чем с двух миллионов. А все прочие едва себя прокормить в состоянии, да и то не каждый год. Единственная от них польза — это поставки пушечного мяса во время войны, да и то польза эта весьма сомнительная.

— И почему ты так думаешь?

— Потому что я уже это знаю. Русский мужик в массе своей — туп, жаден и ленив, он по сути своей неумелая и безграмотная скотина, причем безграмотная принципиально. К тому же мужик этот крайне жесток, особенно в семье, поэтому решать проблему с сельским хозяйством в стране нужно, мужика вообще в расчет не беря.

— Как это? В стране сто десять, почти сто двадцать миллионов, то есть больше восьмидесяти процентов…

— Повторяю еще раз: решать проблемы с сельским хозяйством нужно без учета наличия мужиков, они в этом ни малейшей пользы стране не принесут. Другие проблемы — да, все же мужик русский — это главный источник населения России. Но снова нужно иметь в виду, что он не является частью интересующего нас населения, а лишь источник населения нового, которое для нас интерес уже будет представлять, да и то в случае, если мы его правильно воспитаем. И в деревне работать нужно исходя лишь из этого положения, а возлагать какие-то надежды на самого нынешнего мужика — откровенная глупость. Я это лучше знаю, я сама этого мужика в своем лице представляю. Евдоким типового мужика представлять не может, у него все же было довольно обеспеченное хозяйство — а таких, как я, в стране подавляющее большинство.

— А у тебя есть какие-то предложения в этом плане? Что ты нам предлагаешь делать?

— Конечно есть, я поэтому и разговор завела. А вот делать нам как раз ничего не надо — я имею в виду относительно мужиков. Совсем ничего — и только при таком условии у нас что-то получится.

— Пояснить можешь?

— Могу. Но лучше я все просто покажу — если вы все рискнете мне эту работу поручить.

— Ладно, валяй, впрягайся. Но учти…

— Уже учла. Ты когда собираешься массовую демобилизацию проводить?

— А что?

— А то, что нужно погодить. Я тебе через пару дней свой план подробно распишу — но в нем будет предусматриваться использование примерно трех миллионов солдат.

— Обязательно в строю? Демобилизованные тебе уже не годятся?

— Именно так, ты и сам поймешь почему. Скоро поймешь, я думаю, уже где-то в мае…

Стройки шли по всей стране, однако были и отдельные исключения. Например, ни в Москве, ни в Петербурге (городу вернули историческое название при переносе столицы обратно в Москву) новые жилые дома вообще не строились. А еще из этих городов (а так же из Харькова) некоторые заводы вообще вывозились или просто ликвидировались. Изрядно был ощипан Ижорский завод — и по части рабочих, и по части станков (последний «ощип» был все же не особо серьезным) — а в провинциальном Новгороде прямо напротив Кремля (через Волхов) уже почти поднялся уже довольно большой квартал с жильем, двумя школами, детским садом, поликлиникой и «дворцом культуры», а чуть ниже по течению Волхова невероятными темпами строился новых завод, на котором должны были производиться турбины для ГЭС. И рядом — еще один завод, поменьше, на котором для этих ГЭС предполагалось изготавливать генераторы. А между двумя заводами уже была выстроена новенькая электростанция. То есть были выстроены два больших корпуса, в которых должны были разместиться котлы и турбогенераторы, поднялись высоченные — почти в сотню метров высотой — дымовые трубы, но пока оборудования на этой электростанции еще не было.

Правда, его не было вовсе не потому, что его «купить забыли», а потому, что Андрей Владимирович согласился, причем буквально в последний момент, с предложением Линна о том, что оборудование на эту станцию нужно ставить уже отечественное. В частности, разработанный по просьбе Федьки в МВТУ новенький паровой котел, который вырабатывал пар с давлением в сто двадцать атмосфер (всего, но это был вообще первый такой котел в мире) и отечественными же паровыми турбинами, работающими при таких параметрах пара — но которую еще только «доделывали» другие преподаватели и студенты прославленного училища. Обоснование такой замены было исключительно веским: с таким котлом и с такой турбиной станция получится мощностью в тридцать шесть мегаватт, а угля будет тратить как одна нынешняя двадцатимегаваттная — а Новгород все же стоял в отдалении от основных железных дорог и доставка в город топлива была не самым простым делом. Так что результат от сжигания двух вагонов угля в час хотелось получить более значимым, а вот когда этот результат будет получен, было менее важно, ведь и заводы пока еще только строились.

