Правители тьмы

"Да, Безумный Эалстан-Бухгалтер, клянусь высшими силами", - сказал Пибба. Эалстан вообще ничего не сказал. Он также ничего не сказал, когда Пибба дал ему еще один бонус в следующий день выплаты жалованья. Никто, кроме него, не заметил бонус, и никто не заметил его молчания тоже. Большинство людей большую часть времени хранили молчание рядом с Пиббой, и только исключения были замечены. Эалстан знал, что он сделал, и магнат тоже. Все остальное не имело значения.

***

Скарну поселился в меблированной комнате в маленьком городке Юрбаркас с видом человека, знавшего и похуже. Когда серебро в его карманах начало иссякать, он брался за случайную работу у фермеров по всему городу. Он быстро доказал, что знает, что делает, поэтому получил больше работы, чем многие бродяги, которые искали ее на рыночной площади.

Выбираясь в сельскую местность, он побывал на ферме близ Юрбаркаса, которой управляет человек, работавший с подпольем. После посещения Скарну пожалел, что сделал это. Эти поля заросли вонючим и неухоженным; фермерский дом стоял пустой. На двери белилами, теперь размытыми дождевыми разводами, были намалеваны три слова: НОЧЬ И ТУМАН. Куда бы фермер ни отправился, он не вернется. Скарну поспешил обратно в город так быстро, как только мог.

Юрбаркас был недалеко от Павилосты. Эта мысль продолжала эхом отдаваться в голове Скарну. Если Меркела еще не родила своего ребенка - его ребенка - то она родит со дня на день. Но если он покажется в тех краях, его узнают. Даже если рыжеволосые его не поймают, он может дать им необходимый предлог написать "НОЧЬ И ТУМАН" на двери Меркелы. Он не хотел этого делать, несмотря ни на что.

Он задавался вопросом, придет ли Амату за ним. Но по мере того, как день шел за днем, а ничего подобного не происходило, он начал чувствовать себя легче. Вернувшееся изгнание теперь было заботой кого-то другого.

Он немного удивлялся, что никто из подполья не пытался до него добраться. Но даже это его не так сильно беспокоило. Он провел три года, втыкая булавки в альгарвейцев. Он был готов - даже страстно желал - позволить кому-то другому проявить инициативу.

Однажды утром на рассвете он стоял на рыночной площади. Несмотря на кружку горячего чая, которую он купил в тамошней маленькой забегаловке, он слегка дрожал. В воздухе чувствовалась осень, даже если листья еще не начали опадать. Однако фермеры пришли в город пораньше, чтобы получить работу на целый день от тех, кого они там наняли, и самим не терять слишком много времени.

Парень, который не был фермером, подошел к Скарну и сказал: "Привет, Павилоста".

Только человек из подполья назвал бы его по названию деревушки, рядом с которой он жил. "Ну-ну", - ответил он. "И тебе привет, Зарасай". Это тоже было название города, а не человека. Он не знал настоящего имени другого человека и надеялся, что тот не знает его. "Что привело тебя сюда?"

"Кто-то пронюхал, что вы были в этих краях, даже если вы залегли на дно", - ответил другой парень из подполья. "Я просто зашел сказать вам, что залечь на дно - действительно хорошая идея в наши дни".

"О?" - сказал Скарну.

"Это верно". Человек из Зарасая кивнул. "У нас неприятности на свободе. Какой-то безумец просачивается к рыжеволосым, просачивается, как проклятое сито".

Скарну закатил глаза. "Как раз то, что нам нужно. Как будто жизнь и так недостаточно тяжела". Это вызвало у него еще один кивок от парня, который называл себя Зарасаи. Скарну спросил: "Кто этот сукин сын? Мы пытаемся убить его?"

"Конечно, мы пытаемся убить его. Ты думаешь, мы чертовски глупы?" - ответил "Зарасай". "Но альгарвейцы хорошо заботятся о нем. Будь я на их месте, будь они прокляты, я бы тоже хорошо позаботился о нем. Что касается того, кто он такой, у меня нет имени, чтобы назвать его, но говорят, что он один из щеголеватых дворян, которые вернулись через Валмиерский пролив из Лагоаса, чтобы сразиться с людьми Мезенцио. Потом он передумал. Ему следовало остаться там, в Сетубале, силы внизу сожрут его".

