Прекрасный белый снег

Глава восьмая

Жизнь Светкина, после того жуткого декабрьского вечера, сначала понемногу, как-то очень незаметно, а вскоре всё быстрее и быстрее, хотя и постепенно, но, Светка чувствовала это тонюсенькой своей, почти до ям истёртой кожей, день ото дня начала меняться, и кажется уже неотвратимо. Славный когда-то, щекастый мальчик из Светкиного детства, Коля с рынка, оставил в её душе неизгладимую кровоточащую рану, тёмную кривую колею, и вела та колея в новом каком-то, неизвестном ей доселе и страшном направлении. В ней же самой, казалось Светке, словно что-то надломилось, лопнула какая-то важная пружина в сложном механизме отношений с любимым человеком, и механизм этот, хотя ещё и не сломался окончательно, к тому был близок, работал с жутким скрипом и казалось, с минуты на минуту встанет навсегда.

Веньку она теперь совсем не понимала, отношения их ухудшались с пугающей Светку быстротой, у неё начиналась жуткая депрессия, он же, казалось, совсем того не замечал. Он с головой ушёл в свой очередной проект, с утра до вечера сидел на телефоне, стал неожиданно каким-то радостным, и в то же время злым и возбуждённым, и вскоре ей стало совершенно очевидно: проблемы её и беды Веньку просто не волнуют.

Совсем ещё недавно такие страстные, ночные а иногда и утренние их свидания в постели превратились вдруг в чудовищную пытку сексом, причём, Светка это видела, пытку обоюдную. Ни ей, и ни ему, теперь ей это было совершенно очевидно, секса никакого друг с другом больше не хотелось, в постели они стали холодны и равнодушны, как будто, скорее по привычке исполняли не очень нужный и далеко не самый важный для обоих, полузабытый какой-то ритуал.

А вскоре он и вовсе, стал убегать из дома по утрам не сказав с ней даже слова. Вставал, с какой-то дикой злобой, так что дрожали стены и потолок лупил мешок, включив погромче воду занимался, как ей казалось, недолгим самоудовлетворением под душем, тремя глотками выпивал на кухне чашку кофе, и с дежурным, ничего не означавшим поцелуем куда-то между ухом и щекой, вихрем уносился на свою новую работу. Возвращался же обычно поздно вечером, случалось и ближе к ночи, сидел подолгу в кухне над толстым, исписанным цифрами ежедневником, и бормоча под нос какие-то, ему одному известные финансовые заклятья, стучал без перерыва клавишами большого калькулятора.

Случалось, однако, он словно вспоминал о ней, произносил те самые, казалось бы давно забытые слова, и называл её своей любимой девочкой, родной душой и милым сердцем. И Светка тут же оттаивала в ответ, сложный механизм опять начинал работать и они вновь любили друг друга где придётся, где нелёгкая достанет: в ванной, на ковре, в прихожей, и даже на старом, почти разваливающемся под их сплетёнными телами деревянном стуле. Продолжались, однако, эти яростные вспышки теперь совсем недолго, бывали всё реже и короче.

Порой же ей казалось, что у её Вени кто-то появился, а может он шлялся по каким-то падшим девкам: всё чаще он являлся ночами, иногда уже под утро пьяным, странно возбуждённым, пропахшим табаком и алкоголем, а иногда и с лёгким запашком какой-то травки. В глазах его появилось нечто совершенно новое, пугающее Светку: злой какой-то и весёлый, играющий отблеском лёгких денег и большой наживы дикий блеск. Он прямо на глазах, казалось Светке, превращался в какую-то бездушную машину, заточенную только на две вещи: зарабатывание быстрых денег и получение удовольствия от жизни.

Когда же она задерживалась в городе сама, а иногда случалось и такое — сидеть вечерами в одиночестве Светка не любила, он даже ни о чём её не спрашивал, казалось ему это абсолютно безразлично. С одной стороны для неё это было даже хорошо, оправдываться, пряча глаза перед своим "любимым" Светке не хотелось, с другой же стороны, ей это представлялось немного странным и даже обидным в чём-то, порой у неё складывалось такое ощущение, что Веньке и правда всё равно, где она была и с кем проводит время. И Светка чувствовала: что-то должно произойти, рано или поздно гнойник прорвёт и вот тогда уже обоим мало не покажется.

Первый звонок, серьёзный, прозвенел на Катюхин день рождения, они сидели в клубе, всё происходило чинно и достойно, и никакого идиотского продолжения, тем более в их малюсенькой квартирке совсем не намечалось. И тем не менее, Веня её как-то умудрился: выпившей уже прилично имениннице наплёл каких-то баек о своей гитаре, расхвастался своим, так кстати и не законченным, музыкальным якобы образованием, и как итог веселье продолжилось у них. Потом её блюзмэн своим любимым Эпифоном перебудил весь дом, напился как последняя свинья и нагло таращился на Катьку. И Светка психанула, всё это, в том числе и Катя, лучшая подруга, вывело её из себя окончательно, она взяла Марусю и отправилась куда глаза глядят. Куда они в ту ночь глядели любимому рассказать Светка не могла, да он не очень-то и спрашивал: в очередной раз напился пива и ему, похоже, подробности были ни к чему.

Однако же, как бы ни показалось это странным, на этот раз опять как-то проскочило: совесть Венька, похоже, пропил не окончательно. Домой на следующий вечер он заявился трезвым, не в десять как обычно, а засветло, с цветами. Сделал виноватые глаза, потом счастливо, по-детски как когда-то улыбнулся и попросил закрыть глаза...

Это оказался телефон, классный мобильный телефон, маленький, легко умещающийся в ладони блестящий Sony, с отличной камерой и огромным, почти в полкорпуса цветным дисплеем. Ничего подобного Светке в жизни не дарили...

Потом они вместе плакали, и обнимались и прощали, и оба чувствовали свою вину и так хотелось поскорей её загладить, и это была та самая, возможно уже последняя их вспышка. Обнявшись, они упали прямо на ковёр, в комнате у телевизора, она что-то кричала и стонала, и слёзы лились из глаз от счастья и от боли, и Венька тоже, и стонал и тоже плакал. Потом они перебрались на кровать, и продолжалось это долго, они любили друг друга вновь и вновь, как и когда-то, в прошлой жизни. А вскоре уже, примерно через месяц, она узнала что беременна. Веньке она пока решила не рассказывать: боялась вспугнуть неожиданное счастье. Да и к тому же... Не зря ведь говорят: сомненья гложут... И наша Светка, тоже кое в чём немного сомневалась. Были у неё на этот счёт некоторые сомнения...

Однажды утром, часов в одиннадцать наверное, уже наступила осень, подходил к концу сентябрь, раздался вдруг звонок из кухни: кто-то звонил на домашний телефон. Венька к тому времени давно уехал на работу, а Светка всё потягивалась в постели. Она прислушивалась к новым, совсем ещё тихим и неясным ощущениям внутри себя, к тому же ей, как и обычно, хотелось ещё немного поваляться. Положив под голову две взбитые подушки, одним глазом глядя в телевизор она поглаживала и ощупывала свой, плоский ещё почти живот. "Вроде пока и не заметно, — думала она", потом поворачивалась набок и ощупывала снова, после на другой, и вновь ложилась на спину. "Кто же там, мальчик или девочка?" — самой себе мечтательно улыбалась Светка. И ей казалось отчего-то, что это мальчик, будущий её мальчишка с такими же белыми как и у неё самой мягкими волосиками и детскими пухлыми губами. "Пора наверное, — размышляла она тихо, — и Веньке признаваться. Скрывать это скоро будет невозможно, да и вообще, неплохо бы и молодому отцу узнать наконец, что он уже почти папаша."

Она поглаживала своего ребёночка, где-то там, внутри, молча улыбалась и представляла, что они назовут сына Ваней, потом ей казалось, что Ваня звучит как-то не очень современно: "Ну что это такое, — казалось ей: — Иван? Почему именно Иван? Остаётся только добавить — Дурак, для полного комплекта, и всё будет ясно окончательно. Нет, Иван, пожалуй не подходит." Тогда она подумала, пусть лучше это будет Саша. Имя это ей нравилось, положительно, да и полное Александр, казалось ей, звучит весьма внушительно, очень весомо и почти торжественно. Ей сразу вспомнились Александр Македонский, Аленкандр Первый, Александр Сергеевич Пушкин. Припомнив, однако, Пушкина, она сразу задумалась об отчестве: "Александр Вениаминович. Нет, так, пожалуй, не звучит. Язык сломаешь, слишком уж длинно и витиевато. Да и к тому же, Саша — тоже наверное слишком просто. Саш этих теперь, — казалось ей, — столько... Хоть пруд пруди... Сегодня чуть не каждый третий — Саша. Она лежала, и словно перекатывая гальку на пустынном тихом пляже, перебирала знакомые мужские имена. "А может быть Максим, — мелькнуло в голове у Светки, — и имя довольно редкое, и с отчеством звучит отлично. "Максим Вениаминович", — вслух произнесла она. — Да, действительно звучит."