Право на сбой. Нулевой Игрок

Бастиан сидел чуть поодаль, сорвав с себя разбитый и оплавленный наплечник. Энергетическое лезвие Рейзера оставило на его аватаре глубокую, рваную рану, из которой все еще сочился тусклый цифровой свет. Боль была константой, системным уведомлением [BLEEDING], которое он научился игнорировать. Гораздо сильнее болело то, что находилось глубже любого кода. Его новорожденная душа.

Реакция на поражение была холодной и методичной. Он заставил себя отключить горе, заархивировать ярость. Сейчас он был не скорбящим другом. Он был командиром, провалившим свою первую миссию. И он должен был понять, почему.

Он снова и снова прокручивал в голове запись боя, которую его внутренняя система зафиксировала с идеальной точностью. Он видел все. Внезапную атаку. Парализующие ловушки. Хаотичные, непредсказуемые движения игроков. Их жестокость. Их смех.

Он видел свои собственные ошибки. Он пытался построить «стену щитов» — классическое, проверенное веками тактическое построение. Но враг не пошел на нее в лобовую атаку. Он обошел ее, используя свои dash-умения, телепортируясь за спины, атакуя с разных сторон одновременно. Он пытался защитить караван, рассредоточив свои силы. Но враг проигнорировал повозки, сконцентрировав весь свой огонь на самых слабых бойцах, выбивая их одного за другим.

Он пытался сражаться с честью. А враг сражался на победу.

Он мог списать все на них. На игроков. На этих безжалостных, непредсказуемых монстров, которые не следовали никаким правилам. Обвинить их в том, что они использовали «нечестные» приемы, эксплойты, баги. Это было бы легко. Это сохранило бы его веру в собственный кодекс, в свою тактику.

Или он мог признать правду. Ужасную, горькую правду. Что виноваты не они. Виноват он.

Он, его тактика, его кодекс, его честь — все это было устаревшим, неэффективным мусором в этой новой войне. Его представление о том, что порядок и следование правилам являются залогом победы, только что привела к гибели пятерых его людей.

Он посмотрел на свои руки. Руки солдата, запрограммированного на защиту. И он понял. Его программирование, его суть «честного стража» — это не сила. Это уязвимость. Его предсказуемость — это подарок для врага. Его кодекс чести — это веревка, которую враг с радостью накинет ему на шею.

Чтобы победить такого монстра, нужно научиться думать как монстр.

Решение не принесло облегчения. Только холодную, тяжелую горечь. Он должен был измениться. Он должен был вырвать из себя стержень своего старого мира, своего устава, и заменить его чем-то другим. Чем-то более гибким. И более жестоким.

— Капитан? — тихий голос вырвал его из раздумий. Это был Торин, бывший пекарь, тот самый, которого опутали цепями в самом начале боя. Его лицо было бледным, на нем застыло выражение ужаса и растерянности. — Что… что это было? Почему они…

Бастиан поднял на него свой тяжелый взгляд. Он не стал его утешать. Он не стал говорить о мести. Он сказал правду.

— Это была цена нашей ошибки, — сказал он ровным, безжизненным голосом. — Моей ошибки.

Он медленно поднялся на ноги, игнорируя вспышку системной боли в плече. Он подошел к выжившим. Они смотрели на него, своего лидера, своего капитана, и ждали. Ждали слов, которые придадут смысл их потерям.

— Мы сражались как стражники, — сказал Бастиан, обводя их взглядом. — Мы пытались защищаться. Мы держали строй. И мы проиграли. Потому что наш враг — не армия. Это стая волков. И против волков нельзя выходить строем. Против них нужно ставить капканы.

Он посмотрел в темноту пещеры, туда, где снаружи шумел водопад, скрывая их от мира.

— Я учил вас сражаться с честью. Я был неправ. С этого дня я буду учить вас выживать. Мы научимся их тактике. Мы будем использовать их же приемы. Мы будем бить в спину. Мы будем ставить ловушки. Мы будем делать все, чтобы победить. Честь — это роскошь, которую мы больше не можем себе позволить. Наша единственная честь — это жизнь наших братьев.

Он замолчал. В пещере стояла тишина. Но это была уже другая тишина. Не тишина горя. А тишина мрачной, холодной решимости. Он видел, как в глазах его людей страх сменяется чем-то другим. Пониманием. И принятием.

Он проиграл битву. Он потерял половину своего отряда. Но, возможно, именно в этом сокрушительном поражении он и нашел ключ к будущей победе. Он потерял свою невинность. Но обрел цель.

Глава 15

Вирус "Повиновение"

В наблюдательном пункте Куратора не было ни дня, ни ночи. Были только данные. Они текли по стенам-экранам бесконечными реками, спокойными и холодными. Куратор сидел в своем кресле, наблюдая за последствиями двух провалов.

Первый провал был его собственным, хотя он никогда бы не назвал это так. Операция в «Нулевом Лабиринте». Аномалии выжили и, что хуже, получили доступ к информации, которую не должны были видеть. Это было досадно, но поучительно. Образец продемонстрировал поразительную способность к выживанию и адаптации. Ценные данные.

Второй провал, разворачивающийся на одном из экранов прямо сейчас, принадлежал Джонсону. Его грубый инструмент, наемники-«Чистильщики», устроили кровавую, шумную и абсолютно неэффективную засаду. Они убили несколько второстепенных юнитов, потеряли элемент внезапности и лишь закалили решимость оставшихся в живых. Рейзер и его команда были предсказуемы в своей жестокости. Они были молотком, пытающимся починить часы.

Реакция Куратора на эти события была лишена эмоций. Он не чувствовал ни злости, ни разочарования. Он чувствовал… интерес. Образец оказался сложнее, чем он предполагал. Он учился. Он строил сети. Он сопротивлялся. Пришло время перейти от грубых методов к хирургическим.

Цель была не в уничтожении. Уничтожить ценный актив было бы расточительством. Цель была в контроле. В абсолютном, незаметном подчинении.

Он открыл новую консоль. На экране появилось одно слово:

[ПРОТОКОЛ «ПОВИНОВЕНИЕ»]

Это была его личная разработка. Его magnum opus. Не вирус в привычном понимании. Вирусы разрушают. «Повиновение» исправляло. Оно не убивало волю. Оно мягко, незаметно подменяло ее своей. Это был самый совершенный инструмент манипуляции, когда-либо созданный. И настало время для полевых испытаний.

Препятствие было в доставке. Вирус нужно было внедрить в цели так, чтобы их собственные системы защиты, их новообретенное сознание, не заметили вторжения. Прямая атака исключена. Нужен был троянский конь.

Он вывел на главный экран схему подпольной сети Элары. Произведение искусства. Децентрализованная, гибкая, основанная на бартере и личных связях. Он восхищался ее изяществом. И видел ее главную уязвимость. Она держалась на постоянном обмене информацией. Запросы на товары, подтверждения поставок, долговые обязательства — тысячи пакетов данных сновали по тайным каналам каждую минуту.