Православие, инославие, иноверие. Очерки по истории религиозного разнообразия Российской империи

В фигуре католикоса Нерсеса (Аштаракеци), пожалуй, наиболее ярко воплотилась дилемма имперской власти – примирение внутригосударственной и внешнеполитической логики. С одной стороны, Нерсес был опытным и, как считалось, деятельным администратором. Еще до избрания католикосом он основал в Тифлисе академию и в 1830 году стал первым архиепископом в новой российской епархии. Кавказский наместник М.С. Воронцов писал, что назначение Нерсеса католикосом «имело самое полезное влияние на устройство Армянской церкви и приведение дел ея в порядок». Влияние Нерсеса за границей было еще более значительным. Несколько преувеличивая и явно стремясь оправдать его выборы в 1843 году, официальное сообщение утверждало, что «едва разнеслась весть о избрании главы Армянской Церкви, как имя Нерсеса раздалось из всех уст, повсюду: от берегов Ганга до берегов Невы, от Карпата до Иммауса [Гималаев. – П.В.]». МВД приписывало Нерсесу заслугу подчинения константинопольского патриарха и привлечения новых иностранных пожертвований в пользу монастыря. Частично благодаря его усилиям в 1844 году Порта разрешила прямые сношения османских армян с Эчмиадзином. Армянское общество Константинополя согласилось признать Нерсеса и накануне Крымской войны даже выразило готовность принять у себя постоянного нунция Эчмиадзина [609] .

609

Избрание Верховного Патриарха. С. 48 (цитата); Гукасян. Константинопольские армяне. С. 45–46; ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 687. Л. 9–10; РГИА. Ф. 821. Оп. 7. Д. 175. Л. 28 об. – 29, 32; Suny Ronald Grigor. Looking Toward Ararat: Armenia in Modern History. Bloomington, 1993. С. 40. С 1844 г. константинопольский патриарх признавался постоянным нунцием католикоса. См.: Bardakjian G. The Armenian Patriarchate. Р. 96. Следует тем не менее подчеркнуть условность этого подчинения Эчмиадзину. См.: Kane. Pilgrims, Holy Places. Р. 144–148. О ранней карьере Нерсеса см.: Bournoutian G. Eastern Armenia. Р. 103–106.

С другой стороны, многие считали Нерсеса властолюбцем, склонным пренебрегать Положением 1836 года. Начальник Кавказской администрации князь И.Ф. Паскевич видел в Нерсесе корыстолюбивого интригана. С присоединением Восточной Армении в 1828 году он добился его удалeния с Кавказа во внутреннюю Россию и его назначения (в 1830 году) главой новой Нахичеванской и Бессарабской епархии, хотя это, кажется, не лишило Нерсеса влияния на эчмиадзинские дела [610] . Став католикосом в 1843 году, Нерсес решительно сопротивлялся ограничениям, предусмотренным в Положении, которые противоречили, как ему виделось, достоинству и историческим привилегиям католикоса. Не признавая какого-либо канонического значения за Синодом, он свел его значение почти к нулю и не замещал возникавших вакансий. Он также отказывался назначать новых епископов, оставляя их места вакантными, управляя через своих наперсников и полностью распоряжаясь их доходами. Архиепископ Нахичеванский горько жаловался в Петербург на то, что католикос, рассматривая все «с точки зрения азиатского самовластия», совершенно не считался с Положением: «Неповиновение Патриарха законам есть источник всех беспорядков и бедствий, как в моей Епархии, так и в Армянском Духовенстве в России вообще». Поддерживая мнение архиепископа, МВД согласилось, что «неограниченное самовластие Патриарха Нерсеса проявляется во всех его действиях» [611] . Государство получило католикоса, пользовавшегося уважением за границей, но плохо управляемого «дома». Иными словами, Нерсес, как впоследствии и его преемники, понимал должность и миссию католикоса иначе, нежели самодержавие, считавшее его государственным служащим, ограниченным законом и коллегиальной формой управления [612] . Показательно, что Нерсес умер с пером в руке, над недописанным отношением на имя министра внутренних дел, в котором речь шла о защите прав католикоса [613] .

