Предатель

— Стеван. Из-за него ты не давала книгу мне. Ты хотела, чтобы он родился.

Она встретилась со мной взглядом. На её лице появилось выражение, как у женщины, вынужденной противостоять заслуженному порицанию.

— Это никогда не было вопросом желаний, Элвин. Только необходимости. К слову, твоему сыну понадобятся твои советы относительно того, что ждёт его впереди.

— И что же это?

— Я знаю, ты не поверишь мне, когда я отвечу, но я просто не знаю. Могу только сказать, что мир перевернётся из-за его судьбы, как уже перевернулся давным-давно, когда была прорвана завеса между мирами.

— И ты ждёшь, что я буду смотреть, как ты сгоришь, а я останусь с Эвадиной?

— Мы оба знаем, что с ней ты не останешься, чем бы завтра всё не закончилось. Но да, я действительно жду, что ты будешь смотреть, как я сгорю. Так что прошу тебя, забудь все свои смелые планы или схемы побега, которые, наверняка, вынашиваешь. — Она снова глотнула, и к моему изумлению я увидел, как кубок дрожит в её руке.

— Ты боишься, — сказал я. — С чего бояться тому, кто не может умереть?

— Почему ты думаешь, что я не могу умереть? Ты же подверг себя опасности, чтобы спасти меня? Или ты пришёл по какой-то другой причине?

— Я пришёл ради тебя! — Разгорячившись, я дёрнулся на стуле, отчего его ослабленные ножки подкосились. Мне удалось вскочить, прежде чем он свалился вместе со мной, и я отбросил эту вероломную связку палок. Затем я откинул уже пустой кубок, взял бутылку, положил свободную руку на перемычку над очагом и хорошенько отхлебнул. Ведьма дала мне немного времени, а потом снова заговорила.

— Элвин, ты меня ненавидишь?

Я посмотрел на бутылку в руке и обнаружил, что та наполовину пуста, хотя и не чувствовал себя ни капельки пьяным. Тихо ругнувшись, я швырнул её в темноту и услышал, как она разбилась.

— Если бы ненавидел, то какой в этом был бы смысл? — спросил я. — Думаю, ненавидеть тебя — это всё равно как ненавидеть дождь или ветер. Ты просто есть.

Она поднялась, подошла ко мне и заговорила — голос стал тише, в нём засквозила потребность в понимании.

— Я долго искала тебя, и всегда думала, кем ты окажешься. Королём? Принцем? Могучим воином, прославленным яростью и милосердием? Признаюсь, никогда не ожидала, что ты окажешься разбойником, которого я впервые увидела убегающим от людей, собиравшихся повесить его на ближайшем дереве.

— Мне жаль, что я так тебя разочаровал.

— Нет, Элвин. — Она взяла меня за руку и крепко сжала. — Вовсе нет.

Глядя на её открытое, умоляющее лицо, я снова поразился её красоте, нестареющей и не омрачённой синяками.

— У меня есть мысли о том, кто такой Эйтлишь, — сказал я. — Поскольку в сравнении с тобой он просто ребёнок. Но я понятия не имею, о том, кто на самом деле ты.

Она снова сжала мою руку и опустилась на стул.

— На этот вопрос ответ будет завтра утром. — Поднеся кубок к губам, она нахмурилась, обнаружив, что тот пуст. — Оказалось, спиртное раздражает меня не настолько сильно, как раньше. Как думаешь, сможешь найти мне ещё?

Итак, мы сидели и говорили о всяком, а она пила. Я больше не задавал вопросов, хотя у меня их накопилось много. Требовать ответы теперь казалось неуместным и почти оскорбительным. Вместо этого она говорила о землях, по которым ходила за свои долгие годы. Одни были мирными и богатыми на чудеса, другие ещё сильнее, чем Альбермайн, раздирали раздоры и страдания, но, как бы далеко она ни путешествовала, Доэнлишь нашла одну черту, общую для всех культур.

