Предопределение

— Почему молчишь, дурачок? Или язык проглотил? Как же ты тогда будешь выступать перед его величеством?

Эти двое явно пытались красоваться перед Бриджитт, симпатичная головка которой то и дело показывалась из нашего фургона.

Я усмехнулся и дружески хлопнул русоволосого по плечу:

— То же самое я хотел спросить и у тебя.

В момент хлопка я быстро прошептал одними губами короткий наговор. Русоволосый, естественно, этого не заметил. Тем более, что ему теперь было не до меня. Обеими руками он схватился за живот и, поморщившись, неожиданно звонко пустил газы. А в следующий миг на его штанах начало расплываться коричневое пятно.

— Фу-у! — демонстративно зажав нос рукой, поморщился Этьен.

По очереди пролетел громкий хохот. Некоторые повозки останавливались, чтобы поглазеть на вертевшегося волчком долговязого, при этом непрерывно громко пускавшего газы.

Его дружок пытался ему помочь, чем еще больше веселил толпу. Грозный лейтенант, видя, что артисты раньше времени начали свои выступления, грозившие парализовать движение на мосту, приказал двоим бойцам убрать обгадившегося павлина с глаз долой.

Стражники поступили креативно. Подхватив под руки бедолагу, швырнули с моста в реку. Зрелище барахтающегося в воде долговязого развеселило очередь еще больше.

Мы же тем временем, воспользовавшись переполохом, смогли продвинуться дальше, обогнув несколько повозок и фургонов.

На другом конце моста уже ждала целая комиссия: несколько стражников, один чиновник с огромной книгой, куда вписывали прибывающих артистов. За их спинами маячила группа из нескольких человек, внимательно разглядывавших прибывающих.

Среди них я заметил знакомую миниатюрную фигурку. Сусана Марино тоже была здесь. Видимо, пригнали всех одаренных с чутьем на магию. Я мысленно усмехнулся, когда ее внимательный взгляд лишь мазнул по мне. Меня она, конечно, не узнала.

Кстати, судя по тому, как угодливо крутились возле Сусаны ее коллеги, мои инвестиции не прошли впустую. Моя шпионка явно продвинулась по карьерной лестнице. Это не могло не радовать.

Когда подошла наша очередь, чиновник устало потребовал бумаги, и мэтр Бризо, как всегда, с улыбкой вручил наши документы, а также свиток с разрешением.

Проверив печати и сделав отметки в своей книге, чиновник кивнул:

— Все в порядке! Можете проходить.

Стражники расступились, и наш маленький караван двинулся дальше.

На территорию самого дворца нас никто пока не пустил. Все разноцветные фургоны направлялись на широкую площадку, где в другие дни проводились скачки и разные развлекательные мероприятия.

Мы принялись разгружать и подготавливать всё к пробному показу. Как нам сказали, выступления должны были начаться через час, когда прибудут члены специальной комиссии, которые и проведут отбор самых достойных. Еще поговаривали, что глава этой комиссии — человек неподкупный и действительно оценивает талант претендентов.

И действительно, спустя час началась суета, и по рядам повозок прошел взволнованный гул, тон которого мне не очень понравился. Глашатаи объявили, чтобы все приготовились показать свои самые лучшие номера. При этом нас предупредили, что нам отведут не более десяти минут.

Предупреждение мы восприняли абсолютно спокойно. Потому что у нас уже все было готово. А вот в рядах коллег по цеху началась настоящая паника. Она усилилась, когда все поняли, кто именно этот неподкупный глава комиссии.

Спустя два часа я уже смог разглядеть его маленькую горбатую фигурку и сам. Кико, а это был он, в окружении нескольких человек важно вышагивал вдоль повозок и фургонов и с кислым выражением на лице периодически останавливался, чтобы посмотреть на выступление очередных претендентов.

Судя по грустным лицам большинства присутствующих артистов и циркачей, королевский шут никого не жалел.

Когда, наконец, очередь дошла до нас, и Кико во главе делегации чинуш замер напротив нашей сцены, я увидел на его лице изумление. Один из сопровождающих склонился к его уху и прошептал что-то, ехидно улыбаясь. Королевский шут покивал и, криво усмехнувшись, громко произнес:

— Кто из вас мэтр Бризо?

— Это я, ваша милость, — с поклоном выступил тот.

— Смотрю, вы отлично подготовились! — с усмешкой, от которой наверняка по спинам моих друзей пробежали мурашки, произнес шут. — Ничего другого от знаменитой труппы Бризо мы и не ждали!

Кстати, на меня он взглянул несколько раз, но так и не узнал. Я при этом был абсолютно спокоен.

Шут хихикнул и потер большие ладони с длинными пальцами, унизанными золотыми перстнями.

— Авторы знаменитой баллады о «Рыжехвостой крысе», наделавшей в столице столько шума, обязательно должны выступить перед его величеством!

Я смотрел на ехидно улыбающегося горбуна и понимал, что вся эта доброжелательность — ничто иное как ловушка. Похоже, песенка Этьена и Бриджитт явно не пришлась по нраву Карлу.

Комиссия под предводительством королевского шута двинулась дальше, а я повернулся к ошарашенному таким поворотом событий мэтру Бризо и весело подмигнул ему.

— Отлично! Выше нос. Первый этап пройден.

Глава 24

Эрувиль. Особняк графа де Грамона.

Генрих де Грамон сидел за своим столом, на котором в беспорядке лежали какие-то бумаги, поломанные перья и записные книжки. Окна его кабинета были плотно закрыты и зашторены, а единственным источником света была настольная масляная лампа.

Граф уже в который раз поднимал со стола неоконченное письмо — попытку обратиться к герцогу де Бофремону. Но перечитывая собственные извинения и жалкие фразы, испытывал одновременный прилив злости и стыда. Все предыдущие обращения остались без ответа.

В прежние годы он бы никогда не опустился до такого унижения. Но сейчас… Иного выхода, кроме как пытаться исправить ситуацию, у него не было. На кону стояла не только его честь дворянина, но и выживание рода.

Но, увы, все двери перед графом де Грамоном, как по мановению волшебного пера, захлопнулись. Всему виной был тот злополучный день, когда Генрих попытался захватить замок проклятого бастарда, который оказался не таким пустым, как ему докладывали.

Триумфальный поход превратился в позорное и унизительное бегство. Генрих до сих пор не находил объяснения произошедшему. Но не это страшно… Катастрофические последствия того похода, словно гигантская всеразрушающая волна, обрушились на дом Грамонов уже в тот же вечер. Весть о позорном побеге самого графа и его полусотни распространилась по столице подобно степному пожару в летний знойный день.