Предощущенья

в день прощанья с тобой, в позапрошлый Покров.

Не пора ли забыть? Правды в памяти нет!

Остывающий пляж. Убывающий день.

Одинокую ночь проживу и в рассвет

от зари на реку уроню свою тень...

22

Я не знаю зачем в этом мире живу!

Моя б воля — дитём я б рождаться не стал,

а пролился б падучей звездой в синеву

или блеском "токая" в хрустальный бокал...

Убежал теплоход по дымящей реке,

и сломался на ватмане вдруг карандаш.

Всё длинней моя тень на вечернем песке.

Убывающий день. Остывающий пляж.

* * *

Я не стремился к жизни вечной

и не взгрущу о ней я впредь:

жизнь тяжела борьбой сердечной,

покоем лёгким манит смерть.

Слечу в огонь письмом в конверте,

развею в пепел язвы слов!..

Но если нет на свете смерти,

то я и к этому готов.

1989-ый,"ПЕРЕСТРОЙКА"

В магазине — хлеб да лимонад,

а в кармане "карточки" горят.

Дряхлая старуха продавца

спрашивает:"Нету ли мясца?"

—"Нету, бабка, мяса и не жди:

слопали любимые вожди!"

Не поймёт: зачем он так вождей,

пенсийку прибавили вот ей —

23

было пять червонцев, стало семь.

Во дворе оснеженная темь;

шаркая галошами по льду,

старая бормочет на ходу:

"Полбатона хватит на денёк,

полбатона высушу я впрок".

РА-А-АВНЯЙС!"

"Ра-а-авняйс!"— проносилось над ротой

и, цепко застыв на плацу,

в строю мы равнялись с охотой

по нужному справа лицу.

"Ра-а-авняйс!" — разносил репродуктор,

вспугнув города и поля,

и все мы равнялись как будто б

на красные звёзды Кремля,

покуда не вышло терпенье...

Давно уже русский народ

держать не желает равненье

на старых и новых господ,

дорогой своей неокольной

шагает совместно и врозь

неспешно, нестройно, но вольно,

забыв про мужицкий "авось",

надеясь на труд и таланты...

И было б нам очень к лицу,

чтоб в будущем эта команда

звучала лишь на плацу!

24

ПЕТРОВАН И ПЕТРОВАНИХА

Двадцать шесть Петровану и три ходки на зону,

Петрованиха Танька моложе на два.

Он широкий, бугристый, кулаки по бидону

и жене чуть повыше плеча голова.

Ну а Танька — кобылка крутого замеса,

высока и знойна, как мумбайская ночь...

Каждый вечер идут с пузырём чемергеса

и везут из яслей на колясочке дочь.

Расслабончик вечерний: крикливые споры,

бесконечные споры на фене, без ссор;

басовеющий хохот и пылкие взоры

освещают, тревожат наш маленький двор...

Ну а утром, хлебнув для взбодрения браги,

снова катят коляску бессловно вперёд

и на день исчезают: он где-то в шараге,

а она труд ударный помещает в завод.

Он порой под шафе, но не видели пьяным;

ну а ей и стакан чемергеса лишь в бровь:

привязала Танюха к себе хулигана,

Петрован всем готов отплатить за любовь!

И расплата недолго тянула с отсрочкой:

через год в день ноябрьский, что хмур был и волгл,

старый кореш всадил ему в сердце заточку

по веленью пахана за карточный долг...

Двадцать лет пролетело, как ветер по крышам;

на посёлке другие пахан, опера.

Петрованиха замуж вторично не вышла,

внучку в ясли везёт по утрам со двора.

25

* * *

Настольной лампы мятые цветы

качаются средь душной немоты

на мягких складках приоконной шторы;

за шторой, в незатворенном окне,

наверное, мерцает при луне

пятнистой пылью полуспящий город...

Как не люблю я шестистрочных строф:

похожие на сумасшедших дроф

бегут — не знают, где остановиться;

пойдёшь за ними и, глядишь, к утру

про ложь судьбы, пространство и жару

перемараешь многие страницы.

Их надо обрывать и прятать в стол,

потом искать вместительный глагол

для строгого двустишья иль катрена...

А не найдёшь? Так вот она — кровать,

срывай цветы и забирайся спать,

укрывшись сном Бодлера иль Верлена.

СОВЕТ СТАРОГО ЦЫГАНА

Никогда не возвращайся к прошлому:

к радостям былым; к минувшим бедам;

к женщинам, и бросившим, и брошенным;

и к друзьям, растерянным по свету.

Как бы ни секла тебя немилостливо

счастья обманувшего гордыня,

ты ищи не прошлого, как милостыни,

а будущего лучшего, чем ныне.

26

Стисни зубы, если плакать хочется!

Ненавидь, когда любить не в силах!

Но запомни древнее пророчество:

"Возвращенье к прошлому — могила".

ЗАЧЕМ?

Зачем у верхушки берёзы

на зябком ветру высоты

на веточках, словно мимозы,

засохшие дрогнут листы?

Зачем эти листья не бросят

предательски-скудных ветвей?

Зачем эти ветви выносят

убожество жизни своей?

Зачем в этом мире туманном,

у кромки ноябрьских полей,

грущу я о чём-то нежданом

под стуки костлявых ветвей?

В какие углы и пределы,

опавшею жизнью шурша,

спешишь ты, согбённая телом,

чужая для мира, душа?

* * *