Правовая структуризация и систематика

При этом в самой теории систем принято указывать, что «для познания и управления обществом как системой, равно как и любой подсистемой в его рамках, важно раскрыть их состав, «набор» компонентов, выяснить их субстанциональную природу, поскольку все другие характеристики системы в значительной мере зависят от ее состава» [108] .

Представляется, что именно неучет разграничения между структурными и иными связями системы, непоследовательность в размежевании вопросов строевого ряда права и градации (классификации, систематизации) его юридико-нормативных, учебных и научных данных влечет за собой встречающийся в специальной литературе (и достоверных с собственно-классификационных позиций) вывод о динамичности системы права, о том, что «система права не является раз и навсегда данной. По мере развития… общественных отношений происходят изменения и в самой системе права, возникают новые отрасли права или отпадает необходимость в тех или иных отраслях.» [109] .

Отметим, что для правоведения исследование вопросов структуризации права имеет не только самостоятельное значение; оно необходимо для гносеологии любых проявлений правового действия. Это предопределено наличием у права такого свойства, как системность. «Системность права – это такое его свойство, которое вместе со свойствами нормативности, формальной определенности и другими обуславливает социальную ценность права… Благодаря системности юридически разнородные правовые нормы способны регулировать общественные отношения системно…. в комплексе, взаимосвязанными методами, обеспечивая дифференцированное и вместе с тем единое, согласованное воздействие на общественные отношения.» [110] . Вместе с тем право воздействует на поведение своих адресатов не благодаря какой-либо одной, универсальной норме, а посредством целой системы, относительно константно действующей взаимосвязанной совокупности таковых. Выявление же состава структуры права позволяет определить здесь устойчивые упорядоченные элементы , детерминанты, разнообразные аспекты их взаимодействия. При этом структурные связи в системах (помимо всех иных связей) – это как раз таки связи строения. Таким образом, только при наличии данных о таковых можно описывать право в качестве системы, единого, целостного «организма». Причем, даже если интересующее нас явление в целом расценивается с агностических позиций, то указанное в любом случае верно в отношении (по меньшей мере) его позитивного среза.

Кстати, на необходимость отличения системы права от его систематики последовательное внимание в отечественном правоведении стало обращаться еще до «популяризации» теории систем, а именно – во второй половине 50-х гг. XX в. Базовые позиции по этому вопросу, как то часто бывает в юридической доктрине, отображаются полярными вариациями: об отождествлении и, соответственно, разграничении указанных понятий.

Мнение об идентичности структуры и системы права (а также систематики юридических норм), прослеживается, например, у И.В. Павлова, говорившего, что основное значение системы права заключается в надлежащем применении правовых норм [111] . Правда, при этом необходимо учитывать, что ученый выделял два значение термина «система права», первое из которых впоследствии стало обозначаться в качестве правовой системы.

Похожей позиции, но при акцентировании внимания именно на доктринальном аспекте, придерживался В. Кнапп, говоривший, что «любая научная система, выражаясь в наиболее общей форме, представляет собой классификацию объема определенного общего понятия по отдельным дифференцирующим признакам. Такая система соответствует объективной реальности классифицируемых явлений действительности (явлений природы или общества) и существует в них, как абстрактное существует в конкретном или общее – в особенном… Дифференцирующие признаки, на основе которых научно классифицируется объем определенного общего понятия и, следовательно, создается научная система любых явлений, должны быть признаками существенными. Это, конечно, не исключает возможности создания системы и на основе случайных признаков. Так, например, можно классифицировать растения по окраске, библиотеку по размерам книг, а право по нумерации отдельных нормативных актов. Однако такая классификация, опирающаяся на весьма упрощенное логическое суждение и идущая исключительно по пути формальной логики, не учитывает существа явлений и не является научной классификацией. Ее цель – только практическое облегчение обзора классифицируемых явлений. Это, конечно, не означает, что такая классификация не могла бы быть весьма полезной для практического применения. Так, например, классификация юридических норм по годам и номерам… законов весьма ценна для практической работы» [112] .

Вместе с тем, критикуя существующее деление гражданского права, ученый говорил, что изменения в данной области должны производиться не в системе, а именно в систематике права. Таким образом, отождествляя систему права с научной классификацией, В. Кнапп выделял еще и систематику права, под которой подразумевал уже систематизацию нормативных правовых установлений.

Идеи же о различном значении системы и систематики права представлены, например, у О.С. Иоффе и М.Д. Шаргородского [113] . Еще ранее самым непосредственным образом на разницу между системой и систематикой права в отечественном правоведении указал Л.И. Дембо: «Дискуссия, начатая еще в 1938 г., по существу продолжается до сих пор. Это объясняется прежде всего неправильной постановкой самой проблемы, приведшей к тому, что дискуссия о системе права в действительности свелась к дискуссии о предмете отдельных отраслей права… Нельзя… сперва установить предмет каждой отдельной отрасли права, а затем совокупность этих отраслей объявить системой права… Проблема должна быть поставлена в общей форме и с принципиальных общетеоретических позиций… Начинать надо с установления понятия системы права. Очень часто под системой права понимают упрощенно совокупность всех отраслей права, представленную в систематизированном виде. Однако нельзя смешивать систему права с систематикой права, отождествлять их и сводить одно понятие к другому» [114] .

