Право на безумие

– А вы один живёте? – резко переменил тему Петрович, продолжая с интересом листать книгу и даже успевая проглатывать отдельные абзацы.

– Что? – не успел за ним Аскольд.

– Я говорю, вы один живёте? Семьи нет? – существенно повысив голос, уточнил вопрос следователь, будто громкость звучания могла что-то решить.

Богатов задумался, не сразу сообразив, что от него хотят.

– Семья-то есть… – наконец, сказал он со вздохом, опуская глаза. – Только теперь получается,… что один…

– Как это? Что это вы говорите, Аскольд Алексеевич? – Петрович одним шагом оказался возле Богатова, нагнулся к нему лицо к лицу и смотрел теперь глаза в глаза. – То один, то не один. Поясните, а то непонятно.

– Да что ж тут… – совсем смутился Богатов. – Я и сам теперь не знаю… Жена-то есть,… да вот где она, не ведаю… Повздорили мы вчера сильно,… вот она и пропала…

– Пропала?… Как пропала?… Когда пропала?… Куда пропала?… – забросал Петрович вопросами Аскольда, всё более вгрызаясь в него цепким взглядом.

– Да… я… сам не знаю… – растерянно пробормотал Богатов, совсем сбитый с толку. – Я думал,… что вы… А что случилось?… Что происходит?… В чём дело?…

Порфирий Петрович ещё несколько секунд пристально смотрел ему в глаза, потом вдруг резко выпрямился и вновь раскрыл книгу.

– У вас тут, Аскольд Алексеевич, так здорово написано,… – заговорил он совсем другим тоном, бегло листая страницы, – просто замечательно написано… Где же это я видел… Вот… – Петрович прервал поиск и прочитал вдохновенно. – «Вдруг она как-то вся встрепенулась, стрелой метнулась в сторону Санька, как заправский джигит вскочила в седло его скакуна, поставила того свечой так, чтобы и сам Санько, и Петрович отпрянули в стороны и не смогли её удержать. Затем, гарцуя на малом пятачке возле машины, распаляя коня и в то же время сдерживая его на грани стремительного рывка, посмотрела последний раз в мои растерянные, безумные глаза.

– Да. Ты прав, Робинзон, – заговорила она быстро и громко, стараясь в короткий миг, пока растерявшиеся казаки не остановили её, сказать как можно больше, самое главное. – Да. Нам было хорошо. Очень хорошо. Но ты так и не понял, что женщина выбирает не того мужчину, с которым хорошо, а того, без которого НЕВОЗМОЖНО ни дня, ни часа, ни секунды! Который и в разлуке – рядом, а не рядом с которым разлука.

Она вонзила тонкие острые как спицы каблуки-шпильки в бока коню – и тот, оторвавшись от земли, умчал её прочь в сторону села, исчезая, тая в ночи будто навсегда» 72 .

72

Отрывок из романа Аякко Стамма «Путешествие в Закудыкино» (Часть II, Книга VI, Глава XLIII. Предательство).

Порфирий Петрович замолчал. Надо сказать, пауза ему удалась на славу. Да и прочитал он великолепно, так что даже помощник и полицейские смотрели теперь на своего шефа недоумённо, пытаясь понять, действительно ли случайный отрывок случайного произведения случайного автора настолько пришлись ему по вкусу,… или же это хитроумная часть следственных действий.

И Аскольд смотрел во все глаза на Петровича. Похмельное расстройство сознания уже поубавило остроту, тупая тяжесть внезапного пробуждения отошла в сторону, голова хоть и гудела, но уже не так сильно. Окружающая действительность воспринималась вполне адекватно, хотя и тормозила местами. Богатов, как ему казалось, в целом понимал цель визита к нему этих людей, и хотя радости никакой он от него не ждал, но на некоторое облегчение душевной тяжести всё-таки мог рассчитывать. Одного он никак не мог взять в толк: отчего этот следователь всё ходит вокруг да около, почему не раскроет карты и не расскажет всё как есть? Или причина их появления совсем в другом? Может, у власти есть претензии к роману Богатова? Что ж, возможно… Аскольд в книге не раз позволял себе нелицеприятные высказывания и суждения о власть имущих, в метафорах при этом не стеснялся.

