Предатель
Шрифт:
— Когда я избегал хоть чего-нибудь? Я пришёл сюда ради тебя, в полной мере ожидая смерти в качестве награды.
— Ты стоял и смотрел, как Декин Скарл мучает пленников, не так ли? Иногда до смерти. Ты воровал у нищих и обездоленных, чтобы у вашей банды были сытые животы на зиму. И ты убивал по его приказу.
— Я был сиротой, нежеланным бастардом, выброшенным в лес. Ребёнком, который не знал ничего лучше.
— Неужели? Такой умный, такой проницательный. Умный мальчик мог бы найти другой путь, не так ли?
Я сердито глянул на неё, и жар разливался в моей груди, хотя я не мог отрицать ни единого слова из тех, что она сказала.
— Если я виновен, то и ты тоже. Мы спасли её, разве не помнишь? Я не знал, чем она станет, но ты-то знала. Так почему?
—
Внезапно она показалась такой усталой — обмякла на стуле, свесив кубок в вялой руке. Устало моргнула, глядя на меня, когда я взял у неё сосуд и отставил в сторону. На секунду я уловил её истинный возраст в этих глазах, за которыми ярко сияла глубина опыта и знаний.
— Поэтому ты пришла? — спросил я. — Чтобы принять наказание, которое, по-твоему, заслужила?
— Как ты пришёл ради меня. — Она протянула руку и провела ладонью по моему лицу. — Так и я пришла ради тебя. — Она вжалась в стул, спрятав руки в рукава халата. — Думаю, посплю немного. Я уже так давно этого не делала.
Тогда меня охватил приступ паники — отчаянное осознание того, что я не могу допустить, чтобы ей причинили какой-либо вред.
— Я могу вывести нас отсюда, — сказал я, схватив её за руку. — Не составит труда одолеть этого тупицу-сержанта. Мы можем разжечь здесь огонь, дым прикроет наш побег…
— Нет. — Её древние глаза смотрели на меня, с неоспоримой решимостью останавливая мои замыслы. Должно быть, на моём лице отразилось горе, потому что её взгляд смягчился, и она снова улыбнулась. — Просто дай мне поспать, Элвин. — Она откинулась назад, закрыла глаза и тихо прошептала: — Любопытно, приснится ли мне сон…
Через несколько часов после того, как рассвет забрезжил в разбитых окнах постоялого двора, появилась просящая Ильдетта. Дверь распахнулась под тяжестью её удара, и она появилась в поле зрения в сопровождении пары весьма высоких солдат Ковенанта. Просящая и её сопровождающие выглядели заметно чище, чем немытая толпа, через которую меня провели накануне вечером, а их полированные нагрудники украшал незнакомый герб: белый щит, окружённый столпами пламени. «Щит Леди», вспомнил я слова Эвадины, когда эта фанатичка и её брат появились в Атильторе. «У восходящей-королевы есть своя личная гвардия». По голодному предвкушению на лице рианвельской женщины я сделал вывод, что в этой армии они исполняли и ещё одну роль: королевские палачи.
— Связать предателя! — рявкнула она, быстро заметив мои несвязанные руки. — И ведьму!
Моя спутница спала, пока её не разбудила хлопнувшая дверь, а я все эти часы то пребывал в безнадёжном, яростном отчаянии, то панически пытался строить какие-то планы. Много раз я шёл будить её, чтобы заставить идти за собой в побег. Но всякий раз, как доходил до неё, моя рука начинала так сильно дрожать, что я быстро бросал эту затею. Не знаю, стало ли это результатом какого-то магического влияния с её стороны, или я просто был не в состоянии действовать против её воли. Она твёрдо решила сдаться огню в этот день, и ничто из того, что я мог сделать, этому бы не помешало.
Я встал и позволил снова связать мне запястья, на этот раз спереди, наблюдая, как один из гвардейцев Ильдетты обвивает верёвку вокруг стройного тела Ведьмы. Он так крепко затягивал узлы, что вызвал у неё болезненный вздох, отчего я бросился к нему, выкрикивая оскорбления, но успокоился, когда его товарищ пнул меня по ногам.
— Писарь, чтобы без выходок, — промурлыкала мне на ухо Ильдетта, присев на корточки. — Королева приказала не причинять тебе вреда, но это не остановит меня от того, чтобы запихнуть кляп в твой говнорот. — Она снова встала, отдавая резкие команды охранникам. — Поднимайте их, и приступаем к делу. Можете использовать клинки, если толпа станет слишком надоедливой.