Для ясности отметим, что среди иных подвергшихся в середине прошлого века доктринальному обсуждению аспектов тематики системы права выделялись вопросы: 1) о методе правового регулирования как критерии определения отраслевого состава права; 2) о соотношении отраслей права и законодательства; 3) об обоснованности выделения хозяйственного права в качестве самостоятельной, обособленной от гражданского и административного права отрасли; 4) о целесообразности восприятия судебного права в качестве единой отрасли (или же выделении вместо нее нескольких процессуальных направлений, судоустройства и (или) прокурорского надзора).

Касательно первых двух вопросов отметим, что большинство мнений сводилось к необходимости признания отраслеобразующего значения формального показателя, а также различия отраслей права и законодательства. По двум иным вопросам, в общем-то, четкого превалирования какой-либо позиции не наблюдалось; однако сама юридическая онтология свидетельствует о том, что хозяйственное право на определенном этапе стало принято выделять в качестве отрасли права, науки и учебной дисциплины, но не законодательной отрасли, судебное же право «уступило место» нескольким процессуальным и организационным секторам.

В общем – так или иначе, для отечественного правоведения типично именно отраслевое понимание системы права. Причем преобладающая вариация восприятия здесь может быть отображена в следующем виде: «…структура права… выражается в первую очередь в реальной внутренней нерасчлененности… национальной правовой системы, в дифференцированности, в «наборе» ее составных компонентов – отраслей, институтов, норм, их элементов» [115] .

По мнению С.С. Алексеева, «структура… права имеет объективный характер. Она не плод фантазии людей, не результат произвольного конструирования, а реально существующее подразделение права на определенные части, соотношение между ними. Ведь структура предметов, явлений в природе и обществе всегда объективна… Объективность структуры… права проявляется прежде всего в том, что строение права, связь и соотношение между его подразделениями представляют собой результат объективно обусловленного, исторически необходимого процесса развития права, его отраслей, институтов, отдельных нормативных положений. В основе этого развития лежат… объективные требования развивающихся экономических, политических, социально-культурных отношений» [116] .

По поводу приведенного высказывания невольно возникают по меньшей мере два вопроса. Если система права объективна, не носит «рукотворного», зависящего от воли субъекта характера, то почему существует столько споров о ее надлежащем (ненадлежащем) восприятии, о целесообразности (нецелесообразности) признания новой самостоятельной отрасли (и (или) самостоятельного института) права? Кроме того, если реально наличествующее отраслевое подразделение и есть подлинная структура права, то каким образом она может носить переменчивый, динамичный характер (невозможный для составляющих структурного порядка)? Так или иначе, попытки ответить на данные вопросы (пусть даже и отрицательно) выступают побудительными причинами многочисленных дискуссий по поводу различных аспектов правового строения.

Отметим, в свою очередь, что при часто встречающемся рассмотрении системы права с позиций исчерпывающего комплекса отраслей и (или) в качестве систематизации юридических правил поведения изменение таковой надо признать возможным: дело в том, что разными социумами может быть востребован не одинаковый «дробный набор» секторных правообразований, в то время как сама систематика способна производиться на базе различных критериев. Но даже при данном юридико-мировоззренческом подходе в отношении структурных частей права все равно следует констатировать существенно большую стабильность.

Следует акцентировать внимание и на том, что наличие отрасли в праве некорректно мотивировать существованием систематизированного нормативного правового акта, так как по своему сутевому назначению система права носит, в сравнении с законодательным (нормативным правовым) группированием, определяюще-задающий, первичный характер.

Это не означает, что внутреннее подразделение позитивного права должно быть отчуждено от носящего (в соотношении с самим элементарным строением) гораздо более подвижный характер массива нормативных юридических положений. Просто система, в силу своей теоретизированности, абстрактности, обобщенности, наделена более стабильными свойствами, чем отдельные нормы права и (или) отображающие их формы (допустим, статьи законов). Так, изменения в одном поведенческом правиле (и (или) в одной статье закона) не трансформируют (по крайней мере в «чистом» виде) системы права как целого. В свою очередь, изъятие или прибавка уровневой части внутренне-упорядоченного строевого ряда права (допустим, «его» отрасли) на систематике юридического материала непременно сказывается. В данном контексте еще раз подчеркнем, что правовая норма (в качестве уровневого компонента) бытует в системе права всегда, ибо без суммы имеющих интересующее нас значение правил социального поведения не может существовать и их внутренней упорядоченной совокупности, объединенного строения.