Правовая структуризация и систематика

Как нам представляется, правовая культура: является существенным показателем одноименной системы социума; отображает правовую ментальность, восприятие; «показывает» тип конкретно-исторической правовой общности. Вместе с тем в качестве базового критерия отраслевой дифференциации права, под которым, согласно обозначенным позициям, понимается в первую очередь выделение частного и публичного права, полагать таковую все же неверно и нецелесообразно. Сознание, идеология, традиции, культура – способны наглядно демонстрировать исторический тип правовой общности, но не могут выступать базовыми основаниями вычленения структурных элементов права. Причина в том, что последние, сами по себе, относятся к внутреннему строению права, а не к области его эмоционально-рационального (или наоборот) восприятия.

Правовая культура есть результат знаний, идей, представлений о праве и его действии (в качестве должного и сущего); по крайней мере, если понимать таковую в традиционном значении (ибо специфической авторской вариации предложено не было), т. е. как некую систему «ценностей, правовых идей, убеждений, навыков и стереотипов (правового) поведения, правовых традиций, принятых членами определенной общности… и используемых для регулирования их» поведения [156] . При этом строение права как раз таки является уже не результатом, а такой данностью, которая при своих последующих проявлениях выступает одной их посылок формирования того или иного правового восприятия.

Правовая культура (а скорее, именно данные об историческом типе правовой общности) может (могут) быть использована (ы) при размежевании или объединении (т. е. при классификации) исследуемых проявлений права как целостного феномена, но не должна (ы) полагаться в качестве исходного (ых) параметра (ов) познания его структурных, внутренних закономерных звеньев. Это предопределено вторичным, можно сказать производным, по отношению к структуре права, характером названного нами вида (типа) культуры (а также данных исторической направленности).

Представляется, что правовая культура как таковая весьма существенна с позиций социологии права и более «оторвана» от юриспруденции в непосредственном, «зауженном» значении, «ибо социологическое и правовое мышление, несмотря на установившуюся между ними взаимосвязь, воспринимаются общественным сознанием как два различных, и даже противостоящих друг другу типа мышления. Этот факт в известной мере находит отражение в представлениях социологов и юристов. Юридическую науку всегда характеризовало нормативное мышление, связанное со сферой «долженствования». Социология же развивалась как исследование социальной действительности, а значит, как мышление, направленное на сферу «сущего». Разумеется, такое полное противопоставление является крайностью, поскольку и в первом, и во втором случае можно обнаружить какие-то общие черты.» [157] .

Но, даже не выражая приверженности обозначенной крайности, и не рассматривая право исключительно с нормативных позиций все-таки следует сказать, что область правовой культуры не является тем показателем компонентов права, которые образуют его внутреннее, структурное строение (ввиду своего весьма социологизированного характера, выражающегося в фактическом отображении и должных, и ненадлежащих данных интересующего нас явления). Думается, что именно по указанным причинам при анализе представленных воззрений нам вспоминается следующее высказывание: «забвение самих правовых норм, самого права при построении системы права – вот наиболее слабая черта рассматриваемой позиции.» [158] .

Позволим себе сказать также и то, что касательно представленного Н.В. Разуваевым обоснования непонятным остается приведенный им же «афинский» пример. Получение индивидом политических и имущественных прав само по себе не может свидетельствовать ни в пользу наличия, ни об отсутствии частного и публичного права. То, что в некоторых обществах мировоззренческая и доктринальная мысль (как то, например, имело место в отечественной юриспруденции второй половины прошлого века) также не ориентировались на дуалистическую конструкцию системы права, были не склонны обращаться к таковой, тоже не может выступать здесь основанием признания или отрицания элементов в качестве составных частей права.