Снаружи нас ждало двадцать человек из «Щита Леди» с обнажёнными
мечами. За развалинами Амбрисайда, перед осадными сооружениями, я увидел площадку, полную людей — все лица были обращены в нашу сторону, и в воздухе висело молчаливое ожидание. Над толпой возвышался высокий конический штабель досок, из центра которого поднимался шест. Я видел, как рабочие деловито обливали древесину маслом и засовывали в щели деревянную растопку.Повернувшись к Ведьме, я не увидел ни безмятежного спокойствия, которого ожидал, ни ужаса, которого боялся. Вместо этого её поведение отражало сосредоточенный интерес: она осматривала всё вокруг, словно намереваясь запомнить каждую деталь. Если бы мои руки были свободны, то в этот момент я выхватил бы кинжал у одного из охранников и вонзил ей в грудь. Уж лучше так, чем смерть, ожидавшая её на вершине костра.
— Ты можешь всё это прекратить, — сказал я, не обращая внимания на нотку отчаяния в своём голосе. — Я знаю, можешь. Прошу тебя!
— Осталось ещё заклинание в рукаве, а, ведьма? — хрипло усмехнулась Ильдетта. — Думаешь, те, кто купаются в свете Воскресшей мученицы, испугаются твоих фокусов?
Ведьма бросила на неё лишь краткий раздражённый взгляд, а потом кивнула на ожидавшую толпу.
— Не будем заставлять их ждать, — сказала она.
Я видел, как весёлость на лице Ильдетты сменилась гневом, а потом она схватила верёвки на животе Ведьмы, потянула её вперёд и толкнула так, что та споткнулась и упала на колени.
— Да, — прошипела она, — не будем! — Подняв пленницу на ноги, она принялась толкать её дальше, выкрикивая команду: — Дорогу еретичке!
В отличие от громкой ненависти прошлой ночи, на этот раз собравшаяся толпа войска Ковенанта молчала. Они расступились перед процессией без жалоб, без каких-либо выкриков оскорблений или града плевков. И всё же, я чувствовал их жажду крови, она висела над ними столь же густо и мощно, как и вонь их немытых тел. Я подумал, что все осадные линии, наверное, были оставлены в этот день — настолько многочисленной казалась эта молчаливая толпа. Причина их спокойствия была очевидна по самой восходящей-королеве. Эвадина сидела на Улстане и наблюдала за происходящим с возвышения, где на высоком шесте развевалось её знамя. Она облачилась в доспехи, которые разительно отличали её от грязной толпы солдат-прихожан. К её нагруднику был привязан небольшой свёрток, завёрнутый в белое покрывало.
Ленивые разумом часто полагают, что любовь и ненависть — это лишь два лезвия одного клинка. Я же склонен думать о них как об одном и том же море, но с постоянно меняющейся береговой линией. В хорошие дни волны мягко омывают залитые солнцем пляжи под безоблачным лазурным небом. А когда неизбежно приходит разлад, они бьются и накатывают на скалистые бухточки и отвесные, омываемые дождём утёсы. Иногда спокойствие восстанавливается, иногда нет. Вид моего сына на руках женщины, готовящейся совершить ужасное убийство, навсегда изменил то, что существовало между мной и Эвадиной Курлайн. Принести на это злодеяние ребёнка, даже самого маленького, могла только душа, преобразившаяся за пределами любого человеческого понимания. В этот момент исчезли все остатки нежелания, влиявшего на мои намерения после разрушения Куравеля. С этих пор между нами будут только бури.
Вокруг сложенных досок поставили кордон из охранников Щита Леди, который обеспечивал круг голой земли между толпой и костром. За кордоном Ильдетта последний раз толкнула Ведьму, снова поставив её на колени, что вызвало голодный ропот в толпе.
— Привяжите её к шесту, — приказала Ильдетта паре охранников, которые послушно наклонились, чтобы поднять пленницу на ноги. Однако, как только их руки коснулись её шерстяного халата, оба замерли. Секунду они так и стояли в том же положении, их лица приобрели болезненный оттенок белизны. Затем они без разрешения отступили на несколько шагов, их руки и ноги дрожали. При виде этого моё сердце в надежде ёкнуло. Наконец-то Доэнлишь собиралась высвободить свою силу. Но вместо этого она просто поднялась на ноги и начала карабкаться по сложенным доскам.