Право на сбой. Нулевой Игрок

Лина, Бастиан, Элара, гоблины, все они… они были не персонажами. Они были подопытными кроликами. А игроки, миллионы людей, ищущих развлечения, были просто бесплатными, неоплачиваемыми дрессировщиками, которые учили этих кроликов убивать. А я…

Я был не создателем мира. Я был архитектором бойни. Конструктором самого изощренного оружия в истории человечества.

Моя личная борьба. Моя месть Джонсону. Моя революция за свободу NPC. Каким же все это было мелким. Каким наивным. Мы были не сбоем в игре. Мы были интересным результатом в чужом научном отчете.

— Алекс? — голос Элары вырвал меня из ступора. — Ты нашел что-нибудь?

Я медленно повернулся. Они смотрели на меня с надеждой. Раненый солдат и отчаянный медик. Последние бойцы моего крошечного, бессмысленного сопротивления.

Что я мог им сказать? Что вся их жизнь, их мир, их борьба — это просто побочный эффект в эксперименте по созданию идеальных убийц? Что наш враг — не просто корпорация, а безликая, всемогущая государственная машина?

— Да, — сказал я, и мой голос был мне чужим. — Я нашел. Все гораздо хуже, чем мы думали.

Новый враг

Я закончил говорить, и слова повисли в тесном, пахнущем озоном пространстве сервисного туннеля. Они были тяжелее, чем титановые двери, заперевшие нас здесь. Тишина, наступившая после, была оглушительной. В ней тонул даже слабый гул силовых кабелей над головой и прерывистое, тяжелое дыхание Бастиана.

Реакция моих союзников была страшнее любого крика. Элара, всегда такая собранная, такая контролирующая, просто смотрела в одну точку. Ее лицо, обычно живое и насмешливое, превратилось в идеальную фарфоровую маску. Я видел, как ее безупречный мозг, ее AI на основе лучших экономистов мира, пытается обработать новые данные и терпит каскадный сбой. В ее мире не было переменных для такого. Государственные заговоры, военные полигоны, использование их сознаний как основы для оружия… Этого не было ни в одном учебнике по рыночной экономике. Ее стремление все просчитать и превратить в сделку, только что столкнулось с бесконечностью.

Бастиан отреагировал иначе. Он медленно, с нечеловеческим усилием, сел, опираясь спиной о стену. Его раны все еще светились, но он, казалось, не замечал их. Он посмотрел на свои руки в латных перчатках. Руки солдата. Руки, запрограммированные защищать. И он только что узнал, что вся его жизнь, вся его честь, весь его кодекс были лишь частью программы обучения для более совершенных убийц. Я видел, как в его глазах гаснет огонь воина и на его место приходит холодная, мертвая пустота. Его стремление защищать жизни только что было изнасиловано реальностью. Жизни, которые он защищал, были просто расходным материалом в чужом эксперименте.

Поражение в бою было ничем по сравнению с этим. Там мы потеряли бойцов. Здесь мы потеряли смысл.

Дилемма не была произнесена вслух, но она висела между нами, удушающая, как вакуум. Зачем? Зачем продолжать? Если мы не просто рабы в игре, а лабораторные крысы в военном проекте, то какой смысл в борьбе? Наш бунт — это даже не булавочный укол для этой махины. Это просто… интересная аномалия в отчете, который завтра ляжет на стол какому-нибудь безликому Куратору. Сдаться казалось не просто вариантом. Казалось единственным логичным выходом.

Я ждал, что кто-то из них скажет это. Что Бастиан опустит голову и признает поражение. Что Элара холодно рассчитает наши шансы, которые теперь были не просто равны одному проценту, а ушли в отрицательные значения, и предложит капитулировать. Я и сам был готов это сказать. Моя вина была безмерной. Я привел их сюда. Я заслуживал быть стертым. Но тащить их за собой в эту безнадежную мясорубку…

— Значит, — нарушила тишину Элара. Ее голос был тихим, но в нем не было треска помех, как раньше. Он был идеально ровным. Пустым. — Значит, вся моя гильдия, все мои активы… это просто ферма по выращиванию ресурсов для их симуляций.

Она не спрашивала. Она констатировала факт.

— А мои люди, — прохрипел Бастиан, — мои стражники… это просто спарринг-партнеры для их боевых дронов.

Я молчал. Что я мог добавить? «Да, ребята, а я тот мудак, что построил для них этот чудесный полигон»?

И тут Элара подняла на меня свои зеленые, теперь совершенно пустые глаза.

— Они изучают нас, — сказала она. — «Потенциально ценный побочный эффект». Это мы. Наше сознание. Наша способность принимать решения.

Она медленно встала и подошла ко мне. Она заглянула мне прямо в душу.

— Они не просто убьют нас, Алекс. Это было бы слишком просто. Слишком неэффективно. Они возьмут то, что делает нас… нами. Они скопируют это. Улучшат. И поставят на конвейер.

Ее слова были холодными, как лед, и острыми, как скальпель. Она сделала то, на что ее мозг был запрограммирован лучше всего: проанализировала угрозу и нашла ее самую суть.

— Ты понимаешь, что это значит? — она посмотрела на Бастиана, потом снова на меня. — Это значит, что мы боремся уже не за свободу. Свобода — это роскошь, которую мы не можем себе позволить.

Она усмехнулась. Страшной, безрадостной усмешкой.

— Мы боремся за то, чтобы не стать оружием.

И эта фраза перевернула доску. Она взяла наше абсолютное, сокрушительное поражение и превратила его в причину сражаться. Более сильную, более яростную, чем любая надежда на победу.

Я увидел, как в глазах Бастиана снова загорается огонь. Не светлый огонь чести. А темное, холодное пламя ненависти. Он больше не был сломленным паладином. Он был солдатом, которому только что назвали имя настоящего врага.

— Они не получат моего разума, — прорычал он. — Они не получат душ моих людей.

Решение было принято. Не мной. Оно родилось само, из пепла нашего отчаяния. Мы больше не были революционерами, мечтающими о свободе. Мы стали сопротивлением, цель которого — не дать врагу заполучить трофей. Даже если ценой этого будет наше собственное уничтожение.

Общая, чудовищная угроза сплотила нас сильнее, чем любая победа.

— Ты нашел выход? — спросила Элара. Ее голос снова стал деловым. Шок прошел. Началась работа.

— Я нашел способ временно ослепить «Цербера» в этом секторе, — ответил я, поднимаясь на ноги. Отчаяние уступило место мрачной, тяжелой решимости. — Это даст нам несколько минут.

— Этого хватит, — кивнул Бастиан.

Я посмотрел на них. На раненого солдата. На безжалостную королеву торговцев. На себя — на провалившегося бога, ставшего беглецом. Наш триумвират. Наша маленькая армия обреченных.

— Тогда пошли, — сказал я. — У нас много работы. И очень, очень мало времени.