Правила игры (фрагмент)

Появилась знакомая уже Талигхиллу игровая доска, расчерченная на правильные восьмиугольники, а на ней начали выстраиваться фигурки воинов, башен, боевых зверей и прочее. Принц завороженно следил за процессом и с нетерпением ожидал, когда же наконец начнется сама игра.

Наконец все было расставлено, оберточную бумагу и шерсть унесли расторопные слуги, а Раф-аль-Мон достал трубчатый футляр из мягкой кожи и принялся извлекать оттуда толстенный свиток - "Свод правил для игры в махтас". Талигхилла буквально переполняло желание поскорее приступить. Он поплотнее запахнул халат на груди и в который уже раз поменял свое положение в кресле: пошевелился и закинул ногу за ногу.

Раф-аль-Мон неторопливо опустился на свое место, перелистнул несколько страниц, пожевал губами и поднял свой задумчивый взгляд на Пресветлого:

– Ну что же, начнем?

Талигхилл кивнул - как он надеялся, не слишком порывисто.

– Вне всякого сомнения, - сказал торговец, - наилучший способ обучения немного понаблюдать за тем, как буду играть я.

– Один?

– Я же говорил, что в махтас можно играть и в одиночку, - ответил старик. Итак, приступим.

/небольшое смещение во времени - словно перед глазами провели разноцветным пером; на мгновение на сетчатке (или что это там?) остается яркий след/

– Не изволят ли Пресветлый и его гость пообедать?

– Потом, Домаб, потом. Чуть позже. Так что же делать, если тебя окружили, а подмога находится на расстоянии шести клеточек?..

/снова смещение, такое же неожиданное и яркоцветное/

Громкий стрекот цикад. Многочисленные свечи рассеивают тьму вокруг игрового поля и двух склонившихся над ним людей. Глаза у принца азартно сверкают, он что-то говорит, и старик кивает в ответ, передвигая какую-то фигурку. У входа на веранду стоит Домаб и сокрушенно качает головой.

– Уже скоро полночь, принц. Вы же не ели с самого утра.

Талигхилл рассеянно поднимает голову:

– Что? Ты прав, Домаб, не ел... Чуть позже, хорошо?

Раф-аль-Мон мягко накрывает руку принца своей:

– Вам нужно поесть, Пресветлый. И мне тоже.

– Х-хорошо, - протягивает тот.
– Хорошо, идем есть. Но мы ведь не закончили партию.

– Закончим, - обещает Раф-аль-Мон.
– Только чуть позже. Например, завтра утром.

– Почему же завтра утром?
– недовольно спрашивает Талигхилл.
– Можно ведь и после ужина.

– Вне всякого сомнения, - кланяется торговец, настойчиво подталкивая принца к выходу.
– Вне всякого сомнения. Но, Пресветлый, я немного устал.

– Устал?
– поднимает кверху брови Талигхилл.
– Что же, вот за ужином и отдохнешь.

Раф-аль-Мон переглядывается с Домабом и за спиной принца беспомощно разводит руками. Управитель хмурится, но молчит.

/перо перед глазами/

После ужина принц был вынужден поддаться на уговоры и позволить Раф-аль-Мону отправиться спать. Старику постелили в гостевой спальне, а слуг разместили в людской. Всем этим занимался Домаб, а Талигхилл, холодно пожелав торговцу спокойной ночи, вернулся на веранду и снова сел рядом с игральным полем. Кое-какие тонкости в правилах ускользнули от него, и Пресветлый желал уточнить некоторые детали.

Он взял в руки свиток с правилами и начал читать, но света от свечей было недостаточно. Тогда Талигхилл отложил "Свод" в сторону и просто стал смотреть на фигурки махтаса. Ему казалось, что стоит только отвернуться, и они оживут: зазвенят маленькие клинки, вознесутся к небесам крики раненых и яростные вопли одерживающих победу, заревут боевые слоны и зарычат псы.

– Завтра уезжает твой отец.

Талигхилл обернулся. У входа на веранду стоял Домаб. Управитель был в своем любимом халате с дикими вепрями: стоял в дверном проеме и разглядывал игральное поле.

– Да, - кивнул принц.
– Хорошо, Домаб. Спасибо, что сказал.

– Ты не поедешь в Гардгэн, чтобы проститься с родителем?
– в голосе управителя проскользнула еле заметная нотка удивления.

– Нет, разумеется, - чуть раздраженно ответил принц.
– У меня же гость.

О п р а в д ы в а е ш ь с я . З н а ч и т ч у в с т в у е ш ь з а с о б о й в и н у .

– Но...

– Домаб, отец ведь едет не на войну, - покачал головой Талигхилл.
– Он просто отправляется в Хуминдар, потому что там поменялась власть. Так сказать, дипломатический визит - не опаснее, чем лесная прогулка на добром коне. А у меня гость.

– И махтас, - еле слышно добавил управитель.

– И махтас, - согласился принц.
– Ты видишь в этом нечто позорное для меня?

Сам он мысленно поморщился - слишком уж вызывающе прозвучал вопрос. Но отступать Талигхилл не привык. Я у ж е в з р о с л ы й ч е л о в е к , а э т о т м у ж ч и н а г о в о р и т с о м н о й т а к , с л о в н о я н а ш а л и в ш и й с о р в а н е ц . П о р а п е р е с м о т р е т ь с в о е о т н о ш е н и е к н е м у . В е д ь я р е ш и л т а к е щ е в ч е р а , в е р н о ?..

– Нет, - прошептал Домаб.
– Я не вижу. Моя беда как раз в том, что я н е в и ж у , но ч у в с т в у ю . Этот холод. Он не к добру.

– Какой еще холод?
– удивился Талигхилл.
– Мухи вязнут в воздухе от жары. Какой холод, Домаб?

– Мой, - ответил тот.
– Мой, личный холод. Он предвещает что-то - что-то нехорошее. Но я не знаю, что. Скажи, Талигхилл, тебе не снилось чего-нибудь... такого?

– Не нужно начинать все сызнова, - в голосе принца зазвенела сталь... или лед.
– Я думал, мы вчера обо всем договорились. М н е - н е - с н и т с я н и ч е г о -" т а к о г о ".

– Да, - медленно кивнул управитель.
– Прости. Как же я запамятовал? Пресветлому постелить прямо на веранде?

– Не стоит, - ответил Талигхилл.
– Я предпочитаю ночевать в собственной спальне.

Домаб снова кивнул и ушел.

Принц проводил его взглядом, в котором посторонний наблюдатель не заметил бы и капли какого-либо чувства. Бесстрастность статуи - вот, что было в его глазах.

В о т и х о р о ш о . В к о н ц е к о н ц о в , я в е д ь н е м а л е н ь к и й м а л ь ч и к . И у м е н я е с т ь с в о я с о б с т в е н н а я г о л о в а н а п л е ч а х .

/ т о л ь к о д о с т а т о ч н о л и е е т е б е ?/

Последняя мысль была чужой, словно кто-то невидимый сидел внутри и ехидно нашептывал Талигхиллу всякие гадости. Он криво усмехнулся. П у с к а й . П у с к а й ш е п ч е т , ч т о е м у у г о д н о . А я в с е р а в н о н е п о з в о л ю ч е м у б ы т о н и б ы л о в м е ш и в а т ь с я в с в о ю ж и з н ь !

Эта мысль тоже не совсем понравилась ему. Было в ней что-то отступническое, словно он ею признавал существование своих пророческих снов или даже Богов. Но, разумеется, все это чепуха.