Председатель

Что да, то да. Что малая, скамовская семья, что большая, с Ивановыми и Жекулиными, со всеми, жившими вместе, никогда меня не огорчала. Может, это и есть наивысшее счастье…

— А на обратной дороге через Питер проехали. Так я скажу тебе, Миша, что отличная молодежь растет. Я там с одной писательской компанией пообщался — прекрасные ребята, надо бы их к хорошему делу пристроить, а то пока случайными заработками в газетах перебиваются.

— Давай фамилии, подумаем.

Маша тут же вытащила из сумочки блокнот, черкнула несколько строк, оторвала листок и передала мне. Валентин Каверин, Михаил Зощенко, Константин Федин, Всеволод Иванов… да, этим безусловно надо помочь.

— А что же сам не поддержишь?

— Я чем мог, посодействовал, теперь твоя очередь. Тем более, что я могу только поддержать в трудный момент, а ты — определить в место, где такие ребята нужны.

— Например?

— Дело писателя не только показывать, но и перестраивать мир! Мало ли у нас мест, про которые нужно рассказать всем — вот, смотрите, мы строим новое! Вот новый завод! Вот новый человек!

— Ладно-ладно, только руками не размахивай, — улыбнулся я и Маша взяла Горького за его лапищу.

— А из Англии к тебе просьба, Миша. Тамошний писатель, ты наверное знаешь, Херберт Уэлс…

Еще бы не знать. Машина времени, инопланетное вторжение, параллельные миры, разве что о попаданцах он не писал, этим у нас Марк Твен отметился.

— … так вот, он хотел бы приехать в Москву и поговорить с тобой.

— Так за чем дело стало? Пусть едет, у нас свободная страна.

— Побаивается. Но я передам, а ты уж прими его тогда, договорились?

— Договорились.

Уэллс появился у меня дома буквально через две недели, он был в поездке по Швеции и сразу, как получил сообщение от Горького, сел на пароход в Петроград, а оттуда на поезд в Москву. Чуть рыжеватые волосы на косой пробор, усы а-ля доктор Ватсон, хороший твидовый костюм… Я с удовольствием отметил, что носил он не крахмальный стоячий воротничок, а более привычную мне рубашку с отложным. И часы, наручные, а не луковицу на цепочке. Все-таки фантаст, устремлен в будущее.

После взаимных представлений и восторгов, Уэллс сразу перешел к делу:

— Мистер Скаммо, я несколько дней назад получил прелюбопытный документ, — с этими словами он подал мне пачку машинописных листов, — и просил бы, по возможности прокомментировать некоторые упомянутые пункты.

— Что это? Отчет из американского Сената?

— Это стенограмма выступления Катерины Брешковской перед комиссией Сената.

— О господи…

— Вы ее знаете?

— Еще бы! Екатерина Константиновна — мой самый непримиримый критик.

— То есть вы считаете, что она будет предвзята?

— Разумеется. Тем интереснее сравнить наши взгляды.

Ну что же, начнем. Комиссия, сенаторы Юмс, Овермен, Нельсон, Стерлинг.

— Скажите, функционируют ли сейчас школы в какой-либо части России?

— В прошлом году были школы, но теперь они пусты. Учителя были выгнаны большевцами, а оставшимся нечего было делать, ибо им не доставало ни пособий, ни материалов, чтобы обучать детей. Отсутствовали даже книги. Мои учителя просили меня отправиться в Америку и горячо умолять вас доставить несколько миллионов книг нашим крестьянским детям, ибо у нас не было книг.

Вот Бабушка жжот!

— Герберт, у нас действительно не хватает пособий, чернил, карандашей и бумаги, но совсем по другой причине. Сейчас мы ведем массовое обучение грамоте, больше девяти миллионов человек. Естественно, для такого числа у нас пока нет материалов. Но строятся фабрики канцелярских принадлежностей, работают библиотеки, создана Единая Школа… Да вы прямо сейчас можете встать и по внутреннему коридору, не выходя на улицу, оказаться в школе — она работает в соседнем здании! У нас при каждом институте открыты факультеты для подготовки рабочих к поступлению, они переполнены!

Герберт быстро выводил закорючки в толстой тетради. Надо же, стенографией владеет. Ну что же, дальше…

— Когда вы оставили Россию, работали ли ещё какие-нибудь фабрики?

— Вы, вероятно, читали в ваших газетах и, наверное, узнали от собственных граждан из Красного Креста и Христианской ассоциации в России, что там нет ни одежды, ни пищи, ни товаров. Даже наши кооперативы ничего не продают крестьянам, потому что у нас теперь нет никакой промышленности. Фабрики разрушены; с другой стороны, отсутствует и ввоз, потому что у нас нет транспорта и нет железных дорог.

— Боюсь, сведения госпожи Брешковской устарели года на два, а то и на три. Да, у нас был период, когда из строя выбыло более четверти паровозов, но сейчас положение восстановлено и вы сами видели железную дорогу на пути из Петрограда.

— Да, она не производит впечатления стагнации и деградации.

— Вот план развития народного хозяйства, — я встал и снял с полки один из томиков плана. — Он на русском, но я надеюсь, вы сможете найти переводчика, если нет — дайте знать, я помогу. В плане перечислены работающие предприятия, которые подлежат модернизации и те, которые предстоит построить. Мы отмечаем также рост производительности сельского хозяйства, разного рода услуг и легкой промышленности. Создаются новые артели и даже частные производства…

Уэллс вскинул бровь.

— Частные? Они же национализированы?

— Только крупные предприятия и тяжелая промышленность. Легкая почти вся в руках прежних владельцев, но под рабочим контролем.

— И что, такая схема работает?

— Не буду скрывать, трения есть, — ну не рассказывать же гостю про КБС и злонамеренные банкротства, — но в основном, да, работает. Например, могу познакомить вас с известным текстильным магнатом, Саввой Морозовым, он сейчас во главе комиссии по реконструкции текстильной отрасли при Совете народного хозяйства.

— А как вы финансируете строительство новых заводов?

— Пока акционерными обществами, в них вступают те, кто нуждается в новой продукции, а государство вносит еще столько же. Уже действует станкостроительный консорциум, готовимся запустить металлургический и несколько других. На будущее планируем внутренний индустриальный заем.

Так, что там дальше…

— Все, кто служил нашим тиранам в России, — старый класс бюрократов, жандармы, все люди старого режима — стали большевцами и предприняли широкую кампанию в целях низвержении Временного правительства в России.

Тут уж я просто заржал, ну надо же! Это у нас сыщик Маршалк большевец или беспартийный Собко… Нет, мы многих на службу приняли, а некоторые, как Болдырев, даже и в Сюз Труда вступили, но какова трактовка!

— Временное правительство само поставило себя вне закона. Сперва объявлением республики, хотя обязано было дождаться решения Учредительного собрания, потом отказом от созыва оного в установленные сроки.

— Но вы же арестовали его!

— Да, по законному решению Учредительного собрания, принятого в присутствии послов, в том числе и английского, и никто по этому поводу нам никаких протестов не подавал.