610

См.: Щербатов А.П. Генерал-фельдмаршал князь Паскевич: Его жизнь и деятельность. СПб., 1891. Т. 3. С. 317–322; Тунян. «Положение». С. 3–4. По мнению Кейн, причины правительственного решения утвердить Нерсеса, несмотря на прежние старания удалить его из Эчмиадзина, следует искать в расположении к нему со стороны М.С. Воронцова и в военной ситуации на Кавказе, заставлявшей власти искать авторитетных союзников. См.: Kane. Pilgrims, Holy Places. Р. 142–143.

611

Эристов А.Д. Патриарх всех армян. С. 5–8; Вартанян В.Г. Армянско-Григорианская церковь. С. 8, 17; АВ. Ф. 58. Оп. 1. Д. 81; РГИА. Ф. 821. Оп. 7. Д. 175. Л. 12 oб. – 14 об.; РГИА. Ф. 821. Оп. 7. Д. 31. Л. 1–102 об. (цитаты: л. 26, 27 об. и 43); АВ. Ф. 58. Оп. 1. Д. 141. Л. 3–3 об.; Дякин. Национальный вопрос. С. 102; Тунян. «Положение». С. 67–92. Этот конфликт никогда не был разрешен и прекратился лишь после смерти Нерсеса в 1856 г.

612

АВ. Ф. 58. Оп. 1. Д. 141. Такое разногласие получило ясное отражение в конфликте между Нерсесом и архиепископом Нахичеванским. См.: РГИА. Ф. 821. Оп. 7. Д. 31.

613

О смерти Нерсеса см.: Ashjian. Catholicoi of Etchmiadzin. Р. 66.

Однако, несмотря на все эти трудности внутригосударственного характера, международная ситуация выдвинула на передний план внешнеполитический аспект. Еще до смерти Нерсеса в 1857 году связи между Константинополем и Эчмиадзином вследствие Крымской войны вновь оказались прерваны, а Порта стала с еще большим подозрением относиться к российскому вмешательству. Более того, западные державы, пользовавшиеся значительным влиянием на Османскую империю, все активнее стремились вовлечь ее армянское население в сферу своего воздействия – отчасти для того, чтобы заблокировать российскую экспансию в южном направлении. Западные миссионеры появлялись даже на восточных окраинах Анатолии и в Персии, обращая армян в католицизм и протестантизм [614] . В 1874 году российский посол Н.П. Игнатьев описывал, как в 1850–1860-е годы под покровительством Франции и Британии католики и протестанты делали все возможное для того, чтобы распространить в армянском населении недовольство российским Положением 1836 года, подорвать связи армян с Эчмиадзином и духовно подчинить их сисскому престолу, находившемуся в Османской империи [615] . В 1857 году кавказский наместник князь А.И. Барятинский писал: «Или Армяне (Турецкие) бросятся в наши объятия, или обратят свои желания и симпатии к какой-нибудь другой державе» [616] .

614

Католикос Иоаннес указывал на угрозу «английских миссионеров» (как оказалось, несколько преувеличивая) уже в 1830-х гг. См.: ЦГИАГ. Ф. 11. Оп. 1. Д. 699. Но все же до известной степени присутствие западных держав ощущалось даже до Крымской войны. См.: Kane. Pilgrims, Holy Places. Р. 135–136. О миссионерах в Османской империи вообще (особенно позднее, в XIX в.), см.: Salt Jeremy. Imperialism, Evangelism and the Ottoman Armenians, 1878–1896. London, 1993; Deringil Selim. The Well-Protected Domains: Ideology and the Legitimation of Power in the Ottoman Empire, 1876–1909. London, 1998. Ch. 5.

615

Записка графа Н.П. Игнатьева (1864–1874), на французском языке // Известия Министерства иностранных дел. 1914. Т. 3. № 1. С. 125–126; АВ. Ф. 58. Оп. 1. Д. 118. Л. 4, 9 об.

616

Эристов А.Д. Патриарх всех армян. С. 95–96 (цитата). Об изменившейся ситуации в Константинополе см.: РГИА. Ф. 821. Оп. 7. Д. 175. Л. 32 об. – 37 об.; ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 687. Л. 10–11; ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 1177. Л. 4 об., 22 об. – 24; АКАК. Т. 12. Тифлис, 1904. С. 532–536.

