Предатель

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Эйтлишь той ночью так и не вернулся, и я, после неспокойного сна в тени упавшего дерева, начал с надеждой и опасением подозревать, что он, возможно, бросил нас насовсем. Однако, отойдя на дюжину шагов, чтобы облегчить мочевой пузырь, я увидел, что он сидит на заросшем пне огромной сосны. Похоже, он не собирался уделять мне внимания, поэтому я продолжил свои дела, поднимая клубы пара от мочи, и смотрел, как он озабоченно и сосредоточенно наклонил голову, направив одно ухо на юг, словно старался что-то услышать. Я со своей стороны слышал лишь характерный для всех лесов скрип ветвей и пение птиц.

— Уэрлет? — спросил я, используя каэритское слово, обозначавшее проблемы.

Он проигнорировал вопрос, ещё некоторое время продолжая своё бдение, а потом спрыгнул с пня.

— Буди её или брось, — проворчал он, указав на дремавшую Джалайну, и зашагал прочь ещё быстрее, чем прежде.

— И не позавтракаем? — простонала Джалайна, когда я её растолкал.

— Ничего не будем делать, пока не доберёмся туда, куда он нас ведёт. — Я взял её молот и сунул ей в руки. — Держи наготове. Он из-за чего-то нервничает. А то, что может заставить нервничать его, меня пугает до усрачки.

Мы провели ещё три дня в лесу, прежде чем он начал меняться. Постепенно землю стали разрывать овраги и ущелья, а деревья становились всё ниже и ниже. Всё чаще встречались дубы, тисы и ясени, а небо потускнело, и лишь изредка сквозь кроны мерцала синева. Эйтлишь скорости своего шага не снижал, и все дневные часы мы маршировали на юг. Когда останавливались на ночлег, он исчезал, пока мы с Джалайной разбивали лагерь и пытались распределить оставшиеся припасы. Не знаю, нуждался ли во сне наш громадный проводник, но за всё время пути я ни разу не видел его спящим. Кроме того, с течением времени его настороженность возрастала. По утрам я видел, как он бродит среди деревьев, навострив уши в ожидании угрозы, которую отказывался озвучить.

Вечером четвёртого дня мы подошли к поселению, и это оказалась гораздо более крупная версия каэритской деревни, в которой я зимовал годом ранее. Жилища с покатыми крышами здесь так же сливались с ландшафтом, а люди, собравшиеся поприветствовать Эйтлиша, были столь же разнообразны по цвету кожи и отметинам на лицах. В первых рядах толпы шла группа таолишь. Их вёл высокий темнокожий мужчина с длинными, заплетёнными в косу седыми волосами, которые подчёркивали худощавое и атлетическое телосложение. Учитывая всё, что я знал о том, как стареют каэриты, можно было только догадываться, сколько ему лет, но осторожное уважение, с которым он приветствовал Эйтлиша, говорило о значительном опыте.

— Торфаер, — сказал Эйтлишь, кивнув старому воину в ответ, и посмотрел на дюжину таолишь за его спиной. — И это всё? Я надеялся, будет больше.

— Мы ждём людей из горных лагерей, — ответил Торфаер. — Направимся на север, когда они прибудут.

— Не задерживайтесь слишком долго. И убедите своих вейлишь присоединиться к вам. Для того, что ждёт впереди, потребуется каждый лук и каждый клинок. — Эйтлишь шагнул поближе и заговорил тише: — Вы видели недавно паэлитов? Я чуял их на ветру.

— Я тоже, хотя никого не видел. Мы нашли следы в дне пути на запад. Большая группа, и так далеко от равнин.

Эйтлишь тихо прорычал в знак подтверждения, а потом бросил краткий взгляд в нашу сторону.

— Этим ишличен нужен приют на ночь. И достаточно еды для длительного похода.

— Это будет сделано. — Торфаер замолчал, его худощавое лицо напряглось от неохоты. — Здесь есть те, кто хотел бы получить прикосновение Эйтлиша. Если ты готов поделиться.

— Всегда.

Эйтлишь послушно ушёл с толпой каэритов, а некоторые задержались, чтобы поглазеть на меня и Джалайну, и вперёд вышла молодая воительница. У неё были медные волосы, свойственные здесь многим, и пока она какое-то время внимательно разглядывала нас, на её веснушчатом лице читалось скорее любопытство, чем враждебность.

— Вы… идти, — наконец сказала она на коверканном альбермайнском, повернулась и поманила нас за собой. Она провела нас по извилистым, покрытым листвой улочкам посёлка к берегу узкой реки, протекающей через его центр.

— Спать там, — сказала медноволосая женщина, указывая на мельницу. Это было первое подобное сооружение, которое я видел на каэритских землях — меньше своих альбермайнских аналогов, но лопасти водяного колеса были шире и вращались с невероятно высокой скоростью.

— Что вы здесь мелете? — спросил я по-альбермайнски, поскольку не знал соответствующего термина в каэритском. — Я думал, ваш народ не растит пшеницу.

— Мы растим… много всего, — она сосредоточенно хмурила лоб, подбирая правильные формы слов. — Что земля… позволяет.

Она толкнула двери мельницы, и мы увидели помещение без мебели, но наполовину заставленное бочками с зерном.

— Я принести… шкуры, — сказала наша хозяйка. — На которых спать.

— Было бы здорово, — сказала Джалайна и поморщилась, осматривая наш временный дом.

— Я Элвин, — сказал я женщине по-каэритски, а потом кивнул на спутницу: — А она Джалайна.

— Я знаю твоё имя, — сказала таолишь. Я заметил в ней любопытную застенчивость и понял, что по её ощущениям она находится в присутствии кого-то важного. Снова заговорила она уже на своём родном языке, с оттенком юношеского рвения к потенциально запрещенным знаниям.

— Ты встречал её, — сказала она. — Доэнлишь. Она прикоснулась к тебе.

— Да, — сказал я, заставив себя вежливо улыбнуться.

— Да. — Она подошла ближе, широко раскрыв глаза. — Я это чувствую.

Я заметил, как напряглась Джалайна, когда эта женщина протянула руку и прижала ладонь к моей груди.

— Её прикосновение глубоко в тебе, — почтительно прошептала она. — С тех пор, как умер мой дед, я не встречала никого, кто носил бы её метку.

— У тебя есть ваэрит? — рискнул предположить я. Её жест меня смутил, но мне не хотелось отстраняться, чтобы не вызвать обиду.

Она улыбнулась и кивнула.

— Маленькое семечко, но оно может вырасти, как говорит Эйтлишь. — Убрав руку, она резко выпрямилась и снова перешла на альбермайнский. — Меня зовут… Патера. Я принесу шкуры сейчас... и еду.

— Что такое паэлиты? — спросил я, когда она направилась к двери. — Я не слышал о таких животных.

— Не животные, — сказала Патера. — Паэлиты — это каэриты, которые ездят на паэла, и живут в основном на южных равнинах.