– Хорошая книга, Аскольд Алексеевич, право, хорошая, – вышел из паузы Порфирий Петрович и захлопнул том. – Искренне поздравляю! Стесняюсь спросить,… а не будет ли у вас лишнего экземплярчика,…раз уж такая оказия вышла? Никогда, знаете ли, с живым писателем встречаться не приходилось.

– Да пожалуйста, – ещё больше смутился Богатов, вообще не понимая, что происходит. – Я с удовольствием… Там в шкафу ещё есть экземпляры,… возьмите…

– И автограф,… если вас не затруднит, – Петрович уже достал из внутреннего кармана кителя шариковую ручку, снял с полки книгу и, раскрыв обложку, преподнёс Аскольду чистой белой страницей для подписи. – Будьте настолько любезны, Аскольд Алексеевич… Порфирий Петрович меня зовут,… как у Достоевского… Помните? И жена будет очень рада,… так рада,… уж так рада…

Аскольд взял ручку и склонился над книгой. Ему не раз приходилось подписывать издания, и всегда это получалось легко, свободно, от души. Но теперь он никак не мог сообразить, что же такое написать этому странному почитателю. Слова тяжёлые как гири бились о черепную коробку изнутри, доставляя лишь боль и ни в какую не желая вырисовываться на бумагу. Непослушной трясущейся рукой он вывел только: «Порфирию Петровичу и его супруге от автора…», и замер в напряжении.

– А ваша супруга когда придёт? Где она сейчас? – нежно пропел над самым ухом Богатова следователь.

Эти вопросы не сразу дошли до сознания Аскольда, а когда подползли, просочились в подкорку скользкими ужиками, тут же выбили из рук перо, а из головы все остальные мысли.

– Не знаю… – проговорил он отрешённо. – Уж и не знаю, где и когда,… может быть,… и не придёт вовсе… никогда…

– А что ж так? – продолжал напевать следователь. – Неужто совсем ничего не помните? Вон, сколько водочки откушали,… и всё без закуски, небось… Нельзя так, Аскольд Алексеевич,… поберечь себя нужно,… для читателей ваших,… для литературы…

– Помню… Всё я помню… – Богатов говорил как в бреду, будто под гипнозом, уставившись немигающим взором в несуществующую точку.

– Да неужто помните? И это после поллитровочки беленькой в одно горло? Да ещё без закусочки… Ни в жизнь не поверю…

– Помню.

Аскольд, не отводя взгляда от невидимой точки, отложил книгу в сторону,… аккурат в руки Профирию Петровичу. Тот закрыл и сунул её подмышку, убрал ручку на место, во внутренний карман кителя и медленно, стараясь не издавать посторонних звуков, присел на край кровати рядом с Богатовым. Помощник включил диктофон.

– Помню… – продолжил Аскольд. – Мы вчера собрались в театр. Мы давно ждали этого дня,… и вот он настал. Нюра по этому случаю надела всё новое – вечернее платье, туфли, жемчужное колье с серёжками,… всё это ей очень шло… А перед самым спектаклем мы сильно повздорили… Вернее это началось раньше, ещё по дороге в театр,… всё копилось, копилось,… а перед самым спектаклем взорвалось. Мы громко ругались,… очень громко,… Нюра кричала,… я тоже кричал. Люди вокруг смотрели на нас как на сумасшедших, даже охранник пытался разнимать нас… Это было ужасно… Ужасно… Никогда себе этого не прощу.

Аскольд замолчал.

– Ну, театр это всё хорошо… Театр это прекрасно… – забеспокоился Порфирий Петрович. – А дальше-то что было?

Богатов как-то вдруг расслабился, его напряжение спало, невидимая точка лопнула и растворилась в пространстве. Он взял со столика стакан с водой, выпил залпом, достал из пачки сигарету и определил её в рот. Никто ему не мешал, не останавливал… и не торопил.

– А дальше ничего, – подвёл он черту и закурил.

– Как ничего? Неужто так-таки ничего? – Петрович привстал было от нетерпения, но взяв себя в руки, сел опять. – Не может быть «ничего»,… да и что такое «ничего»? Жизнь продолжается, что-то происходит… Что?