В этих условиях имперские чиновники видели больше преимуществ в том, чтобы на патриаршем престоле находился османский подданный, пользующийся симпатиями константинопольских армян. Когда эта община поддержала Матеоса (Чухаджяна), в свое время бывшего константинопольским патриархом, Петербург не стал препятствовать константинопольской общине, а она воспользовалась своим перевесом – 90 из 116 голосов – в избирательном собрании в Эчмиадзине [617] . Даже несмотря на отрицательные отзывы о Матеосе, полученные из российского посольства в Константинополе, император утвердил его в должности католикоса [618] . Таким образом, в 1858 году, впервые за пятьдесят лет, католикосом стал османский подданный. Описывая реакцию властей, армянской общины и разных делегаций в Тифлисе, куда Матеос прибыл после избрания, директор канцелярии кавказского наместника писал: «Вообще его избрание рассматривают как торжество нашей политики на Востоке… Есть лица, утверждающие, что настоящее избрание составляет для России широкую победу, стоящую по своему значению, быть может, выше всего, что она приобрела оружием» [619] .

617

В Эчмиадзин прибыли всего два западноармянских делегата, но они представляли 90 голосов от 45 османских епархий.

618

ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 687. Л. 11; РГИА. Ф. 821. Оп. 7. Д. 175. Л. 37 об. – 38; АКАК. Т. 12. С. 531; Ashjian M. Catholicoi of Etchmiadzin. Р. 67–68.

619

Цит. по: Тунян В.Г. Эчмиадзинский престол, XIX – начало XX в. Ереван, 2001. С. 60.

С точки зрения внутригосударственной, однако, правление Матеоса было еще более «произвольным», чем предыдущее. Как и Нерсес, Матеос отвергал принцип коллегиального управления и назначал епископов без одобрения правительства. Его отношение к Положению 1836 года стало очевидным, когда он предложил новые правила, направленные на обеспечение католикосу независимости от светской власти, уничтожение Синода в пользу сугубо консультативного совета. Монахи Эчмиадзина также жаловались на нарушения Матеосом церковных правил; продолжал католикос и борьбу с нахичеванским епископом [620] . При нем неоднократно отмеченное выше противоречие между внутригосударственным и внешнеполитическим приоритетами особенно обострилось: влияние Эчмиадзина в Константинополе напрямую зависело от готовности имперского правительства пренебречь своими собственными законами и позволить католикосу управлять, полагаясь на исторические установления апостольской церкви.

620

ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 1177. Л. 6 об. – 8 об.; РГИА. Ф. 821. Оп. 7. Д. 175. Л. 36 об. – 40 об., 63 об. – 64; ЦГИАГ. Ф. 7. Оп. 1. Д. 889. Л. 39 об. – 40.

Между тем ситуация в Османской империи в начале 1860-х годов сделала еще более очевидной необходимость укрепления связей между католикосом и зарубежными армянами. Особенно щекотливой эта задача выглядела теперь применительно к константинопольской общине, которая к 1863 году добилась на основе реформаторского декрета (хатт-и хумаюн) 1856 года утверждения новой «конституции» (Сахманатрутьюн), которая регулировала ее самоуправление. Российское правительство было настолько озабочено последствиями обретения османскими армянами нового статуса и их возможной переориентацией на сисского католикоса, что даже серьезно обсуждало возможность пересмотра Положения 1836 года с участием армян – иностранных подданных и согласования его с канонами армянской церкви. Посол Игнатьев взывал из Константинополя: «Теперь, когда вековое верование армянского народа в защиту и покровительство России начинает колебаться… – теперь, более чем когда-либо, становится необходимым устранить всякие причины, могущие охлаждать к нам доверие народностей, которых покровительство было, в продолжение стольких веков, нашим политическим символом на Востоке» [621] . Соответственно, после смерти Матеоса в 1865 году даже МВД высказалось за желательность избрания католикосом османского подданного [622] .

621

АВ. Ф. 58. Оп. 1. Д. 118. Л. 7 об. – 8.

622

РГИА. Ф. 821. Оп. 7. Д. 175. Л. 41–45 об.; АВ. Ф. 58. Оп. 1. Д. 141. Л. 3–3 об.

