Преданные богам(и)
Шрифт:
– Ну до чего же ты у меня зловредная зазноба! – довольный, что она помнит каждое его слово, заулыбался Бронец. А потом вдруг смутился резко.
Черва изумленно хлопнула ресницами. Могучий мужик гляделся как дитя, на шкодничестве пойманное. А Бронец смущенно повел плечами и оборонил:
– Мне намедни братец твой, сударь Одолен, с гонцами весть передал. Явилась к нему, мол, сама Луноликая во плоти. Да сообщила ему, что, в благодарность тому, кто порчу с целебных вод свел, науз разбив, дар посылает. Надобно мне на капище ее у Лунного озера с молитвой да треуглунами в купели омыться.
Кухарка навострила уши, но (побери ламя новолуние!) ничего вразумительного не услыхала. Одну лишь околесицу про какие-то цветы пустые, да семена крепкие. Зато, как хозяйка Червика аки маков цвет зарделась, узрела преотлично.
Сумеречное княжество,
Тенёта
В воздух взвивалась мелодия гуслей, бубнов и жалеек. На улицах стояли бочки с хмельным медом и помосты скоморохов. Народ Тенёты праздновал победу над заразой.
Знамо дело, снятие порчи с целебных вод не вернуло одичавших в разум. Не стали звери обратно людьми. А бешеные по сей день страшатся лечиться живой и мертвой водой. Обида Цикуты на весь белый свет дорого обошлась Подлунному миру. Почитай, треть звериных оборотней прибрала. Треть!
Сумеречное княжество, пострадавшее больше прочих, и вовсе к осени ожидал голод. В полях работать было некому. Часть амбаров погорела во время беспорядков. Оставшиеся запасы растаскивали по барским кладовкам.
Но народ и без того слишком долго страдал, чтоб мучиться еще и будущими, покуда еще не наступившими напастями. Оттого и веселился, как в последний раз.
Ганька, нарезая круги на колесе, жонглировала горящими гирями. Нарочито, на потеху народу, путалась в длинных рукавах и штанинах скоморошьего красного платья в желтый горох и голосила частушки:
– Мой милок стал особливо
До девчаток голоден.
Думала, он кобелина,
Пригляделась – выворотень!
Напоследок вынула у хохочущей детворы из-за ушей монетки и кульбитом спрыгнула с помоста. Ее провожали хлопаньем в ладоши и сальными взглядами.
За личиной мальчугана она перестала прятаться. Негоже волкодавской выученице со свистком Укротителя за пазухой собственной тени бояться.
Вприпрыжку пробираясь к грамотейской слободке, где обретались волхвы, ведуны, знахари, стряпчие, гонцы, вестники и писари, она по старой привычке прислушивалась к настроениям толпы.
Брехали разное. И во мнениях здорово расходились.
Шептались, что ворожеем оказался один из князей. Им возражали, что ворожеем был воскресший Костей Бессмертный. С Царевной-лягушкой в придачу. От коей он наконец добился расположения и они даже сыграли свадебку. Оттого и зарницы над горной долиной сверкали в чистом небе!
Нетушки, отвечали им знатоки, зарницы – верный признак проявления сил волхва Горына-Триглава. Вот он-то и повинен во всех бедах! С ним-то Цикута Чернобурский, ажно самой Луноликой богиней избранный, и повел сражаться свое войско! Там и головушку свою сложил, истово защищая народ княжеств.
Вскоре эта околесица обросла такими подробностями, что нашлись даже те, кто своими глазами видел, как Цикута обезглавил крылатое трехголовое чудище! Вот уж враки. Среди тех, кто осаждал пещеру Последнего вздоха, не выжил никто. Ганька знала наверняка.
Наконец,
кто-то (сдавалось Ганьке, трактирщик «Брехливого хмелевара») разболтал о возрождающихся варрахах.Много было домыслов, один невероятней другого. Были и предтечи настроений, как предсказывал Цикута, о пользе ворожбы. Люди начинали подозревать и догадываться. Но одного ему так и не удалось изменить. Правду обо всем, как всегда, знали лишь волхвы и волкодавы.
В грамотейской слободе стояла чинная тишина, лишь изредка нарушаемая стуком копыт лошадей гонцов, торопящихся к сокольничим. Ганька взбежала на крыльцо просторного, но безыскусного терема, в коем Гармала повелел устроить богадельню. Стрельцы на входе пропустили ее беспрепятственно. Хотя в одном из них она узнала того, к которому ей не повезло попасться в лапы два месяца назад в Стрелецком приказе, на пути в Опричнину.
Жуть как хотелось скорчить ему рожу, но вот беда, победа над мировой угрозой не делала ее непобедимой в быту. А потому нарываться все еще себе дороже.
Внутри было шумно и многолюдно. Здесь были мастерские, где мужиков на выбор обучали основам токарного, скорняжного, портного, сапожного или шорного дел. Девок учили стряпне, шитью и плетению наузов.
Все, как один, жильцы богадельни, щеголяли невнятного цвета темными волосами и невнятными же чертами волче-лисьих лиц. Варрахи. Быть может, некоторые со спящей ворожбой внутри. Войско безликих, собранное Цикутой со всех княжеств. Гармала измыслил весьма изящный способ пригляда за ними, основав приют.
Сам слепой волкодав опирался на посох в сенях посреди этого балагана. Дернул ухом, услыхав подошедшую Ганьку, и качнул головой в сторону неприметной двери, что вела в его покои. Шмыгнув туда, она откинула с пола простой коричневый ковер, в коем лишь самые внимательные могли приметить наузную вышивку (Червика с Багулкой неделю морочились, от души шипя на косорукость друг дружки).
Юркнув в подпол, поплутала по потайным ходам и вышла в заброшенных казематах Опричнины. Надежней всего прятать секреты на виду у всех, как гласит народная мудрость.
Казематы были сложены из бревен, но располагались под землей, а потому здесь всегда было влажно и стыло. Ганька встала напротив самой дальней от лестницы наверх, но самой близкой к потайному ходу, клети. На ее решетках были повязаны наузы на отвод глаз, тоже Багулкиной выделки.
Ганька и сама не горела особым желанием видеть то, что они скрывали. Но божественная сила в брачных наузах на ее запястьях была сильней волшбы «служанки-невесты» Горына-Триглава. Ничто в этом мире не разорвет связь Истинной пары. Пока смерть не разлучит, ага.
В клети Цикуты было даже уютно, в отличие от прочих темниц. Лавка была укрыта мехами. Имелась крохотная, но пышущая жаром печь. Стол со стопкой бумаги и графитовым стержнем (ожидающие чистосердечного признания). Пара веников лечебных трав, самых простых, из которых не сварганит ничего опасного даже самый великий знахарь. В наличии было даже судно под крышкой.
Даром что темно, как в гробу. Но слепцу свет ни на что и не сдался.
Ганька выудила из мешка за спиной огниво, чиркнула кресалом и зажгла факел в стене.