— Падение, — сказала она. — Элтсар по-каэритски. Бич по-вашему. В сатрапии Ульмеш его называют Расколом. В Иштакаре, в архиве салутана есть целое хранилище, в котором хранятся отчёты о том, что их учёные называют Рассветом Века Теней. Единственный урок, усвоенный мною, заключается в том, что если и есть нечто, объединяющее человечество, так это катастрофа.

Хотя я старался не задавать новых вопросов, от одного всё-таки не удержался.

— Ты была там? Видела Бич?

— Даже я не настолько стара. Нет, я родилась в последующие годы, когда каэриты по-прежнему оставались сломленным, разобщённым народом. Мы деградировали, уменьшились числом и ослабли духом. И всё же я видела остатки тех, кем мы когда-то были, и кем могли бы стать снова. Долгие десятилетия пришлось направлять их — так глубоко они погрязли в трясине невежества. Со временем, когда я нашла других с такими же особыми способностями, как у меня, каэриты изменились, выросли. Итак, рассудила я, если такое можно сделать для каэритов, то почему нельзя и для всего мира? Но я не была полностью готова к тому, что обнаружу, отправившись дальше. Я считала себя мудрой, ведь я же древняя и пропитана знаниями, не так ли? Но оказалось, что я была наивной и потерялась в огромном и сложном океане. Я поняла, что моя миссия абсурдна, инфантильна и высокомерна, но, придя к этому пониманию, я открыла более глубокую истину. Пока я трудилась над переустройством мира, что-то ещё старалось вновь привести его к разрушению.

— Малицит. — Я поёрзал на табуретке для ног, которую отыскал среди обломков, и вспомнил переплетённые нечеловеческие трупы в кратере за окаменевшим лесом. — Как он мог выжить? Я же видел его труп.

— Дым от свечи висит и после того, как её потушишь.

— Итак, это призрак, подобный многим, которых я видел в последнее время. Кстати, с твоей стороны было бы любезно предупредить меня, что влечёт за собой прикосновение к каменному перу.

— А стал бы ты тогда его носить? А если нет, то оказался бы сейчас передо мной?

Я ничего не ответил, не увидев в ней никакого раскаяния. Тогда я понял, что её безжалостность сравнима с её состраданием, или даже его превосходит. Да, она заботилась обо мне, я знал это. Но знал также и то, что она вмиг пожертвует моей жизнью, если того потребует её замысел.

— Итак, Малицит остался, — сказал я, отвернувшись от неё. — Бесформенный, но достаточно сильный, чтобы обратить Эвадину к своим целям.

Ведьма кивнула.

— Поколениями я охотилась за ним, но находила только следы. Он странствовал так же далеко, как и я, но всегда бестелесно, не выбирая себе сосуд для своих амбиций, пока два десятилетия назад он не нашёл его, в ней.

Я снова вспомнил, как Эвадина смотрела на Стевана в колыбельке, и ту силу любви, которую я увидел в ней.

— А мой сын тоже носит это в себе? Малицитскую… сущность? Его душу?

— Его кровь от неё, но ещё и от тебя, Элвин. Вот почему после завтрашнего дня ты должен оставаться подле него. Только ты сможешь удержать его на том пути, по которому он должен идти.

— Путь куда? К чему?

Она покачала головой, и на её губах появилась печальная улыбка извинения.

— Мне даны лишь мимолётные видения. Это всё равно как смотреть издалека на гору, на которую ты должен взобраться, но маршрут и цель скрыты.

— А если он не сможет взобраться? Если сойдёт с пути?

Улыбка сошла с её губ, и она отвернулась. Большего мне ответа и не требовалось.

— Я скорее дал бы всему миру рухнуть, чем поступил так, — твёрдо и решительно сказал я ей. — Ты выбрала свою миссию. Я же ничего не решал.

— Ты решил игнорировать свидетельства того, кем она становилась. Ты решил идти с ней от одной ненужной войны к другой. Ты решил любить её. Твой сын — плод твоих решений. Иногда ответственности не избежать, Элвин.