В то же время имперское правительство стало обращать более пристальное внимание на детали участия в выборах армян из Турции, особенно в свете значительных изменений в организации османского сообщества армян. Еще до Крымской войны новое поколение армян, получивших образование во Франции, заняло более активную позицию в общественных делах и начало оспаривать преимущества традиционной армянской знати (амир) при принятии коллективных решений [623] . Благодаря полученному от султана Сахманатрутьюну «молодые армяне» смогли подорвать клерикальный контроль, а тем самым и господство знати в миллете. В то время как Сахманатрутьюн консолидировал управление армянами всей империи в Константинополе, сами армяне все более европеизировались, а их сознание национализировалось по сравнению с более традиционным сознанием армянской аристократии [624] . Терпение и упорство Игнатьева помогли предотвратить отпадение османских армян от Эчмиадзина, но вслед за этим успехом возникла новая опасность: воспользовавшись большим числом армянских епархий в Османской империи, константинопольская община могла распространить новую идеологию среди российских армян, ценимых российскими властями за свою аполитичность.

623

Например, в 1858 г. константинопольские армяне, проживавшие во Франции, обратились к России с просьбой не утверждать Матеоса. См.: Тунян. Эчмиадзинский престол. С. 57–58.

624

Об этих процессах см.: РГИА. Ф. 821. Оп. 150. Д. 474. Л. 40 об. – 41; Nersoyan. Laity in the Administration. С. 108–113; Libaridian. The Ideology of Armenian Liberation. Р. 102–122; Artinian Vartan. The Armenian Constitutional System in the Ottoman Empire, 1839–1863. Istanbul, 1988, особ. p. 51–91; Davison, Roderic. Reform in the Ottoman Empire, 1856–1876. New York, 1973. Р. 60–62, 114–135; Nalbandian Louise. The Armenian Revolutionary Movement: The Development of the Armenian Political Parties through the Nineteenth Century. Berkeley, 1963. Р. 42–48; Barsoumian Hagop. The Eastern Question and the Tanzimat Era // The Armenian People. Р. 195–198.

По этой причине российское правительство стало искать способ усилить влияние в делах общины османских армян, настроенных более пророссийски, – тех, кто жил вне столицы [625] . Исторически сложилось так, что съезд османских армян, на котором обсуждалась кандидатура нового католикоса, устраивался в Константинополе. Именно его община удерживала почти полный контроль над этим процессом, и Сахманатрутьюн 1863 года лишь укрепил эту монополию. Один или два представителя, делегировавшиеся османскими армянами в Эчмиадзин, имели право голосовать от лица всех армянских епархий Османской империи. Учитывая, что российский император, желая привлечь турецких армян, опасался отвергать кандидата, получившего большинство голосов, можно констатировать, что выборы католикоса происходили в Константинополе в той же мере, что и в Эчмиадзине. Армяне, проживавшие за пределами османской столицы, играли в них в лучшем случае ограниченную роль [626] .

625

Чиновник российского посольства в Константинополе Н. Иванов обратил внимание на это различие: ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 1177. Л. 5, 15, 18.

626

Исключением в этом отношении, конечно, являлось избрание Иоаннеса в 1831 г. Следует заметить, что в силу изменения обстоятельств все выборы в сущности были уникальными, и невозможно указать на какие-то «типичные» выборы.

Петербург признавал этот факт и высоко ценил умение своего посольства в Константинополе содействовать консенсусу среди тамошних армян вокруг кандидатуры наиболее желательного кандидата. Так, по словам Игнатьева, в 1866 году «громадных усилий» стоило уничтожить влияние профранцузской партии и достигнуть единодушного избрания предпочтительного для России Кеворка, который был позже избран и в Эчмиадзине [627] . Но начиная с 1860-х годов Петербург старался подорвать константинопольскую монополию путем привлечения армян из провинции, так как опасался последствий сильного западного влияния на столичных армян. Например, в 1865 году МИД нашел необходимым, чтобы правительство «гарантировало чрез посольство наше в Константинополе доступ к выборам в Эчмиадзин депутатов от всех армянских епархий в Турции для того, чтобы таким образом воля народа выражена была не одной Константинопольскою партией, а большинством нации». Все же только в 1884 году правительство принялось настаивать на этом принципе, объявив, что любой делегат или документ из Константинополя будет воспринят как выражающий волю лишь Константинопольской епархии, а не всех османских армян [628] .

627

РГИА. Ф. 821. Оп. 7. Д. 175. Л. 49 об. – 50; Записка Игнатьева. С. 125–126. Что же касается Кеворка, то посольство сообщило мнение французских газет о том, что он «est vendu corps et ^ame `a la Russie [телом и душой продался России. – фр.]» (ГАРФ. Ф. 730. Оп. 1. Д. 687. Л. 12).

628

РГИА. Ф. 821. Оп. 7. Д. 175. Л. 44–45 об., 48 об. – 51, 55–57 (цитата: л. 45 об.); РГИА. Ф. 1276. Оп. 4. Д. 830. Л. 39; Дякин. Национальный вопрос. С. 474; Тунян В.Г. Эчмиадзинский престол. С. 94–95, 100.

После избрания в 1866 году Кеворка, бывшего прежде епископом в Турции, предпочтение, отдаваемое Петербургом османским кандидатам, начало вызывать раздражение у российских армян, а особенно у эчмиадзинского духовенства [629] . Решительно недовольные Матеосом, некоторые представители клира были еще более возмущены перспективой очередного османского кандидата, тем более что они подвергались давлению со стороны российских чиновников, желавших единогласного избрания Кеворка. «Надменность» османской делегации только усиливала раздражение. Присутствовавший на выборах представитель МВД заключил, что попытка правительства поддержать единство среди епархий поставила его «в зависимость не совсем приличную от наглых требований Сахманатрутьюна и восстановила против себя самое преданное Правительству духовенство наших армянских епархий, равно как и значительное число светских армян, которые, откровенно говоря, в покровительстве турецкому большинству видят одну только нашу слабость» [630] . Нужно подчеркнуть, что одной из важнейших функций эчмиадзинского духовенства – а в особенности членов Синода – было коллегиальное управление армянскими духовными делами вместе с католикосом. Так ограничивалась власть католикоса, и правительство вряд ли могло позволить себе потерю лояльности эчмиадзинского духовенства.

629

РГИА. Ф. 821. Оп. 7. Д. 31. Л. 125 oб. – 126. В то же время следует подчеркнуть, что Кеворк активно старался повысить авторитет Эчмиадзина в Турции, хотя главной цели в этом отношении (учреждения викариатства в Константинополе) не добился. См.: ЦГИАГ. Ф. 7. Оп. 1. Д. 263; Ф. 5. Оп. 1. Д. 763.

630

РГИА. Ф. 821. Оп. 7. Д. 175. Л. 54 об. – 55. Эти строчки не цитируются в оригинале как слова самого наблюдателя, но конструкция текста позволяет заключить, что это действительно были его слова.

Противоборство и реорганизация

Убеждение, что Эчмиадзин мог бы послужить полезным орудием российской внешней политики, никогда полностью не исчезало из видения правительством армянского церковного вопроса. Однако к 1890-м годам Петербург пересмотрел свою традиционную политику поддержки власти католикоса и избрал новый курс, завершившийся неудачной попыткой секуляризации имущества армянской церкви в 1903–1905 годах. Помимо общегосударственной политики русификации, начатой в 1880-е годы, за этой переориентацией стояли два основных фактора. Во-первых, большинство административных проблем, описанных выше, не только не разрешилось, но даже обострилось. В то время как католикос боролся за консолидацию власти над зарубежными армянами, управление армянскими церковными делами внутри России становилось, во всяком случае в глазах Петербурга, все более хаотичным и неконтролируемым. Во-вторых, подъем армянского национализма заставил пересмотреть традиционное государственное покровительство Эчмиадзину: вместо инструмента распространения российского влияния за рубежом католикос предстал проводником опасных идей об армянской независимости, приходивших из Османской империи в Россию. Начиная с 1890-х годов отношения государства и армянской церкви стали рассматриваться властями в Петербурге с позиции борьбы против армянского сепаратизма, которая в конце концов потребовала радикальных мер для очищения армянского духовенства от «политики».