Правдивые байки воинов ПВО

Уволить офицера из армии в те времена была большая проблема. Юру перевели к нам в бригаду на комитет ВЛКСМ радиотехнического центра. Как его избирали на эту должность – целая эпопея. Достаточно сказать, что он прибыл в центр с суточным опозданием, зато на новеньком зеленом «Москвиче», подаренном ему родителями в честь окончания училища, и … с мамой!

У начальника центра при виде такой картины полезли глаза на лоб, и он удалился с собрания. Офицеры – комсомольцы центра при – виде непрезентабельного Солопёнка тоже упёрлись и хотели «протащить» своего товарища… В общем, с грехом пополам, используя «административный ресурс», Солопёнка «избрали».

И он начал служить «как дед служил, а дед на службу – положил», как любили говорить разгильдяи – солдаты.

Мало того, что он ничего не делал по должности, он ещё начал пропадать со службы, спокойно уезжая домой в Ленинград на своём зеленом «Москвиче». Это было неслыханной наглостью, и с ним попытались бороться, применяя к нему весь «арсенал средств нервно-паралитического воздействия».

Солопёнок ни обращал на взыскания и беседы с ним ни малейшего внимания. Не действовали на него ни «кнут», ни «пряник», ни задушевная отеческая беседа, ни угроза трибуналом.

Отчаявшись перевоспитать его, наш начпо Валерий Николаевич Запорожный прибег к последнему средству, вызвав на беседу родителей горе-подчинённого. (Тогда ещё в армии никто не додумался до столь популярных нынче «родительских комитетов», и Запорожному можно отдать лавры первопроходца на этом поприще),

Родители приехали, и начпо провел с ними знатную беседу.

Рассказ о деталях службы Солопёнка не произвел на его «предков» особого впечатления, хотя обещание выгнать Юру из партии и уволить из армии их обеспокоили. Запорожный попытался привлечь родительский авторитет в вопросе укрепления солопёнковской дисциплины:

«Дай честное слово при родителях, что не будешь больше без разрешения уезжать из части!» – попросил его начпо.

Солопёнок угрюмо молчал…

«Дай честное слово, Юра!!!» – наехала на него матушка.

Солопёнок продолжал так же мрачно молчать…

«Дай ты ему хоть какое-нибудь слово!!!» — выдал папаша.

«Даю…» – прогудел Юра без всякого энтузиазма.

Обрадованный хоть этим результатом, начпо решил его закрепить:

«Сам посуди: будешь и дальше „валять дурака“ – выгоним тебя из партии, уволим из армии: кем ты пойдешь работать на гражданке?!»

«Киномехаником!!!» – деморализовал Юра ответом и родителей и начпо…

Запорожный, потрясённый беседой до глубины души, сообщил нам в порыве откровенности: «Я после войны был воспитанником военного оркестра, «воспитоном». Так вот, на музыкантском языке «солоп» – это фаллос. Зря на Руси фамилии не дают…».

Валерий Николаевич был сильным руководителем, имевшим свой «почерк» в работе, ценившим юмор и шутку и пользовавшийся авторитетом у подчинённых. Он не любил нытиков и бездельников, а также тех, кто имитировал активность на службе, постоянно жалуясь на «объективные причины». Тут он умел неформально «спросить» с них.

«Хороший ты парень, товарищ Петров: добрый, весёлый, общительный. Одна беда: нет у нас в бригаде такой должности: «хороший парень»! Если бы была – ты был бы первый кандидат на неё. А покуда занимаешь должность командира роты – так и командуй ею! Будь командиром, а не тем, кого бойцы именуют «ШП» – «швой парень!!!»

Однажды Валерий Николаевич, со своим заместителем Лукичём, поехали на поезде в командировку в город Порхов. В его окрестностях и располагался радиотехнический центр, комсомольцами которого бесславно «рулил» Солопёнок.

Замполит центра Слава Лозов поручил Юре «встретить руководство» у поезда на порховском вокзале. Личная легковая машина тогда была большой редкостью у офицера, и Слава попросил Юру доставить руководство «с комфортом».

Лукич потом рассказывал.

«Приехали мы на вокзал, ранее утро, дождь идёт, нет Солопёнка…

Позвонили в центр – говорят, давно выехал. Ждем, мокнем.

Через час на горизонте появился зелёный «Москвич», мчавшийся по лужам с безумной скоростью.

Тут Лукича осенило, и он предложил Валерию Николаевичу отойти от огромной лужи (расстилавшейся у порховского вокзала) подальше. Так и сделали.

Зелёный «Москвич» на страшной скорости влетел в лужу и остановился, как вкопанный, посредине её…

«Водой из лужи окатило весь вокзал до самой крыши», – вспоминал встречу Лукич.

Душеспасительные беседы давали мало проку. Солопёнок по-прежнему пропадал. Его выгнали из партии, сняли с политработы, понизили в звании до «мамлея» (младшего лейтенанта) и со скрипом оформляли документы на увольнение. Пока же пытались использовать в части в качестве «старшего машины».

Этот эксперимент тоже закончился печально. В одно прекрасное зимнее утро Солопёнок выехал старшим на ЗИЛ – 157 («коломбине», на армейском жаргоне). Тут же и уснул в кабине. Солдатик-водитель боролся со сном недолго и вскоре сам последовал Юриному примеру. От части до райцентра, куда они и ехали, дорога была почти прямая и имела только один поворот. На повороте был домик, в котором проживала старушка «божий одуванчик». Она как раз готовила на кухне себе завтрак и вышла в горницу помолиться на образа. В этот момент дом сотряс страшный удар.

Войдя сквозь пыль, дым и пар на кухню, она обнаружила в ней переднюю часть ЗИЛа с кабиной, в которой таращили глаза Солопёнок с водителем.

Никто не пострадал.

Старушка содрала с части семь шкур, пока ей ремонтировали дом, забор, огород и всё остальное её хозяйство.

«Всю войну дом простоял! Все бомбёжки перенес! А тут… Хорошо, что я к образам вышла-то. Вот и сохранил меня Бог!!!» – причитала бабуля.

Больше Юру старшим машины не назначали…

После долгих мук его всё-таки уволили из рядов ВС.

На встрече, посвящённой пятилетью нашего выпуска из училища, любопытную историю поведал нам Хиль. У нас был старшина батареи Зуб. Старшина – как старшина, ничем особым он не выделялся. Любви особой у нас к нему не было, впрочем, и ненависти – тоже.

После выпуска Хиль помог ему распределиться в одну из Групп Советских войск за границей, что считалось большой удачей.

Года через три после начала своей офицерской службы в войсках Зуб вдруг приехал в отпуске в родное училище и «бросился в ноги» к Хилю с просьбой забрать его в училище командиром курсантского взвода.