Еще один завод — на этот раз по производству паровых турбин — начал строиться в Калуге, а в Алексине строился завод по изготовлению генераторов для паровых электростанций. Этот крошечный городок Глеб Максимилианович выбрал для размещения такого завода по той причине, что радом с городом была запланирована и новая гидростанция, мощностью в три с половиной мегаватта — и завод генераторов эта ГЭС и должна была электричеством обеспечивать. С точки зрения Федьки такой подход выглядел, мягко говоря, идиотским, но Линн — который постоянно участвовал в работе комиссии Винтера и Кржижановского, ему пояснил:

— Глеб Максимилианович убежден, что все предприятия должны обеспечиваться главным образом за счет местных электростанций. Мы и раньше про него многое поняли и знаем, что мнение свое он довольно скоро поменяет… в историческом масштабе скоро, а пока его понять можно: у нас просто денег на провода для ЛЭП нет.

— У нас ни на что денег нет. Половину золотого запаса страны уже промотали, а где видимые результаты?

— Скоро только кошки родятся, а заводы и всё прочее такое почему-то строится не очень-то и быстро. Но уже весной запустят два генератора на Волховской станции, алюминиевый завод заработает — и уже тот же Кржижановкий начнет потихоньку и про электричество немного иначе думать. Просто потому, что у нас уже будут провода алюминиевые для ЛЭП — и тогда завода в Алексине нам сразу станет уже недостаточно. И Новгородские заводы тут же придется увеличивать: нам нужна какая-то основа для индустриализации, и мы пока ее покупаем за границей. И сами, конечно, что можем делаем…

— Я вот одного не пойму: и ты, и я — это же один и тот же Линн. А мы по многим вопросам, причем по тем, в которых Линн неплохо разбирается, постоянно спорим. Это тебе шизофрению не напоминает? Ведь по сути мы спорим сами с собой.

— Ты тут ошибаешься, мы — это не Линн, то есть не инженер со станции. Ты — нижегородский мальчишка Федька, я — шведский крестьянин. Мы просто вдруг получили кучу знаний, но суть наша от этого поменялась очень немного. Катя это очень доходчиво объяснила: она ведь, сидя в своей деревне, понимала, как нужно делать правильно — но чаще всего поступала именно как забитая крестьянка. Знала, что что-то делает неверно, но продолжала делать, просто потому, что «все всегда так делают». И изжить мы этого никогда в себе не сможем, хотя со временем знания тех, со станции, и помогут нам выбирать правильные решения. Надо просто стараться…

— А я и стараюсь. На днях хотел с Веденеевым разругаться, хотя и понимал, что в целом прав он, а не я…

— Это ты про каскад ГЭС на Оке, который Борис Евгеньевич проталкивает?

— Ну да.

— Так это не Федька как раз в тебе возмутился, а Линн. Мы же — специалисты по энергетике, и не самые, оказывается, бестолковые — а Борис Евгеньевич на Оке как раз про электричество в последнюю очередь думал. Я тоже… и даже ругаться к нему ходил, и он мне объяснил: плотины этих ГЭС позволят всю навигацию судам ходить вплоть до Орла. А электричество тут будет просто приятным дополнением.

— Я это тоже уже понял, поэтому сейчас еще одно строительство затеял. В Касимове будет завод, на котором целиком гидроагрегаты для малых ГЭС делать будут. То есть мощностью где-то до мегаватта, зато уже в сборе: их просто нужно будет привезти на место и поставить рядом с плотиной. Я сам проект составил уже самой маленькой в планируемом ряду, на пятьдесят киловатт, такие в любой деревне, где рядом речка протекает, можно будет поставить.

— Лишнее подтверждение тому, что мы изначально разные, мне такое и в голову не пришло — хотя я и из деревни, а ты из города.