Поймать солнце
Шрифт:
Элла поднимает обе руки и проводит ими по волосам, на ее щеках появляется розовый румянец.
— Я… я не понимаю. Как ты вообще меня нашел? — Прежде чем я успеваю ответить, ее глаза вспыхивают от осознания. — Бринн.
— Не злись.
— О, боже. Ты знал, где я была все это время?
Пожимаю плечами и засовываю руки в карманы.
— Не злись.
— Макс… ты жил в тридцати милях от меня, а я не знала? — Ее грудь вздымается от учащенного дыхания, а пальцы сжимают волосы. — Не могу поверить… Я просто…
— Эй, эй. — Я делаю шаг вперед и обнимаю ее за плечи. — Элла, послушай. Я давал тебе время и пространство,
Слезы стекают по ее щекам, глаза закрываются, губы дрожат.
— Ты… купил эту ферму для меня? — полные благоговения слова срываются с ее губ, когда она наклоняется навстречу моему прикосновению.
Я поднимаю руки вверх и обхватываю ее шею, касаясь большими пальцами ее челюсти.
— Ты подарила мне и моему отцу то, за что я никогда не смогу отблагодарить тебя, Солнечная девочка. Это ничто по сравнению с твоим даром. Ничто. У меня никогда не было возможности по-настоящему отблагодарить тебя, поэтому я решил сделать это. — Я целую ее в макушку и нежно шепчу: — Поэтому, да. Эта ферма для тебя. Она твоя. В конюшне стоит лошадь, которую я купил, и ждет встречи с тобой. Сотни восходов и закатов ждут, когда ты сможешь наблюдать за ними с открытого поля. Здесь тебя ждет настоящая жизнь… если ты захочешь.
Она прижимается ко мне, пряча лицо у меня на груди. Из нее вырываются рыдания. Ее руки вцепились в мою футболку, сжимая серую ткань, а слезы пропитывают мою кожу.
Я обхватываю ее затылок рукой и глажу по волосам.
— Это моя благодарность, Элла Санбери. Ты дала моему отцу шанс на жизнь. Ты дала нам обоим возможность начать все сначала, когда мне совершенно не для чего было жить, — говорю я ей, и эмоции проникают в каждое слово. — Ты как то сказала мне, что это твоя мечта, и я дарю ее тебе. Без всяких условий. Она твоя.
Девушка дрожит в моих объятиях, уткнувшись лицом мне в грудь.
— Я не знаю, что сказать…
— Скажи, что принимаешь ее, — говорю я ей в волосы. — Скажи, что останешься.
Она поднимает голову, нос ярко-красный, а глаза влажные.
— Макс, я… — Всхлипывая, она делает глубокий вдох и сглатывает. — Это для нас обоих?
Я замираю, стискивая зубы, пока мое сердце трепещет от неизвестности.
— Я не поэтому это сделал. Прошло много времени, поэтому я ничего не жду. Это для тебя, Элла. — В груди щемит, потому что я больше всего на свете хочу прожить эту жизнь с ней. Я хотел этого с того самого дня, когда встретил ее на залитом солнцем школьном дворе. — Никакого давления. Несмотря на то что для меня это никогда не заканчивалось, я пойму, если ты не чувствуешь того же самого. Я принял меры на случай, если у нас ничего не получится, и могу…
— Макс. — Элла поднимает руки, чтобы обхватить мое лицо. Зажав мои щеки между ладонями, она удерживает мой взгляд и шепчет
в ответ: — Для меня тоже никогда не было все кончено.Гейзер надежды врывается между моих ребер. Я прижимаюсь лбом к ее лбу, закрываю глаза и улыбаюсь, чувствуя облегчение. Мне пока не нужен прямой ответ. Нам необязательно сразу же съезжаться и строить грандиозные планы. С возрождением приходит и восстановление, и я буду собирать нас по кирпичику, даже если на это уйдет целая жизнь.
Я отодвигаюсь на дюйм и встречаюсь с ее взглядом, по-прежнему улыбаясь.
— Я хочу показать тебе все вокруг.
Элла смахивает слезы и кивает сквозь недоверчивый смех.
— Покажи мне.
Клондайк неуклюже топчется рядом с нами, прежде чем устроиться в своей клетке с игрушкой, пока я провожу Эллу из комнаты в комнату. Дом в стиле ранчо небольшой, но уютный, с новым ковром и свежей краской. Все просто, но со вкусом, это чистый холст для ее вещей и индивидуальности.
Единственная комната, которую я рискнул обставить, это спальня.
Широко улыбаясь, Элла изучает каждую деталь мебели, каждый элемент декора, каждую деревянную балку и высокий потолок. Когда я веду ее в главную спальню, мы держимся за руки, и мое сердце замирает, когда я переступаю порог.
Она замирает с легким вздохом.
Стены выкрашены в цвет дыни. Двуспальная кровать застелена белоснежным постельным бельем, а на ней — коллекция ярко-оранжевых подушек. В углу комнаты стоит небольшой письменный стол, на котором разложены переплетные инструменты и безделушки. Высокие книжные полки заставлены ее любимыми романами и сборниками рассказов. На прикроватной тумбочке стоит терракотовый горшочек с морковью, торчащей из земли.
А всю дальнюю стену, прямо напротив кровати, занимает нарисованная вручную фреска с изображением восходящего солнца.
Взгляд Эллы скользит по комнате, задерживаясь на солнечной картине.
— О, боже… — выдыхает она, потрясенная и озадаченная.
— Тебе нравится? — Нервы и неуверенность пронизывают меня насквозь, скручиваясь где-то внизу живота. — Это Кай нарисовал. Если это слишком, мы можем закрасить. Я знаю, что это смело, но она напоминает мне о тебе и…
Элла бросается в мои распростертые объятия, как тогда, посреди гравийной дороги, перед тем как старый фургон увез ее почти на три мучительных года.
Наши губы соединяются, прежде чем я успеваю сделать следующий вдох.
Это инстинкт.
Я подхватываю ее под бедра, ее язык проникает в мой рот, встречаясь с моим. Мы оба стонем. Сладкая знакомость окутывает меня теплом, молниеносный жар пронизывает меня с ног до головы. Я веду ее назад и прижимаю к солнечной стене. Она обхватывает мои щеки, наши лица наклоняются, чтобы глубже почувствовать вкус, мои бедра оказываются между ее раздвинутыми ногами, плотно обхватывающими мою талию.
Никаких колебаний.
Никаких медленных и плавных движений.
Никакого забвения.
Одной рукой я откидываю ее волосы назад и провожу губами по ее тонкой шее, ее бедра сжимают меня. Я становлюсь твердым как сталь, когда она одной рукой перебирает мои волосы, а другой сжимает мой бицепс. Девушка хнычет, и я покусываю зубами ее челюсть, ее голова откидывается назад, а волосы сливаются с солнечными красно-оранжевыми лучами на стене. Элла прижимается ко мне, пока я языком ласкают ее горло, пробуя на вкус нежную кожу.