Правила игры (фрагмент)
Шрифт:
– Пообедаем, - поправил его кто-то.
– Я не обмолвился, - покачал головой Мугид.
– Поужинаете. Повествования отнимают огромное количество времени. Сейчас уже вечер, господа. Прошу вас проследовать в Большой зал. Думаю, стол уже накрыт.
Мы стали подниматься и, не прекращая обсуждать пережитое, направились к выходу из комнатки. Я чуть подзадержался, пропуская впереди себя дам, а потом неожиданно почувствовал чью-то крепкую ладонь на своем плече. Обернулся.
– Господин Нулкэр, - проговорил Мугид, глядя мне прямо в глаза, словно хотел просверлить во мне две сквозные дыры.
– Господин Нулкэр, я повествователь со стажем. Поэтому
– О чем вы, господин Мугид?
– недоумевающе спросил я.
– Что вы имеете в виду.
– Вы знаете, что я имею в виду, - с нажимом произнес старик.
– Повторяю, не вглядывайтесь чересчур пристально и не пытайтесь запомнить. Бесполезное занятие. Я бы даже сказал, вредное.
С этими словами он легонько подтолкнул меня к выходу и, словно в насмешку, произнес:
– Приятного аппетита, господин Нулкэр.
– И вам того же, - сказал я, не поворачивая головы.
– Но я не понимаю...
Сзади заскрипела дверь, и твердые шаги застучали по камням, удаляясь прочь.
Я оглянулся. Повествователь не шел вместе со всеми к лестнице, он приблизился к одному из гобеленов, откинул матерчатый прямоугольник и исчез в проеме за ним.
Ч т о о н и м е л в в и д у ?
– Вы идете, Нулкэр?
– это была Карна.
– Разумеется, иду, - я помахал ей рукой и стал подниматься на второй этаж, к нашему ужину. Пока поднялся, понял, что зверски голоден, и поэтому не сразу обратил внимание на то, что Мугид уже сидел во главе стола. Н о о н ж е о с т а л с я в н и з у ! Н а в е р н о е , к а к о й - т о с к р ы т ы й л и ф т .
Конечно, это была полнейшая ерунда - насчет лифта, но ничего более разумного на тот момент в голову мне не пришло. Я откинул все загадки этой проклятой "Башни" и вплотную приступил к еде. О б о с т а л ь н о м у м е н я б у д е т в р е м я п о д у м а т ь и п о с л е .
Когда все поужинали и сидели, медленно расправляясь со сладким и делясь впечатлениями, повествователь встал, сообщил нам, что завтрашний сеанс начнется примерно тогда же, когда и сегодняшний, после чего пожелал всем спокойной ночи и удалился. Я проводил его пристальным взглядом, но старик так и не обернулся. " Н е в г л я д ы в а й т е с ь ч е р е с ч у р п р и с т а л ь н о ". Д а п о ш е л о н !..
Он-то пошел, но я остался - и снова угодил в лапы к журналисту. Этот хлыщ прикоснулся к моему рукаву, желая обратить на себя внимание, и заговорил:
– Знаете, мне кажется, вы все еще сердитесь на меня. Наверное, я не имел права задавать вам те вопросы и так настырно требовать на них ответа, но...
Я едва удержался от того, чтобы не прокомментировать. В к о н ц е к о н ц о в , ч е л о в е к п ы т а е т с я и з в и н и т ь с я .
– Эта дурацкая обстановка, - он обвел вилкой зал и растерянно покачал головой, - эти псевдофакелы, псевдогобелены и псевдобашня - они произвели на меня странное впечатление. Вот и цеплялся вчера, как репей. Мне показалось, вы тоже почувствовали... Простите, - снова возвращаюсь ко вчерашней теме. Да, кстати, я ведь до сих пор не преставился. Ваше-то имя я знаю - поделилась Карна, - а вы мое - нет. Данкэн, журналист, пишу для нескольких столичных изданий, в том числе и для...
– Прошу прощения, что перебиваю вас, - вмешалась подошедшая Карна.
– Просто хотела пожелать вам спокойной ночи и приятного времяпровождения.
Она
очаровательно улыбнулась и ушла, сопровождаемая слугой. Я мысленно выругался. Опять Данкэн лез со своей беседой в самый неподходящий момент. Он, кажется, почувствовал перемену в моем настроении, потому что прервал себя на полуслове и сокрушенно покачал головой.– Знаете, Нулкэр, иногда мне кажется, что я зря ввязался во все это.
– Во что "это"?
– похоже, в моем голосе все-таки проскользнула нотка раздражения.
– И почему вы считаете своим долгом признаться во всем "этом" именно мне?
– А кому еще?
– чуть вызывающе спросил он и снова обвел вилкой зал, указывая на расходящихся потихоньку гостей.
– Кому? Той толстухе, что тряслась после первого же сеанса взбесившимся студнем? Или во-он тому очкарику, который только и делает, что нервно поправляет свои нелепые стекляшки и пялится на все, словно рыба из аквариума? Или, может, этому старичку, напоминающему генерала в отставке? Уверен, после второго-третьего сеанса половина из них умчится отсюда, даже не взяв компенсационных денег. А половина оставшихся начнет тихо сходить с ума.
– Тогда расскажи те Карне, - посоветовал я.
– Или ее вы тоже относите к людям "второго сорта"?
Данкэн покачал головой:
– Во-первых, я не говорил, что считаю их людьми второго сорта. Просто у каждого своя нервная система, и у некоторых она послабее, чем нужно для всех этих повествований. А во-вторых, я уже рассказал Карне.
– И?..
– И она поняла меня. И даже сказала, демон меня забери! что она почувствовала нечто подобное, когда поднималась вчера по лестнице - и потом, позже.
Я вдохнул побольше воздуха и стал медленно выдыхать его, надеясь таким образом хоть немного успокоиться. Разговор приобретал несколько абсурдную окраску.
– Подождите. Что "нечто подобное" ей привиделось? И почему вы рассказываете обо всем этом м н е ?! Почему?! демон вас забери!
– Потому что я не могу держать все это в себе!
– отчаянно прошептал, наклонившись почти к самому моему лицу, Данкэн.
– Вот почему! Потому что я боюсь - и сам не знаю, чего именно.
Неожиданно он откинулся на спинку стула и покачал головой:
– Что же касается "нечто подобного", то, думаю, вы сами прекрасно понимаете, что я имел в виду.
– Нет!
– прорычал я, взбешенный.
– Я не какой-нибудь растреклятый Пресветлый с даром чтения мыслей, и я не понимаю того, о чем не говорят в открытую и даже думать боятся! Вы псих, Данкэн, просто молодой человек с расшалившейся фантазией, навыдумывавший демоны знает какой чуши и пытающийся теперь спастись от нее, рассказывая о ней другим! Боги, вам что, мало повествований?! Зачем еще нагнетать и без того тяжелую атмосферу, скажите на милость?! Неужели только за тем, чтобы можно было написать крутой "репортаж из проклятой башни"?
– Вот!
– сказал он внезапно, тыкая вилкой в опасной близости от моих глаз.
– Вот! Вы только что сами признались.
– В чем? Ну в чем я признался, скажите на милость?!
– В том, что здесь тяжелая атмосфера, - заявил он, невозмутимо уставясь на меня своим блестящим черным взглядом.
– И теперь вам не отвертеться.
И здесь я сделал, наверное, единственное, что могло обескуражить его. Я рассмеялся. Я смеялся долго и со смаком, не обращая внимания ни на его удивленную физиономию, ни на осторожные взгляды слуг. Отсмеявшись, похлопал его по плечу и встал: