Председатель

Дальше Брешковская (вот же говорящая фамилия, а?) заявила, что в в Сибири и по всей России уголовные преступники выпущены на свободу. Пришлось с руганью вставать и искать на полках сборники сводок НМВД, постановления об усилении борьбы с уголовной преступностью, кстати, с опорой на старые кадры сыскной полиции. У нас уйма строительных задач, вот там самое место осужденным и военнопленным, как польским, так и мятежникам. Пусть для начала достроят хотя бы Волховскую ГЭС.

Еще пара листов заключала рыдания Бабушки, о том как все в России ужасно.

— Знаете, что? Давайте-ка сделаем перерыв на ланч.

Обедали мы вечером, когда все мужчины — Митя, Иван, Терентий — возвращались с работы. Так что днем за столом доминировали женщины и дети, как раз вернувшиеся из школы. И Герберт, известный, кстати, бабник, только и успевал вертеться, так и не решив, на кого ему положить глаз — на Наташу или на Ольгу? Вот ей-богу, мне бы такие проблемы, а не всю эту политику.

К стенограмме мы вернулись в кабинете, перейдя после обеда на “ты”

— Я писала вашему посольству в России, что если бы вы оказали нам поддержку (в виде 50 000 хороших солдат вашей армии), большевики были бы свергнуты. Я не получила ответа.

— Ну, Герберт, это уже за гранью. При том, что ее собственная партия входила (и до сих пор входит) в правящую коалицию, она ввязалась в мятеж и требовала интервенции! Нет, это уже ни в какие рамки.

— Должен сказать идея интервенции бродила в некоторых умах, в основном, из-за того, что вы желаете мировой революции.

— Желаем. Но считаем, что всему свое время. Созрели условия — и рабочие взяли власть в России, Германии, Италии…

— А Польшу вы завоевали.

— Польша, если вы помните, напала первой. И наших войск сейчас там нету. Так что мы, вопреки некоторым горячим головам, не рвемся нести пламя революции всему миру, мы хотим упорядочить Россию. А вот кто хочет мировой революции — так это ваша буржуазия.

— Наша???

— Ну, судя по ее действиям, ничем иным подавление рабочего движения и международные авантюры кончится не могут. Сколько нам еще бодаться с Детердингом на Кавказе? У нас там вылавливают по несколько диверсантов каждый месяц.

— Детердинг это нечто особенное, с его взглядами и поддержкой правых.

— Ну, так он же такой не один… Что же касается мировой революции — мы перестраиваем Россию на своих внутренних принципах и никому их не навязываем. Если найдутся желающие последовать за нами на этом пути — добро пожаловать.

Разумеется, я не стал рассказывать Уэллсу о конспиративной сети практиков, о дублирующей ее Международной рабочей помощи (созданной вполне себе в Германии, и оперирующей из Берлина) и о прочем Месс-Менде. Незачем англичанам, даже фабианским социалистам, знать лишнее.

— Мы просим вас обо всём. Мы просим вас дать нам бумагу, дать нам ножницы, дать нам спички, дать нам одежду, дать нам кожу для сапог. Мы просим вас обо всём не потому, что мы так бедны, а потому, что все наши богатства скрыты в недрах земли. Промышленность и сельское хозяйство России разрушены. Там вообще нет никакой промышленности.

— Насчет того, что это беспардонное вранье, вы можете убедиться, просто пройдясь по магазинам. Торговля исправно функционирует, мы наращиваем оборот с нашими восточными соседями — Персией, Китаем и, разумеется, с европейскими Советами.

— Каковы чувства крестьян по отношению к большевистскому правительству?

— Они все против большевиков. Большевцы считают крестьянина буржуем, если у него есть корова, немного семян и картофеля. Только пролетариат, только те, которые ничего не имеют, могут бродить по России и грабить кого захотят.

— Большевцы, между прочим, всегда поддерживали сельские кооперативы, туда тоже можно съездить и посмотреть на то, как крестьяне работают в Советах и строят локальный социализм.

Дальше Бабушка гнала что большевцы обманывают и убивают всех, в особенности порядочных людей, что честные и интеллигентные люди в России истреблены. И даже не постеснялась заявить, что за голову Гучкова мы обещали сто тысяч рублей — при том, что арестованный нами Гучков после разбирательства был просто выслан из страны. И при том, что кровожадные большевцы выпустили в Данию царя со всем семейством.

Затем шел пассаж что все страны наводнены бывшими русскими, и что Истинные Революционные Эмигранты образовали ряд комитетов для помощи беженцам, которые спасаются из Совдепии совершенно раздетыми. Это при том, что эмиграция у нас преимущественно монархическая, то бишь минимальная. Ну и высылаемые вовсе не раздеты — едут с багажом и кое-каким имуществом.

— Думаете ли вы, что это правительство губит свободу русского народа?

— У нас уже нет свобод в России. Нет ни университетов, ни средних, ни низших школ.

— Я не знаю, Герберт, какой ей еще свободы надо. Действуют партии, даже буржуазные — те же кадеты. Проводятся свободные выборы, работают независимые суды. Почитайте наши газеты — там такая свобода слова, такая критика власти, что у вас бы за подобное разорили издание, а журналистов выгнали с работы или вообще посадили в кутузку. Возьмите нашу спайку советов, кооперативов и профсоюзов с практиками — и вы увидите подобие вашей же лейбористской партии, только гораздо более решительное.

Что там еще? “Я утверждаю далее, что большевики разрушили и раздробили Россию и развратили русский народ. Они напустили на народ всех преступников, которые были в тюрьмах и на свободе. Эти преступники теперь заодно с большевиками. У них нет ни одного Совета, в который бы входили честные люди. Они представляют собой отбросы русского народа”. В общем, такую личную неприязнь испытывает Бабушка, что кушать не может и несет откровенную пургу.

А я, будто больше заняться нечем, ее опровергаю.

Глава 22

Зима 1920-21

Президент Академии наук Лебедев умер в декабре — как сказала Наташа, морозы вообще опасное время для сердечников. Здоровье Петру Николаевичу до войны доктор Амслер, конечно, заметно подправил, да только потом война, уже каждый год в Европу не поездишь. Пришлось менять на Кисловодск, а там и труба пониже, и дым пожиже — в начале века в санаторно-курортной терапии лучше швейцарцев никто в мире, пожалуй, и не понимал.

После же окончания войны, выпихнуть Лебедева за границу вообще не стало никакой возможности — он так прирос к Физическому институту, что наотрез отказывался оставлять его без присмотра. Тем более, когда институт получил полное финансирование от государства и начал несколько новых проектов. Лебедев перетащил к себе Эренфеста и в Москве за последние годы сложилась неплохая физическая школа, на зависть питерской во главе с Иоффе.