Собственно говоря, структурные элементы явлений отличаются (в числе иного) как раз таки тем, что независимо от того, акцентируется ли на них внимание или же отсутствует вовсе, оные все равно имеют место быть в составе корреспондирующего феномена. Личностные интересы, поведенческие принципы, мотивации, цели, их юридизированное оформление (и пр.) в любом случае не одинаковы. Полярная разница таковых выражается двумя пластами, которые в интересующем нас срезе обозначаются посредством категорий частного и публичного права.

При этом обоснованными и верными представляются указания Н.В. Разуваева (равно как и ряда иных авторов) на то, что частное и публичное право не следует трактовать лишь в качестве методов правового регулирования, что эти правообразования дают более целостное и разностороннее отражение интересующих нас сведений (добавим от своего имени – в том числе и о правовой культуре общества), нежели просто данные о приемах и способах юридической регуляции социального поведения.

Нельзя, как мы уже отмечали ранее, не согласиться и с тем, что различия между личной (непосредственно связанной с лицом) и общественной (тесно увязанной с политической или политизированной организацией социума) сферами бытия человеческого рода константно присутствуют и проявляются в правовой среде. Учет правовой культуры, исторического типа общества, позволяет нам наилучшим образом познать разницу в восприятиях содержательного наполнения (причем не только нормативного или сугубо доктринального, но также обыденного и реализационного толка) частного и публичного права.

Итак, правовая культура действительно способствует выявлению специфических черт права того или иного социума (и группы обществ); но в то же время она не является внутренним строевым компонентом самого правового ряда. Не может правовая культура играть ведущей роли и в отношении выявления именно системы права (причем даже по части структурных компонентов): дело в том, что, по сути, – система права это все же правовая абстракция, главное предназначение которой, при всем ином, заключается в выражении различных связей норм права.

Также заметим, что частное и публичное право, отображая полярные пласты правового действия, нуждаются в некоем объединяющем начале, ибо «все нормы в рамках нормативной системы права связаны между собой по определенным правилам… Правовая система представляет собой известным образом организованную иерархическую структуру, все элементы которой взаимосвязаны и взаимообусловлены» [159] . Таким началом мы полагаем аккумуляцию общих принципиальных профильных установок, уже обозначенную нами в качестве основного права, или права принципов права.

В свою очередь, согласно С.В. Полениной (рассматривающей вопрос о двойственном составе права в тесной «увязке» с его отраслевой градацией): «…как и при делении системы права на отрасли, группировка отраслей права в публичный и частный блоки происходит в соответствии с предметом и методом правового регулирования. Однако роль этих критериев в каждом из названных случаев не совпадает. При классификации отраслей права предмет регулирования выступает, во-первых, во всей полноте своих элементов. В их число входят круг общественных отношений (объект) как главный системообразующий фактор и вспомогательные факторы (субъект, юридические факты и др.). Во-вторых, применительно к отраслям права предмет регулирования представляет собой основной критерий классификации, а метод правового регулирования – вспомогательный. При объединении отраслей права в частный и публичный блоки критерии членения иные. Из всего спектра образующих предмет регулирования элементов значение имеет практически лишь один – состав субъектов. В частном праве это преимущественно граждане и юридические лица. Государство может выступать в частноправовых отношениях лишь как казна либо через казенные предприятия, однако с теми же правами и обязанностями, что и иные участники правоотношений. В публичном праве субъектный состав иной: одной из сторон правоотношения является обязательно государство и его орган. Соответственно центр тяжести подразделения на публичное и частное право перемещается на метод правового регулирования. В сфере частного права все правоотношения возникают, изменяются и прекращаются по волеизъявлению их участников (чаще всего из договоров). В публичном праве государственные органы предстают носителем властных (публичных) полномочий, поскольку презюмируется, что они действуют в интересах общества и государства. Соответственно, основной метод правового регулирования в этой сфере – отношения власти и подчинения, возникающие чаще всего из издаваемых компетентными государственными органами административно-правовых актов» [160] . Именно это и предопределяет тот факт, что большинство норм публичного права носит именно императивный, а частного – диспозитивный характер.