Поворот

— Что значит «какой»?

— Если весна будет ранней, то три четверти мужиков до рынка вообще доехать не смогут.

— Очень ранней… и сразу засушливой. Но ведь помещики-то далеко не все зерно в казну продали, они для себя на будущее какое-то, причем не самые маленькие, запасы оставили — и если на рынке цены вырастут, неужели они не захотят там быстренько поживиться?

— Помещики у нас тоже себя дураками не считают. В прошлые годы они со своими запасами на рынок вылезали уже в марте-апреле, и где-то до июня торговали, пока цены высокие — а когда они увидят, что год-то вообще урожая не обещает, то хрен мы их весной на рынке дождемся. Я думаю… то есть по моему прежнему опыту они раньше, чем цена не вырастет до пары рубликов за пуд, даже не почешутся.

— А она так вырастет?

— В том-то и дело, что нет. Так что помещичьи запасы можешь из активов вычеркивать. А у нас какие перспективы? Хранилищами-то ты у нас заведуешь.

— Перспективы так себе: сейчас у нас запасец порядка десяти миллионов тонн есть, с нынешнего урожая, думаю, еще миллионов двенадцать заложить получится. Это только по зерну, а еще, думаю, овощехранилища мы заполним очень даже неплохо. Правда, возникает простой вопрос: а не стоит ли нам резко сократить производство резины? Ведь тот же крахмал и в пищу очень даже годится.

— Не стоит, сейчас запускается заводик по производству гидролизного спирта, да еще профессор Зелинский вроде придумал как бутадиен не из спирта делать — но в любом случае те же шины нам нужны будут не меньше, чем хлеб: без автомобилей мы даже запасы продуктов до голодающих не довезем. Получится — сэкономим крахмал, нет — так нет. Но ты вообще не о том думаешь.

— О том я думаю. Профессор Михельсон из сельхозакадемии уже письмо мне прислал с предупреждением, что в следующем году засуха будет.

— А это кто? Не с четвертого ли «поехала» товарищ попался?

— Как там правильно нынче говорить-то? Отнюдь. Он метеоролог и геофизик, давно занимается такими вопросами. И написал, что «согласно статистике» — и полной уверенности у него нет, только опасения.

— Ну тогда ладно. А что профессор предлагает?

— Предлагает бояться. Еще раз: он всего лишь геофизик, с сельским хозяйством только рядом постоять успел. Так что будем выкарабкиваться из этой задницы своими силами…

— Будем. Кстати, насчет производства резины. Я думаю, что стоит ее выпуск наоборот максимально нарастить, ты вот о чем подумай…

В середине августа, когда уборочная страда была уже в самом разгаре (и когда «виды на урожай» приобрели уже вполне конкретную форму) состоялось очередное заседание комиссии по индустриализации. Распределение ролей в этой комиссии уже окончательно сложилось: Александр Васильевич Винтер работал над строительством тепловых электростанций, Генрих Осипович Графтио и Борис Евгеньевич Веденеев занимались строительством ГЭС, общее руководство проектами предприятий, которые будут электричество потреблять, взял на себя Глеб Максимилианович Кржижановский (и он же — по поручения Лаврова — занимался проектированием электрических сетей). А господин Струмилло-Петрашевский все их высокие мечты опускал на грешную землю и — по возможности, конечно — макал остальных членов комиссии мордой в грязь. И на этой сессии он макнул в эту самую грязь Бориса Евгеньевича, объяснив ему в красках и лицах, что Днепровская ГЭС — это, безусловно, замечательно, но в ближайшее время снова эти слова произносить в приличном обществе не стоит, поскольку денег даже на обследование геологических условий потенциального места строительства нет.

Но когда господин Веденеев всерьез загрустил, он предложил ему заняться делами «менее затратными», а конкретно — поучаствовать в постройке ГЭС на крошечной речке Сызранке:

— Там у господина Тетеркина очень интересный проект плотины появился, и интересен он тем, что Федор Николаевич — если он не просчитался — на этом строительстве сэкономит более половины в деньгах и минимум год времени.

— Год из скольких?

— Год из двух, потребных согласно проекта инженера Герасимова. Правда время он сэкономит, если у него получится договориться с Новгородским заводом электрических машин, но, мне кажется, наша комиссия должна ему в этом начинании помочь. Потому что если его идеи и на прочих стройках применить, то будет очень интересно. Да, вас, Александр Васильевич, сие не касается, там новые способы постройки именно плотин предлагаются…

Когда совещание закончилось, к Струмилло-Петрашкевичу подошел Линн Линд:

— Станислав Густавович, давайте пока отвлечемся от энергетики и индустриализации. Профессор Михельсон Владимир Александрович предсказывает, что в следующем году засуха наступит уже в начале весны и будет… страшной будет. А мужик наш почему-то в предсказания не верит, запасы на голодный год создавать не желает. Мы, конечно, понимаем, что ему и не из чего особые запасы создавать — но в России определенные хлебные запасы уже имеются и голода мы, скорее всего, избежим. Но вот как заставить мужика в год благополучный трудиться лучше и подобные запасы пополнять… Нам все запасы и создать получилось лишь потому, что на казенных полях солдаты, с войны еще не демобилизованные, трудились — а по осени-то большей частью они из армии уволены будут, и на казенных полях просто некому работать станет.

— Рад бы вам советом помочь, но у меня-то работа иная, я с сельским хозяйством знаком крайне мало.

— А тут вопрос не про хозяйство, а, скорее, по мужикам нашим. Вот вы наших инженеров весьма умело убеждаете в том, чтобы они занимались работой, смысл имеющей и пользу стране приносящей. Может, подскажете, как мужика в чем-то подобном можно убедить?

— Хм… убедить мужика я, конечно, сумею. Одного мужика, а возможно и десяток. Но вам-то нужно миллионы мужиков убедить в том, что хозяйство они неверно ведут! А для этого совсем другие люди нужны.

— Ну, извините.

— Не извиняйтесь, не за что. Я просто хочу сказать, что человека, который на подобное способен, порекомендовать могу. Уж не знаю, примите ли вы мою рекомендацию — но то, что вам он помочь реально может, я не сомневаюсь.

— А в чем тогда проблема?

— проблема? Мне две вещи тут непонятны: согласится ли он на такую работу и согласитесь ли вы его на работу эту поставить. Заранее скажу: человек из социал-демократов, коих вы изрядно прищемили…

— Так и вы из них же.

— Я, к вашему сведению, из социал-демократов, как и Глеб Максимилианович, еще в шестом году вышел, и возвращаться ни малейшего желания не испытываю. А тот товарищ по поводу идей весьма упорный, и, мне кажется, пока вы ему не объясните, в чем он не прав, помогать вам он не станет.

— То есть порекомендовать вы человека как бы и можете, но пользы от него стране не будет.

— Еще раз повторю: если он согласится с тем, что ошибался — а я думаю, что ошибался он весьма серьезно, то помощь он вам окажет огромную.

— Стране окажет.

— И это ему тоже потребуется объяснить. Но он все же человек… как бы это сказать… он способен воспринимать правильную аргументацию и, что действительно важно, готов принимать свои ошибки… и исправлять их. И если мы с вами, то есть вы и я… я тоже готов заняться его переубеждением, так вот, если мы ему покажем, что мы правы, а он ошибался, то он, мне кажется, горы свернет для победы правильных идей. Тут же вопрос, как я понимаю, заключается в том, чтобы идеи верные мужику так подать, чтобы он их не просто воспринял, а посчитал своими собственными? Чтобы мужик сам стал мечтать эти ваши идеи в жизнь претворить?