Правдивые байки воинов ПВО

История это вспомнилась спустя много лет, когда на политическом небосводе страны стремительно взошла звезда кучерявого Г. Явлинского. Его счастье, что Саша Керогаз не был с ним знаком!

Еще одна замечательная история с участием Саши Керогаза случилась на 4-м курсе. Весной у нас проходили выборы в Верховный Совет СССР. Это считалось большим праздником, и день выборов был, как бы – праздничным. Нас в этот день хорошо кормили (давали яйца и какао на завтрак, печенье и конфету на обед, как доппаёк), одевали в парадную форму одежды, в клубе крутили какие-нибудь комедии, в общем – мы жили по распорядку выходного дня, но без спорта и «бегов».

Все были искренне рады такому «торжеству демократии» на армейский манер. Само голосование проводилось в клубе училища. Нужно было в него прийти, получить бюллетень, опустить его в урну – и всё! На этом – процедура и заканчивалась. Потом можно было идти смотреть кино, рядом в зрительном зале.

Казалось бы – всё просто. Так мы пару раз (за 4 года обучения) уже кого-то выбирали в местные и городские Советы.

Тут же уровень выборов был высоким. Что и вызвало нездоровый ажиотаж у начальства.

По закону, избирательные участки открывались рано утром, кажется в 7.00. Считалось, что весь советский народ с утра пораньше первым делом спешит исполнить свой «гражданский долг», т. е. проголосовать. Так на «гражданке» и было, многие люди завтракали, и утречком шли на участки, голосовать. Но там основной поток голосующих начинал подтягиваться на участки часов в 9—10.

В армии же – всё было сложнее и проще одновременно. Командиры и политработники всех степеней организовывали «типа соревнования» за то, «чья часть первой проголосует». Это строго отслеживалось и оценивалось «наверху». Срок окончания голосования в части сокращался всеми возможными и невозможными средствами. В первую очередь ранним началом голосования.

Официальный подъем по распорядку дня у нас тоже был в 7.00 утра. Если бы мы встали, как обычно, умылись, заправили кровати и пришли к клубу, прошло бы минут 15—20, и к началу голосования мы бы не успели. Это было совершенно недопустимо.

Раньше «подъёма» в приказном порядке будить нас не разрешалось по формальным показателям. «Торжество демократии» подразумевало то, что ВСЕ добровольно сами встают пораньше и дружно приходят «в первых рядах исполнить свой гражданский долг».

Для стимулирования активности использовалось несколько нехитрых приёмов.

Во-первых, вечером Хиль довольно грозно предупредил нас, что лично разберётся с теми, кто будет залёживаться в койке после начала праздника, несмотря ни на какую «демократию».

Во-вторых, очень оригинально была организована наша «побудка». В это радостное утро ровно в 6.30 утра на улице загремели, на полную мощь, бодрые марши и песни типа «Нас утро встречает прохладой».

В дополнение к ним, в казарме наряд включил радио на полную громкость и, кроме этого, запустил катиться вдоль казарменного коридора одну за другой 3 двадцатичетырёхкилограммовые гири. Они, перемещаясь по коридору, издавали душераздирающий грохот.

Народ, отчаянно матерясь, начал вставать и одеваться. Я же, как на грех, накануне только сменился с наряда и ужасно хотел спать, поэтому грохот музыки и гирь меня не очень-то взбодрил. Я продолжал дремать, мысленно проклиная чёртовы выборы с их ранним подъёмом.

Но утро встретило вовсе не песенной прохладой, а трубным воплем Хиля, который при виде меня лежащего в койке заорал своё знаменитое: «Вакханалия!!! Совсем обнаглел!!! А ещё коммунист!!!» Дальше он кратко, но очень громко и доходчиво объяснил мне, перемежая свою речь непарламентскими выражениями, что будет, если он и у клуба увидит меня в последних рядах.

Звуки хилевской «вакханалии» мгновенно развеяли сонливость, и я оделся с такой скоростью, которой не достигал с момента окончания «курса молодого бойца». После чего пришлось трусить к клубу, стремясь обогнать кого-нибудь из таких же сонных разгильдяев.

У входа в клуб клубилась огромная толпа курсантов со всех 4-х курсов, да ещё и солдат из ДОУПа, тоже стремившихся «исполнить долг в первых рядах». Хиль, уже торчавший там на лестнице, свирепо зыркнул на меня. Но ничего не сказал, и это – было самое радостное моё впечатление на этом празднике.

Время подходило к 7.00, когда должны были изнутри открыть стеклянные двери клуба и запустить страждущих проголосовать к заветным столам и урнам.

Гиббон тоже стоял в группе офицеров и любовался толпой энтузиастов. Он был счастлив и сиял, как медный чайник. Неожиданно Гиббон очень громко и радостно прокричал всем, что в 7.15 в зрительном зале начнётся показ новой французской комедии!!!

Это ещё более распалило энтузиазм народа. Надо было успеть проголосовать до начала фильма! У двери началась нешуточная давка. Как только часы радиотрансляции «пропикали» 6 раз, толпа ломанулась к дверям.

Раздались отчаянные вопли, многоголосый мат и громкий звон разбитого стекла. Первым у двери был зажат толпой Саша Керогаз, и именно им, как тараном выбило обе створки толстенной стеклянной двери. Толщина стекла была не меньше двух сантиметров, но под напором сотен тел оно лопнуло на множество осколков.

Просто чудо, что Керогаза не порезало при этом осколками стекла на куски. Он отделался только несколькими царапинами и изрезанным, буквально на полосы, парадным мундиром.

Кроме Саши, при этом штурме пострадал начальник клуба майор Милетичев. Он как раз подошёл к двери, чтобы открыть её изнутри. Тут дверь лопнула, одуревшая толпа сбила майора с ног и едва не затоптала.

Гиббон в это время смотрел на эффект, произведённый своей речью, с неописуемым изумлением.

Больше на тех выборах происшествий не случилось.

Потом Керогаз довольно долго носил повязку на голове, на манер Щорса, а Хиль, подводя итоги выборов на следующее утро, поставил его нам всем в пример и объявил благодарность. «Пока некоторые наглецы (тут Хиль грозно уставился на меня) спали, сержант Коротаев в первых рядах прибыл к клубу выполнить свой воинский и конституционный долг!!!» Мы потом смеялись, что Керогаз пролил свою кровь за депутатов «нерушимого блока коммунистов и беспартийных» на выборах, и едва не был раздавлен «волной народного энтузиазма».

Последний раз в армии я встретил Сашу Керогаза в Кубинке, среди абитуриентов при поступлении в академию. Керогаз поступал на заочное отделение и был настроен оптимистично:

«Поступлю – хорошо, не поступлю – еще лучше! „Полосатый рейс“, и домой в Севастополь!!».

В Севастополе была часть, в которой Саша служил тогда.

«Полосатым рейсом» (по аналогии со знаменитой комедией) в шутку называли попытку неудачного поступления в академию.