Предатель
Шрифт:
— Нет, — настойчиво прорычал я, качая головой. — Только не тебя. — Я встал, что оказалось большой ошибкой, поскольку в ногах не осталось желания меня держать. В результате какого-то хаотического крена я врезался в стену, а потом рухнул в угол, задаваясь вопросом, почему Тория так сильно приглушила лампы.
— Только не тебя… — повторил я, пока её размытое лицо неодобрительно и сочувственно парило надо мной. — Ещё и тебя я не убью…
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
Из пьяного оцепенения меня вывел порыв ветра, имевший знакомую остроту горного воздуха. Вместо сухой обшивки палубы «Морской Вороны» моё лицо
— Прости, Элвин.
Она стояла неподалёку, светлые волосы развевались на ветру, несколько прядей бились по её слишком идеальному лицу, в выражении которого смешивались сочувствие и сожаление.
— За что? — спросил я, не в силах сдержать горечь в голосе. — В смысле, — продолжал я, поднимаясь на ноги, — есть так много всего, за что тебе стоит извиниться. Столько всего, о чём ты могла меня предупредить. — Моя горечь переросла в гнев, когда я подошёл к ней. — Так много хороших людей убиты, хотя могли бы до сих пор дышать.
Она ничего не ответила, не дрогнув, принимая мой гнев.
— У тебя же есть книга, помнишь? — спросил я, останавливаясь перед ней. — Книга, в которой наверняка есть все подробности всего этого. Все ошибки, которых я мог избежать.
— Вот как ты думаешь? — сострадание на её лице сменилось проницательным, хотя и ласковым, осуждением. — Думаешь, ты действительно сильно бы изменился, если бы мог прочертить курс своей жизни? Или нашёл бы причины, оправдания, чтобы это отрицать? Неужели так легко было бы отказаться от её любви, Элвин?
— Да! — прорычал я сквозь стиснутые зубы, но сам же услышал пустоту этого отрицания. Ведьма в Мешке, известная каэритам как Доэнлишь, умела безошибочно преодолевать заблуждения и находить истину. Осознание этого не сделало меня менее сердитым.
Я отвернулся от неё, топнул ногой и обхватил себя руками от холода.
— На этот раз никакого Эрчела? — пробормотал я.
— У него задание в другом месте, более подходящее его талантам.
— При жизни его таланты сводились, в основном, к жестокости и извращениям. Как ты можешь мараться, используя такого, как он?
— Смерть преображает нас, Элвин. Могучие при жизни зачастую становятся слабыми, когда их дух ускользает из клетки плоти. Слабый может стать сильным. А жестокий — сострадательным.
— Я встретил его недавно и вынужден сказать, что он такой же жестокий, каким был всегда.
— Не всё меняется мгновенно. У Эрчела будет ещё много возможностей заново сформировать себя. Столько, сколько ему потребуется, поскольку на равнинах за пределами жизни время движется по-другому. А вот твоё время истекает.
— Если ты пришла сказать мне, что я скоро умру, то думаю, я это уже и сам понял. — Я снова повернулся к ней и увидел на её губах нежную улыбку.
— Я по тебе скучала, — проговорила она, чем только подогрела моё негодование.
— Эйтлишь
искал тебя, — сказал я. — Он отправил вейлишь на поиски. Её звали Лилат. Она из-за меня умерла ужасной смертью. Но ты же это и так знаешь?Улыбка померкла, и она кивнула.
— Что-то я могу предотвратить. А что-то — нет.
— А мою смерть? Можешь?
— Пока не знаю. Я пришла не с вестью о смерти, а с напутствием по жизни. — Она подняла руки, указывая на окружающую местность. — Мои люди называют это место «Кейн Лаэтиль».
Каэритская фраза, которой я прежде не слышал, хотя знал слова. Дословный перевод означал «зима в узкой долине».
— Не в долине, — пробормотал я, немного подумав. — Перевал зимой. Зимний перевал. Так его называют каэриты?
— Да. Проход через горы, отделяющий ваши земли от наших, который образуется только зимой. Здесь пролегает обратный путь к женщине, которую ты любишь.
«К женщине, которую ты любишь». Эти слова уязвили сильнее, чем я ожидал. И это в её тоне было осуждение? Я на самом деле её разочаровал?
— Невозможно любить чудовище, — сказал я, отчего она с сожалением нахмурила лоб.
— Ох, Элвин, — сказала она. — Конечно, возможно.
Она моргнула, и ландшафт сменился — холодный горный перевал исчез в тот миг, как Ведьма в Мешке закрыла глаза. Когда она их открыла, мы уже стояли на склоне холма, где высокая трава покачивалась на сильном ветру. И снова она принесла меня в незнакомое место. Под нами находилась широкая бухта в форме полумесяца, на белый песок пляжа накатывали высокие волны, набегающие из серого моря. Рядом стояла крепость с каменными стенами — небольшая, по сравнению со многими. По отсутствию знамени и состоянию стен я пришёл к выводу, что она уже давно не используется, хотя ещё не развалилась.
— А теперь мы где? — спросил я Ведьму в Мешке, почти ожидая загадочного ответа, так что его конкретика вызвала удивление.
— Северное побережье каэритских владений. Эту бухту часто навещал человек, которого я когда-то знала — пират по роду деятельности и исследователь в сердце. В чём-то ты мне его напоминаешь, хотя характер у него был куда более злобный, и намного более жадный.
— Гончая, — понял я. — Ты знала Морскую Гончую?
— Калим терпеть не мог эту кличку и представлялся как Повелитель Кроншельдского моря. У него были грандиозные планы однажды добиться королевского признания. «Если украсть достаточно их золота», говорил он мне, «то они дадут что угодно, лишь бы вернуть его назад». Благодаря мне мой народ позволял ему высаживаться здесь и покупать блестящие металлы и камни, которые вы так почитаете. Они даже позволили ему построить что-то вроде замка. — Она кивнула на покинутую крепость. — Он называл его замок Дреол, намереваясь сделать резиденцией будущих поколений своей семьи. Там внутри есть колодец свежей воды, и в склепе вы найдёте саркофаг, наполненный всем золотом и драгоценными камнями, которые только потребуются вашей армии.
— Ты хочешь, чтобы я отправился сюда?
— Думаю, ты поймёшь, что больше тебе отправиться некуда. Если только не собираешься сбежать в далёкие земли и оставить своего сына в лапах его матери. Я видела мельком, что случится, если ты так поступишь. Ничего приятного.
— Так ты знала, сотни лет назад. — Мой гнев снова взвился, и его подстёгивало чувство, будто меня контролирует чужая воля — словно я марионетка, что вечно танцует на нитках в её руке. — Ты знала всё, что случится. Знала, кем станет Эвадина.