Позывной Леон
Шрифт:
Вскоре я поравнялся с их машиной — гигантским, прямоугольным агрегатом, напоминавшим скорее огромный куб на гусеницах, нежели привычный танк. Темно-серая броня с какими-то вычурными узорами, без видимых амбразур и люков, казалась абсолютно монолитной. Я с изумлением понимал, что она сама ползёт вперёд без постороннего вмешательства, напоминая изобретения Карвела — словно оживлённый металл.
Впереди машины тянулся массивный отвал, который, со стоном и лязгом, ломал деревья. Затем, короткими манипуляторами, эта махина отбрасывала обрубки в стороны, вырывала пни и словно заглатывала остатки внутрь своего «кубического» корпуса. Казалось, что эта адская машина по уничтожению Леса оставляет позади себя
По обе стороны шли по три солдата, шагавших расслабленно, переговариваясь и периодически обмениваясь шутками. Сразу позади машины держались ещё трое, а в метрах двадцати замыкал строй арьергард из четырёх бойцов, растянутых парами. Получалось, всего тринадцать человек, не считая офицера, который восседал на вершине «куба», на некой возвышающейся платформе, отдалённо похожей на трон. «Трон, — отметил я, — прям какой-то король лесоповала или даже император».
Словно в подтверждение, всё выглядело так, будто они совершали победную прогулку, а не шли на опасное задание. Но с чего я взял, что они шли на опасное задание? Да, шли туда, где мог быть Карвел, — значит, может, действительно выручать его. А может, у них иная цель. В этом мире уже ничто не кажется очевидным.
Вдруг машина резко остановилась, дёрнувшись так, что офицер наверху едва не слетел вперёд, чуть не уронив фуражку. Я сразу отметил, как его лицо побагровело от злости, а он выкрикнул что-то, и тут же все солдаты, шедшие по бокам, кинулись вперёд, что-то осматривая и громко ругаясь.
Осторожно сместившись немного правее, я вгляделся, что же помешало их монстру. Выяснилось, что одно из поваленных деревьев всё никак не хотело поддаваться «адской» магии машины: пень застрял, не давая тому металлическому чудище его выкорчевать окончательно.
— Лес не сдаётся, — проворчал я себе под нос и сам удивился услышанному. Похоже, время, проведённое с Айрэлинн и подшучивания Ира, не прошло даром: я начинал симпатизировать Лесу.
Один из солдат достал что-то вроде короткого топора и попытался отрубить корни, но, судя по звону, он бил по чему-то не менее твёрдому, чем камень. Видимо, дерево пропиталось силой Леса или ещё чем-то, потому что топор так и скользил, едва не вырываясь у него из рук. Но солдат не сдавался, старался хоть что-то сделать с этим пнём.
Тем временем машина гудела и ворчала. Видимо, её механизмы работали на износ, пытаясь перемолоть упорное бревно, и остановиться они тоже не могли. «Программу» или «колдовство» не прервёшь одним щелчком. Солдаты вокруг пня суетились, хватая его голыми руками, чтобы помочь «кубу» вырвать с корнем. Кто-то, как и первый, принялся рубить, безуспешно лупя по корнями. А офицер наверху всё сильнее багровел, видно было, как он отдаёт короткие приказы, размахивая руками.
Наконец, он крикнул громче обычного, и все солдаты разом обернулись к нему. Со злым видом они отшвырнули топоры и перестали спорить, а затем вооружились автоматами и выставились вокруг машины, словно «ёж», направив стволы к лесу вокруг них. Подоспевший сзади арьергард сделал то же самое. Офицер, который до этого беспокойно метался по верху механизма, выпрямился, отряхнулся и совершил какой-то ритуал или жест — его окутало голубоватым пламенем, которое сразу исчезло оставив его так и стоят по стойке смирно. Внезапно машина застыла: она перестала грохотать и двигаться, а её страшные «челюсти», что вот-вот должны были перемолоть упрямый пень, пошли в обратный ход, словно выпуская добычу и опускаясь вниз, будто из них ушла жизнь.