"Силы внизу съедят меня", - воскликнул Скарну. Человек из Зарасая вопросительно поднял бровь. Скарну сказал: "Это, должно быть, Амату. Этот неуклюжий идиот продолжал пытаться убить себя и всех, кто был с ним, включая меня. Он не мог не вести себя как один из тех аристократов, которые хотят, чтобы простолюдины кланялись и пресмыкались перед ними - вот кем он был. Есть. В конце концов, мы поссорились из-за этого. Я отвесил ему хорошую трепку, и наши пути разошлись. Я пришел сюда… и я предполагаю, что он пошел к рыжеволосым ".

"Я вижу, что он вам был бы ни к чему", - сказал "Зарасай", - но сейчас он поет как соловей. Мы потеряли по меньшей мере полдюжины хороших людей из-за него. И даже хороший человек иногда поет, если альгарвейцы работают над ним достаточно долго и усердно. Так что мы тоже потеряем больше, в этом нет сомнений ".

"Будь он проклят", - повторил Скарну. "Он был недостаточно важен в подполье, чтобы его устраивать. Он важен для альгарвейцев, все верно, как крючок важен для рыбака ".

"Зарасай" сказал: "Рано или поздно у него кончатся имена и места. После этого люди Мезенцио, вероятно, воздадут ему по заслугам".

"Они не могли этого сделать". Скарну не пытался скрыть свою горечь.

"Мм, может, и нет", - сказал другой лидер подполья. "Но я думаю, здесь ты в безопасности. Если ты расстанешься с ним, он не узнает об этом месте, верно? Сидите смирно, и мы сделаем все возможное, чтобы выстоять ".

"Я бы хотел, чтобы рыжеволосые поймали его, а не Лауздону в Вентспилсе", - сказал Скарну. "Он не трус. Я не думаю, что ему было бы что сказать, если бы они просто схватили его. Но он избалованный ребенок. Он не мог получить от нас всего, чего хотел, и поэтому он отправился за этим к альгарвейцам. Да, он бы спел для них, конечно же ".

"Ты дал нам имя", - сказал "Зарасай". "Это поможет. Когда мы послушаем эманации из кристаллов альгарвейцев, возможно, мы услышим это и узнаем, что они с ним делают. Возможно, с ним случится несчастный случай. Да, может быть, он это сделает. Во всяком случае, я надеюсь, что он это сделает." Он ускользнул. Скарну не смотрел ему вслед. Чем меньше Скарну знал о приходах и уходах кого-либо еще, тем меньше альгарвейцы могли бы вырвать из него, если бы поймали и прижали.

Затаись. Сиди тихо. Пережди. Сначала все это показалось Скарну хорошим советом. Но потом он начал сомневаться и беспокоиться. Он провел много времени с Амату, прежде чем они расстались. Как много он сказал о Меркеле? Назвал ли он ее по имени? Упоминал ли Павилосту? Если бы он это сделал, помнил бы Амату?

Это казалось слишком вероятным. А если бы он вспомнил, что сделало бы его счастливее, чем предательство возлюбленной Скарну альгарвейцам? Ничего такого, о чем Скарну мог подумать.

Если бы он сидел тихо, если бы он залег на дно, он мог бы спасти себя - и бросить Меркелу, бросить ребенка, которого он никогда не видел, и, не совсем случайно, оставить своего старого старшего сержанта Рауну на милость людей Мезенцио, не говоря уже о каунианской паре из Фортвега, которые сбежали из подорванного лей-линейного каравана, который вез их на верную смерть. С тех пор, как он сбежал с фермы Меркелы, он говорил себе, что подвергнет ее опасности, если вернется. Теперь он решил, что она столкнется с худшей опасностью, если он останется в стороне. Он покинул Юрбаркас, не оглянувшись, и пошел вниз по дороге в сторону Павилосты с улыбкой на лице.