Преданные богам(и)

– Без с-света Солнца я не вс-сесильна! Но, чем смогу, помогу! Как и обещалась за шкуру царевны нашей! Мчите к козьим тропам! – наказала она и выпустила гюрзу.

Ее кожа покрылась серо-коричневой чешуей, тело стало плоским, а ноги соединились в длинный, толстый хвост, отчего одежда свалилась на пол. Клыки из-под верхней губы вылезли на добрый вершок.

Ганька от этого зрелища перепугалась до усрачки, но, продолжая доблестно лицедействовать, ухитрилась состроить по-дурацки восторженную рожу.

На хвосте Багулка соскользнула с утеса на равнину и вскинула к небу когтистые руки, что-то грозно прошипев на полозецком языке. Из-за гор вдруг громыхнуло и на небо, затмевая полнолуние, выползла туча.

– Благодарствую, волхвица! – крикнул Бронец ей вослед, хватая за руку Червику, и спрыгнул с утеса, на ходу обращаясь беовульфом. – Помощь твою вовек не забудем!

Черва фыркнула (нашел перед кем метать бисер!), но влезать милостиво не стала. В конце концов, было бы до кого снисходить!

Бронец запрыгнул на Норова, сажая ее себе за спину, и крикнул Ганьке и Гармале, чтоб забирали Лиходея. Одолен уже неласково пришпоривал гарцующую Пеплицу.

Багулка стрельнула языком, пробуя обещание Бронца на искренность, и со звонким «иэх!» с оттягом опустила руки, словно с трудом с них что-то стряхивая. Половина неба, закрытая тучей, ослепительно сверкнула, озаряя нещадной белизной долину.

Среагировать Черве позволила лишь ее хваленая скорость и умение вначале делать, а затем думать. Глаза она зажмурить не успела, оттого ослепла на пару мгновений, но вот руки к ушам метнулись сами. Вовремя. Треск раздался оглушительный, сухой, деревянный, будто громадный топор расколол в щепки сотню поленьев разом.

Молния ударила прямиком в центр вражеского воинства. В воздух взвились крики и скулеж. Кто-то снова выстрелил, но ветер вновь отвел стрелы. Трава занялась огнем. В рядах бешеных образовалась проплешина с обугленными телами, куда Бронец тотчас галопом направил Норова. Со всех сторон раздался скрежет освобождаемых от ножен мечей.

– С-скорее! К козьей тропе! – поторопила Багулка, запрыгивая к Одолену на Пеплицу.

Черва перекинула ноги через круп Норова, садясь задом наперед, и с нечеловеческой скоростью принялась опустошать колчан в нападавших на них со спины.

– Кто-то должен сдерживать бешеных, чтоб они не ринулись следом за теми, кто отправится за ворожеем! – в глотке Гармалы пугающе клокотал волчий рык.

– Я за ворожеем! – тотчас вскинулась Черва.

Полнолуние требовало крови. А чернь неспроста называла ее мстительной сукой. Ганька, правящая Лиходеем, судорожно всхлипнула, и Черва смилостивилась.

– Охолонись, не стану я умерщвлять твоего Истинного, безликая! Попросту загоню в угол и полоню!

Одолен, наблюдая за мрачным, болезненным торжеством, проявляющемся на красивом лице, признавал, что с сестрицей у них слишком много общего. Не к добру.

– Одну не пущу! – коротко и очень весомо тут же отрубил Бронец. Обернулся на ходу, бросив тяжелый взгляд на шрам на щеке Червы, доставшийся ей от «женишка», и повел плечами. – Подсоблю его выследить!

Ганька хмуро оглядела «сладкую» парочку жестокосердных мстителей: гончей и ищейки. Их союз внушал опасения. Уж больно сильные, властные да горячечные оба. Коли князьями станут (а для эдаких альф это проще пареной репы!), не найдется на них управы. Да и кто знает, вдруг да дернется у них рука, и прибьют они младшего княжича Чернобурского ненароком?

– Я с вами! – скупо, без объяснений отозвался Гармала за ее спиной, и его рука на ее животе прижала ее к себе теснее.

На душе у Ганьки, как и всегда рядом со слепым волкодавом, мигом стало покойно. Опять он ради нее в полымя кидается. Проследит, что Цикута жив останется, а значит, и она.

– Скатертью дорожка! – Ганька и сама не поняла, пожелала она или послала, кидая поводья Лиходея в руки Черве, и спрыгнула на горящую землю. – А я останусь! Я всяко ворожею вред причинить не смогу, а супротив бешеных у меня найдется пара фокусов!

И ухватилась за висящую на шее деревянную старую свистульку.

Беда, конечно, у безликих без звериной чуйки на опасности. Но возразить и научить скомороха уму-разуму Черва не успела. Норов и Лиходей ступили на козью тропу и мир смазался.

Одолен осенил их вослед треуглуном и грубо натянул поводья Пеплицы, поднимая ее на дыбы и разворачивая лицом к врагам. Спешившись, встал рядом с Ганькой и дал волю ярившемуся ирбису. Хребет и лапы вытянулись и покрылись пятнистой черно-белой шерстью. Челюсть расширилась, становясь пастью, встопорщились чувствительные усы. Мир в кошачьем зрении стал серым и четким.

Багулка верхом на Пеплице понеслась вдоль восстанавливающих стройность рядов бешеных с мечами наголо. Из седельной сумы выдернула шнур-науз, такой же, как тот, коим йеленя заарканила на болотах. И лихо затянула его на шее первого попавшегося под руку бешеного. Тот, дернувшись, как вертепная кукла на ниточках, бросился рубить своих. А Багулка уже доставала следующий шнур.

– Заткните уши, сударь волхв! – посоветовала Ганька и со всей мочи дунула в вербную свистульку.

Сама она опять ничего не услышала, но бешеные вдруг, не разбирая дороги, давя своих же соратников, со всех ног метнулись прочь. Не дожидаясь, покуда в мозгах у них прояснится, и они снова кинутся в бой, Ганька стряхнула с плеч бессменный мешок. Выудила кистени, присосалась к бутыли с сивухой, плюнула ею на шипастые гири, взмахнула оружием, собирая с травы огонь и, раскрутив гири пламенными кругами, ринулась в погоню за врагами.

Одолен недобро прищурился ей во след, гадая, откуда у скомороха нашелся свисток Укротителей. И, смиренно готовясь к неминуемой расплате за зазорную волшбу, сжал кулак, обращая кровь в сердцах бешеных в лед.

Огнегорное княжество,

Одинокий острог

Они вылетели с козьей тропы перед крепостной стеной. Дозорные, вышагивающие с факелами наверху, прибытие чужаков проморгали. Хотя (ежели Цикута и им умудрился запудрить мозги), по-хорошему, должны были ожидать «врагов», буде они пробьются через полки бешеных. Вестимо, Бронец сметливо сошел с тропы загодя.

Крепостная стена соединяла западную и северную горные гряды, сходящиеся у дремлющего сотни лет вулкана. Его жерло виднелось в вышине, озаренное полной Луной. Вдали, за северными горами, рокотало Охотово море. За западными шумел голубыми елями Сумеречный лес.

А на склонах вулкана раскинулся Одинокий острог, столица Огнегорного княжества. Терема здесь были похожи на сумереченские, сложенные из темных бревен, даром что основания каменные, из глыб серого базальта. Крыши двускатные, но острые, высокие, словно уподобляющиеся горным пикам. В местных чердаках, должно быть, в полный рост можно выпрямиться.