Тут же офицер снова вспыхнул голубым огнём, но на этот раз пламенная аура не смогла даже достичь середины его тела. Он как-то неестественно покачнулся вбок, ступил не туда и кубарем полетел вниз с вершины бронированного куба, скрывшись с другой стороны машины. Я даже не услышал его падения.
На
короткое мгновение солдаты замерли в полном оцепенении, а затем, словно слаженная машина, открыли огонь во все стороны, оглашая лес яростными криками. Похож пузырь вокруг них исчез вместе с падением офицера.Услышав до боли знакомый звук выстрелов, я сразу рухнул на землю. Лишь чудом я успел отползти за толстый ствол дерева, прикрывая голову как мог, когда в воздухе засвистели сотни пуль, выбивая из стволов целые шлейфы щепок. Лес мгновенно наполнился оглушительным гулом выстрелов, криками и треском ломающихся веток. Я вжался в землю, зажав уши левой рукой: при такой «артподготовке» вылезать на глаза врагу было сущим безумием — это я прекрасно усвоил ещё в прошлом мире.
Не знаю, сколько минуло времени — казалось, что у солдат бесконечные запасы боеприпасов: стрельба длилась ужасающе долго, во все стороны, без остановки. Но вдруг, сквозь хаотичные очереди, стали различимы иные звуки — не просто гремящий бой, а крики боли и отчаяния. С каждой секундой они нарастали, а выстрелы стихали, словно одна сила постепенно уничтожала другую.
Наконец остался какой-то глухой хлопок, будто из помпового ружья, а следом послышался свист, пронёсшийся прямо над моей головой, и короткий, подавленный стон. И внезапно всё смолкло: больше не раздавались ни выстрелы, ни крики. Лес же словно замер, отделившись от кровавой бойни, шурша лишь скупым шелестом листвы в кронах.
Я осторожно приподнял голову и выглянул из-за укрытия. В тридцати метрах от меня стоял этот мрачный, серый «куб» машины, ещё окутанный дымкой от недавней перестрелки. Но ни одного солдата не было видно. Присмотревшись, я заметил у самого отвала раскинувшееся тело с двумя огромными стрелами, пронзившими его голову и вонзившимися в металл позади — так, что тело словно пригвоздило к поверхности брони. «Какую же нечеловеческую силу нужно иметь, — мелькнуло у меня в голове, — чтобы лучник вот так пробил железо?»
Не успел я додумать, как почувствовал лёгкий толчок в затылок. Мир внезапно погрузился во мрак — я не ощутил ни боли, ни страха, лишь беззвучная тьма сомкнулась надо мной, унося в беспамятство.
Очнулся я так же внезапно, как и погрузился во мрак. Голову разрывало нестерпимой болью, а в желудке всё переворачивалось от тошноты. К тому же я ощутил, будто меня качает из стороны в сторону, словно на беспокойных волнах. «Получил сотрясение, наверно», — промелькнула мысль. Но куда важнее было понять, где я.
С трудом сосредоточив взгляд, я увидел, что с обеих сторон ко мне примыкают деревянные прутья, а позади — судя по боли в спине — имелись такие же; над головой они сходились аркой метрах в полутора высотой. Если бы я попытался встать, мне пришлось бы горбиться. Выглядело это, как небольшая клетка, не больше двух метров в диаметре. Напротив, у прутьев, заметил двух солдат — те самые, в форме Вейсанцев, что охраняли кубическую машину, прокладывавшую путь в лесу. Оба находились без сознания, и у каждого из плеч торчала по стреле; крови при этом не было заметно, видимо, кто-то позаботился о перевязке, но стрелы так и не вынул.
Ни у меня, ни у пленных солдат руки не были связаны, но на наших щиколотках крепились толстые отростки лиан, уходящие куда-то за пределы клетки и незаметно исчезающие под её основанием. Внешне они казались обыкновенными растительными побегами, только более плотными и глянцевыми, но когда я осторожно дёрнул ногой, лиана натянулась с металлическим звуком. На ощупь она, действительно, была холодной и упругой, словно трос, покрытый тонкой коркой лиственных волокон. Я заметил, что подобная «цепь» удерживала и других пленников. Казалось, при всём своём природном облике, эта лиана могла держать нас куда надёжнее, чем обычная верёвка или даже цепь из стали.